Даниил Хармс - Дневниковые записи

• Название: Дневниковые записи
• Автор: Даниил Хармс
• Жанр: Прочая документальная литература

По книге «Горло бредит бритвою», журнал «Глагол» 4, 1991. Составление и комментарии А. Кобринского и А. Устинова.

Дополнения по книге «Д. Хармс. Сочинения в 2-х тт.», АО «Виктори», М. 1994. Том 2-й. (составители не указаны). — С. В.

---

Я проводил его до площади и пошел к Бобе. С Бобой ходили к трубочному мастеру Диментьеву. У Бобы сломалась трубка. Мастер закрыл свою мастерскую и работает на заводе. Но у нас как у старых клиентов он взялся за три рубля починить трубку.

Боба зашел ко мне. Потом я пошел к Маршаку. Маршак был усталый, я ленивый, и стихи читались вяло. В 10 часов я уже вернулся домой.

С давних времен я люблю помечтать: рисовать себе квартиры и обставлять их. Я рисую другой раз особняки на 80 комнат, а в другой раз мне нравятся квартиры в 2 комнаты. Сегодня мне хочется иметь такую квартиру.

Это время я ничего не пишу и не читаю. Калоши у меня сносились. Сапоги почти тоже. Денег нет. Сегодня приезжала Машенька,[134] привезла мне рыбьего жира и 25 руб. денег. Я ложусь поздно спать. Сейчас уже без четверти два.

***

Суббота, 26 ноября

Повесил у себя в комнате икону Иверской Божьей Матери.

Сегодня решил сидеть дома и никуда не выходить. Позвонил Эстер. Она сказала, что я хорошо сделают. Но надежд не подает.

Пришел ко мне Вейсенберг.[135] Потом пришли Боба и Игорь. Вечером звонила Эстер и спрашивала телефон Юдиной.[136] Звонила сестра Эрбштейна,[137] ей нужно повидать Александра Ивановича. Звонила Татьяна Николаевна и спрашивала телефон Ивана Ивановича. Игорь и Боба сидели у меня до часу ночи. Я на ночь читал «Капитана Трафальгара».[138]

***

Воскресенье, 27 ноября.

С утра позвонил Алисе Ивановне. Вечером она собирается на концерт в Филармонию, будет моцартовский Реквием.[139] Я хочу тоже пойти. Звонил мне Ираклий.[140] Позвонила и Эстер. Она всю ночь была на вечеринке. Со мной говорила как по обязанности. Ей неинтересно встречаться со мной. О встрече она ни слова. Я тоже молчал.

Звонила Татьяна Николаевна, и я сговорился с ней, что буду в Филармонии в 8 ½ часов. Я разгладил свой поношенный костюмчик, надел стоячий крахмальный воротничок и вообще оделся как мог лучше. Хорошо не получилось, но все же до некоторой степени прилично. Сапоги, правда, чересчур плохи, да к тому же и шнурки рваные и связанные узелочками. Одним словом, оделся как мог и пошел в Филармонию.

В вестибюле встретил Порет с Кондратьевым и Глебову. У Ивана Ивановича просить билет у меня все равно духу не хватит, и я встал к кассе. Надо купить билет не только себе, но и Глебовой. Самые дешевые оказались за восемь рублей, и я их купил.

Я очень застенчив. И благодаря плохому костюму, и все-таки непривычке бывать в обществе, я чувствовал себя очень стесненным. Уж не знаю, как я выглядел со стороны. Во всяком случае, старался держаться как можно лучше. Мы ходили по фойе и рассматривали фотографии. Я старался говорить самые простые и легкие мысли, самым простым тоном, чтобы не казалось, что я острю. Но мысли получались либо скучные, либо просто глупые и даже, мне казалось, неуместные и, порой, грубоватые. Как я ни старался, но некоторые веши я произносил с чересчур многозначительным лицом. Я был собой недоволен. А в зеркале я увидел, как под затылком оттопырился у меня пиджак. Я был рад поскорее сесть на места.

Я сидел рядом с Глебовой, а Порет с Кондратьевым сидели в другом месте.

Я хотел сесть в светскую, непринужденную позу, но, по-моему, из этого тоже ничего не вышло. Мне казалось, что я похож на солдата, который сидит перед уличным фотографом.

Концерт мне не понравился. Т. е. выше и лучше «Реквиема» я ничего не знаю, и Климовская капелла всегда была поразительна, но на сей раз хор был явно мал. И «Реквием» не звучал, как нужно.

В антракте видел Житкова с супругой, видел Frau Renè, разговаривал с Иваном Ивановичем, но говорил не находчиво и не умно. Какой я стал неловкий.

После концерта подошел к нам Исаак Александрович Браудо.[141] На этом основании я не поехал провожать Глебову.

Я поехал к Липавскому. где должны были быть Введенский и Олейников. Но Олейникова не было, а Введенский был с Анной Семеновной.[142]

Вот за столом у Липавского я чувствовал себя вполне свободным и непринужденным. Но, по-моему, я и тут пересолил и чересчур размахался. Впрочем, не знаю.

Я напросился ночевать у Липавского. Тамара Александровна перешла спать в столовую и целую ночь не спала.

