Николай Жданов - Новое море

• Название: Новое море
• Автор: Николай Жданов
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Книги
• Год: 1954

---

- Соскучился? - тихо спросила Настя и стала гладить стриженый его затылок.

От переправы ехали с зажженными фарами. Качающиеся зеленые лучи выхватывали из темноты то кусок дороги с жесткой травой на обочине, то встречную машину.

Все молчали, должно быть утомленные пережитым. Одна только Фатима оживленно рассказывала Насте про какую-то свою подругу из драмкружка.

- Ой, с Клавкой умора! - говорила она. - Хочет донну Анну играть. Павел Иванович говорит: «Донна Анна должна быть стройной, изящной, красивой. А у вас, говорит, грации нет…» Знаешь, как обиделась? К комсоргу пошла. Разгорячилась, глаза прямо так и горят. Ну, Филимонов, комсорг наш, ей и говорит: «Он, наверно, не видел, как ты работаешь! В тебе, говорит, грации на пятерых хватит. Поди, говорит, к Павлу Ивановичу и скажи, что комсомольская организация считает тебя красивой». - Фатима звонко засмеялась: - Надо же как!

Настя засмеялась тоже.

С дороги был виден большой щит со светящейся надписью.

«Мир будет сохранен и упрочен, если народы…» - читал Пташка, но машина пронеслась мимо, и он не успел дочитать все. Оглядываясь, он видел только слова, написанные особенно крупными буквами: «Мир будет…» И долго еще, пока машина шла по шоссе, горели вдали, над ночной степью, эти светящиеся слова: «Мир будет…»

Он, должно быть, уснул, потому что очнулся, когда Настя уже вела его от машины к крыльцу.

Дома им с Севой все-таки пришлось умыться. Есть Пташка совсем не хотел - он чувствовал горячащую дрожь в спине и желание поскорее лечь. Но Севина мама, Глафира Алексеевна, стала всех усаживать за стол, говоря, что у нее давно уже готов ужин и никого нет и она совсем заждалась.

Вовы не было - он, вероятно, уже спал.

Только уселись, как пришел Севин папа - багермейстер Стафеев.

- Говорят, такого ливня сто лет не было, - сказал он, вешая на гвоздь свою фуражку.

- А ты все грызешь бережок, и хоть бы тебе что! - шутя заметила жена.

- Как же иначе! - довольно усмехнулся Стафеев. - Обязательство надо же выполнять. А то что получается: стихийное бедствие:

И ничуть не виноваты,

И деревня не взята!

- Сарафанов не приходил? - спросил он.

- Приходил, да опять ушел: к нему отец приехал с Урала, - сказала Глафира Алексеевна.

«Сарафанов… Кто же это такой? - думал Пташка, борясь с охватившей его дремой. - Ах, да ведь это дедушка еще там в степи говорил, что едет к своему сыну, Сарафанову! Как же так?»

- Чудной такой! - продолжала между тем Севина мама. - Утром тут был; чаем его угощала по-соседски. Говорит: сыну остепениться пора, а это, дескать, дело серьезное! - Она лукаво посмотрела на Настю. - Тобой все интересовался.

- Полно вам, Глафира Алексеевна, - сказала Настя краснея. - Пойдем, я тебя спать уложу - спишь за столом, - обратилась она к Пташке.

Она повела Пташку в свою комнату, помогла ему раздеться и уложила на диванчик, затем укрыла простыней, одеялом и потрогала рукой лоб.

- Что это с тобой такое? - тревожно спросила она.

Пташка не ответил. Едва коснувшись головой подушки, он закрыл глаза. И тотчас ему показалось, что гудящий теплый поток подхватил его и, качая, несет куда-то.

БОЛЕЗНЬ

Ночь была длинная. Было очень жарко, и Пташке казалось, что надо было спешить, потому что в такую жару там, в степи, на могиле, могут завянуть цветы.

Но кто- то пришел и мягко, но настойчиво говорил ему:

- Привстань, маленький, повернись!

Пташка привставал и повертывался, щурясь от яркого электрического света.

«Я, наверно, болен, - догадался он, - поэтому меня и называют маленьким».

Он открыл глаза. Перед ним стояла женщина в белом халате, за ней у стены Пташка увидел встревоженного дядю Федю и бледную, утомленную Настю, внимательно смотревших на него.

- Покажи язык. Ну-с, - говорила женщина.

Потом запахло скипидаром, кто-то, должно быть Настя, долго ловкими, быстрыми руками растирал ему спину и грудь.

Пташка снова уснул.

Ему казалось, что он в синем комбинезоне (как у Полыхаева) сидит в кожаном кресле, близ широкого окна, в светлой кабине экскаватора. Кабина плывет над степью, а он легко переводит рукой рычаги, и огромный ковш то низвергается в забой, то плавно летит по воздуху к вершине холма.

«Приготовиться к шаганию! Выброс!» - командовал Пташка.