***

Понедельник, 28 ноября

Сегодня Александр Иванович едет в Борисоглебск. От Липавского я пошел прямо к Александру Ивановичу. Я был с ним на рынке, где он покупал себе почки. Приду к Александру Ивановичу с рынка, я обнаружил, что пропала моя старая трубка. Кто поймет, что значит потерять трубку! По счастью, оказалось, что она у Тамары Александровны. Я провожал Александра Ивановича. На вокзал с нами поехали обе Евгении Ивановны.[143] Туда же должна была прийти Анна Семеновна и сестра Эрбштейна. За полчаса до отхода поезда Евгении Ивановны ушли. Мь остались с Александром Ивановичем вдвоем. И вот его Нюрочка не пришла. Я видел, как его это опечалило. Он уехал очень расстроенный. Потом Нюрочка звонила мне и спрашивала, как уехал Александр Иванович. Нюрочка похожа своим поведением на Эстер.

Я лежал и читал «Der gute Ton». Было уже почти 9 часов. Вдруг позвонила Эстер. Эти дни она очень весело проводила время: все ходила по гостям. А сегодня гости у них, ибо 35-летие свадьбы Ольги Григорьевны и Александра Ивановича.[144] Эстер просит меня приехать. Что я ни говорю, она все-таки настаивает на своем. И я еду.

***

В столовой сидит много народа. Тут и Кибальчич,[145] и Яхонтов,[146] и Марсель, и какие-то дамы, и какие-то еще люди. Эстер налила мне рюмку ликера. Я сидел совершенно красный, и у меня горели уши. У Эстер очень истасканный и развязный вид. Она говорит, взвизгивает, хохочет или вдруг слушает с раскрытым ртом, и тогда она становится похожей на старую еврейку. Этого раньше не было. Но я люблю ее. Несколько раз Эстер взглядывает на меня и каждый раз все менее и менее приветливо. Яхонтов встает и читает стихи. Он читает Державина. Читает очень плохо, но декламаторски и культурно. Потом читает Пушкина. Всем очень нравится.[147]

Эстер хлопает в ладоши и говорит: «Ах, какая прелесть!» Потом Яхонтов уходит.

Когда Wiktor Кибальчича спрашивают, как понравился ему Яхонтов, он говорит, что у Яхонтова своя манера читки, и ему хотелось бы послушать его целый вечер. Эстер говорит: «Я в него влюблена». Wiktor говорит: «О, это очень просто, для этого не надо читать Пушкина».

Тогда Эстер говорит: «Я влюблена не в него, а в его читку. Я влюблена в Пушкина».

Тогда Wiktor говорит: «О! Я был в Москве и видел Пушкина. Трудно, чтобы он ответил на любовь». (Wiktor говорит о памятнике). Так Wiktor острил целый вечер и именно так, как я больше всего боялся сделать вчера, в фойе Филармонии.

Я сидел красный и неуклюжий и почти ничего не мог сказать. Все, что я говорил, было поразительно неинтересно. Я видел, как Эстер презирала меня.

Я сказал Эстер: «Эстерочка, я потерял свою трубку».

Она переспросила: «Что? Трубку?» — и потом заговорила о чем-то другом с Наталией Александровной.[148]

Наконец, гости собрались уходить. Я нарочно переждал всех. Марсель сыграл мне что-то на рояле. Я простился и пошел. Эстер проводила меня до двери. У нее было очень неприятное лицо: чем-то озабоченное, не касающимся меня, а по отношению ко мне — недовольное. Я ничего не сказал ей. Она тоже. Мы только сказали: до свиданья. Я поцеловал ей руку. Она захлопнула дверь.

«Боже! — сказал я тогда. — Какая у нее блядская рожа!»

Я сказал очень грубо. Но я люблю ее.

Я зашел на 10 минут к Жуковскому[149] и пошел пешком по Невскому домой. Придя домой, я записал все это.

3 часа 10 минут ночи.

***

Вторник, 29 ноября

Утром ходил с Бобой в горком, но ничего не добился. Видел Пантелеева и Заболоцкого.

Потом вернулся домой. Звонила Порет. Я должен был идти к ним, но потом все переменилось. Я пригласил Порет к себе. Лежал на кушетке и читал «Капитана Трафальгара». Половину двенадцатого пришла Алиса Ивановна. У меня была кетовая икра и севрюга. Это было очень кстати. Пили чай. Алиса Ивановна была у меня до 2-х часов ночи. Потом я провожал ее домой. У кинематографа «Две маски» мы остановились и решили завтра идти на фильм «Зеленый переулок».[150] Домой я пришел часа в 4. Весь день не J.

***

Среда, 30 ноября

Проснулся поздно, так, в час. Позвонил Алисе Ивановне. решили идти в кинематограф. Она должна была позвонить мне в 4. Зашел ко мне Гейне[151] и скоро ушел. В 4 звонила Алиса Ивановна. Решили идти на 6-часовой сеанс. Я предложил приехать раньше и привезти оставшуюся рыбу. Алиса Ивановна просила приехать сразу. Я сразу и приехал. У нее и обедал. Потом Алиса Ивановна рисовала, а я сидел и ничего не делал. Мы пропустили несколько сеансов, ибо решили идти с Петром Павловичем Снабковым, и ждали, когда он освободится. Пошли на сеанс 10.40 и купили 3 билета. До начала осталось больше часа. И мы решили ехать ко мне, и, что найдем, поесть. Так и сделали. Потом звонили Снабкову, но там никто не подходил. Алиса Ивановна позвонила домой и предложила Татьяне Николаевне пойти с нами. И мы пошли в кинематограф. Я сидел рядом с Алисой Ивановной. Потом еще пошли к ним пить чай. Некоторое время я был наедине с Татьяной Николаевной, смотрел ее картины. Потом пили чай. Ушел от них в 1 ½ ночи. На трамвай все же попал у Царскосельского вокзала.