… Он проснулся опять. Ему было как-то особенно хорошо и спокойно. Сначала он не понял, почему это так. Но потом увидел, что рядом с ним, у самого его диванчика, сидит Настя.

Он сразу счастливо улыбнулся, и Настя улыбнулась тоже.

Ее грустные ласковые глаза придвинулись к нему совсем близко.

- Ну что, Пташечка моя? Болит что-нибудь?

- Ничего не болит, - сказал Пташка. И вдруг он вспомнил: - Цветы мы полили там, в степи, они теперь не завянут. Тебе дядя Федя не говорил еще?

- Говорил, он мне про все говорил, - сказала Настя и порывисто обняла Пташку.

Он уснул опять. А когда проснулся, на улице уже давно был день. Дверь на террасу была открыта, и видны были белые пухлые облака, плывущие по голубому небу. На ступеньках, спиной к нему, сидели Настя и дядя Федя и, глядя в степь, о чем-то разговаривали.

- Ты заметил, что когда думаешь о будущем, - тихо говорила Настя, - то обязательно представляешь себе светлый, солнечный день, вот такое же небо, сверкающую реку, или что-нибудь в этом роде. Но ведь и при коммунизме будут серые, холодные дни; еще будут, вероятно, вот такие неуютные пустыри и останутся еще болезни и несчастья. Но обо всем этом почему-то забываешь, правда?

- Потому и забываешь, - мягко говорил дядя Федя, - что люди тогда станут жить иначе, меньше будет болезней и несчастий. И неуютных пустырей станет с каждым годом меньше. Вот на этом пустыре уже нынче осенью будет парк, а в лощине - водоем. Не сразу, но лет через пять здесь наверняка будет замечательно. И, главное, все это создается нашими руками!

Дядя Федя встал и несколько раз прошелся по террасе.

- Закрой дверь, а то его разбудишь, - сказала Настя. Дверь закрылась, и Пташка больше не слышал их разговоров.

Он задремал, сквозь дрему к нему доносилась с террасы песня, которую пел дядя Федя. Голос у него был густой, полный такого чувства, что Пташка невольно прислушался.

Ти не лякайся, що ниженьки 6 oci

Змочишь в холодну росу,

Я тебе, в i рная, аж до хатиноньки

Сам на руках в i днесу…

Пташка понимал, что эта песня предназначалась не ему. Но и ему, Пташке, стало хорошо от нее, как от самой хорошей думы.

Дрема прошла, и Пташка почувствовал голод.

Он уперся локтями о подушку и приподнялся.

Дверь с террасы отворилась, вошла Настя.

На ней было светлосерое платье со множеством ровных, хорошо разглаженных складок. Она показалась Пташке такой красивой, какой он еще никогда не видел ее.

- Ну что, Пташка? - спросила она. - Как?

- Я есть хочу, - сказал Пташка.

СЛАВА

Пташка, лежа на диване и упираясь спиной в подушку, ел манную кашу с черничным киселем, который приготовила ему из сухих ягод Севина мама, Глафира Алексеевна. Сева сидел рядом на стуле, а около него стоял маленький Вовка и удивленно, немного испуганно смотрел на Пташку.

- Я знаю, тебя простуда схватила, правда? Как она тебя схватила? - спросил он.

- Вот так взяла, да как цапнет! - сказал вместо Пташки Сева и схватил маленького братишку в охапку.

В это время в дверях появился дед - праздничный, причесанный, чистый. Вот кого Пташка никак не ожидал увидеть!

- Этот самый, - сказал между тем дед, глядя на Пташку. - Ты как же сюда поспел, пострел? - спросил он.

- Я тут живу, - сказал Пташка. - А вы, дедушка, как? Нашли вы своего сына - Сарафанова?

Дед довольно ухмыльнулся.

- Вот он, мой сын, Сарафанов, - сказал он, показывая на дядю Федю, только что появившегося в дверях террасы.

Пташка даже привскочил от удивления.

- Правда? - воскликнул он, во все глаза глядя на дядю Федю. - Так это разве вы Сарафанов?

- А то как же, - улыбаясь, сказал дядя Федя. - Конечно, я! Вы что же, вместе добирались, а до сих пор разобраться не могли?

Пташка смущенно посмотрел на деда. Тот с виноватым видом почесывал в затылке.

- Ведь я тебе и карточку в газете показывал! - сказал он Пташке с укором.

- Показывали, - признался Пташка, - только я не узнал.

Дядя Федя засмеялся.

- Это верно, ты не виноват, - сказал он. - Там меня уж очень пригладили, я и сам-то с трудом догадался, что это я.

Пташка все еще смотрел на него с недоумением, как бы что-то соображая.

- Дядя Федя, - сказал он наконец, - так неужели это вас дедушка крапивой порол?

Все засмеялись, а дядя Федя потрепал Пташку по волосам и сказал:

- Всякое, брат, бывает.

- А где же Туман? - вспомнил Пташка.

- И Туман здесь, - сказал дед. - Где же ему быть?

Он тихо свистнул, и в комнату тотчас вбежал Туман.