А. Веста - Язычник

• Название: Язычник
• Автор: А. Веста
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-0029

Что происходит в Куршавеле на тайных мистериях для посвященных? Кто ежегодно режиссирует древний культ, стремясь овладеть историей и человечеством? Какие пророчества стремятся исполнить сильные мира сего?

Когда студент-медик начал изучать древние тексты и секретные науки, он и представить не мог, куда заведет его этот путь. Он был осужден за ритуальное убийство любимой девушки, которого не совершал. Он чудом уцелел после побега из северной колонии. Он знает алхимию и демонологию, искусство русских знахарей и северных шаманов. Он начинает собственное расследование, не замечая, что за ним внимательно следят таинственные претенденты на мировое господство. Ему предстоит новая жестокая схватка, потому что все пророчества сбываются, иногда неожиданным образом…

---

До вечера я отъедался и перелистывал кипы старых газет, валявшихся за диваном. Для меня они были новыми. Странно, но в мире ничего не изменилось за время моего вынужденного отсутствия. Все же самые важные мистерии разворачиваются в нашей глубоколичной вселенной. А огненное ядро этой вселенной: миг зачатия, обретение души и рождение — находятся вообще за гранью памяти и сознания. Потому-то полжизни мы растерянно озираемся вокруг, мучительно вспоминая, как и зачем попали сюда, а мир лишь обтекает нас, создает иллюзию движения, хотя на самом деле и он неподвижен и стоит на китах. Я сам видел: на китах…

Ляга явился в полдень, обрадованный.

— Вот что, Бледный Лис, тебе вновь придется исчезнуть. На этот раз ненадолго. Поживи-ка ты, дружок, на моей дачке в Комарово. Волны, дюны и суровое очарование одиночества гарантирую. А через две недели я отвезу тебя к Вараксину. А уж там, сам знаешь, понравишься его управляющему, сразу просись в садовники или в грумы, а не понравишься — извини.

— Выгоняешь?

— Да пойми же, завтра жена приезжает. Черт… уже сегодня! Зачем тебе лишние свидетели? А, вот, чуть не забыл, тут деньги тебе, рубли и доллары…

— Знаешь, Ляга, я лучше поеду в Бережки, там и поживу.

— Ты что, охренел — туда соваться!

— Ничего, как-нибудь обойдется. А ровно через две недели, с утреца, ты приедешь за мной на станцию и отвезешь на смотрины. Подбрось-ка меня к вокзалу, на первую электричку.

Глава 2 Падение Икара

Однажды охотник из рода Пай-я сорвался с береговой скалы, падая, он сшиб гнездо чайки-найяка. Одно яйцо скатилось к нему за пазуху. Каково же было удивление людей, когда из рукава его малицы выпал оперившийся птенец. Если, падая, яйцо не разбилось, если из рукава вышел птенец или нашлось давно потерянное, это добрые знаки от духов воздуха.

Из рассказов Оэлена

Так я вновь очутился в краях, где не был много лет и где наверняка никто уже не помнит моего лица. Погода испортилась. Серое небо осыпало дождем. От станции до Бережков уже давно не ходили автобусы, и я, как герой Бунина или Чехова, возвращался к берегам своей юности на подводе. Возница, черный, испитой мужичонка, настороженно косился в мою сторону.

Мимо нас в пелене дождя проплыла полуразрушенная церковка. Я попросил его остановиться и побежал в темнеющий провал.

— Почто в церкву-то? Сел бы под телегу… — буркнул мне вслед возница.

В прорехи крыши хлестал ливень. Капли выбили в кирпичной кладке пола чашечки-озерца, и в них звонко плясал дождь.

Вот Он — на западной стене, угрюмо смотрит из сумрака. Не осыпался, не смыло бурями, не испакостили люди. Мы были здесь с ней в такой же дождь. Но я не помню смрадного запустения. А может быть, просто рядом была она?

* * *

Это было десять лет назад. Мне было девятнадцать, а ей семнадцать лет. Я закончил два курса медицинского и для важности носил на носу старомодные круглые очечки.

— Дим-Дим, смотри — волк, а тело человека… Так рисовали египтяне. Кто это?

Она тащила меня к западной стене храма, где на облупившейся фреске красовался черный зверь, облаченный в алый плащ. Я протер запотевшие очки: царственная порфира и золотистый нимб вокруг длинной зубастой пасти не оставляли сомнения, что это не последнего ранга святой. На западных стенах православных церквей обычно пишется Судный день, сцены наказания грешников и услаждения праведников, но в нашем храме, по таинственной логике устроителей, был нарисован черный киноцефал.

— «Я встретил го-олову гиены на стройных девичьих плечах…» — завыл я, бросился на нее со спины и схватил за плечи.

— Отстань, глупый врачишка! Только и умеешь, что коверкать Гумилева. А это, между прочим, мой любимый поэт…

— А меня ты любишь?

— Еще не знаю… Я люблю волков и собак с волчьей кровью. Овчарки — это почти волки. Если это волчий святой, то я буду ему молиться…

— Проси, о прекрасная! Я готов исполнить любое твое желание!

Голос мой прозвучал неожиданно громко, с троекратным раскатистым эхом; должно быть, на крыше вибрировал оторванный лист жести.

— Я хочу… нет, тебе лучше не знать об этом.

Закрыв глаза, она поверяла свое желание кому-то доброму и всесильному, кто в этот миг смотрел на нее сквозь дырявый церковный купол.

Тогда я был уверен, что хорошо знаю каждую струнку ее бесхитростной натуры, поэтому ей никогда не удавалось меня обмануть. Я знал, что у нее в семье трудности. То ли кто-то болел неизлечимо, то ли висел крупный неоплаченный долг. Я не вникал, полагая, что к моей любви это не имеет отношения. Я был уверен, что успех и мировая слава уже ожидают меня за ближайшим поворотом, я даже слышал их нетерпеливое ржание и перестук копыт, и тогда, если понадобится, я осчастливлю всех ее родичей. Но я и представить не мог всю смелость и необузданность ее желаний.

Это была блаженная пора ссор и сладостных примирений. Ее душа, живая, непокорная, подвижная, как ветер, корнями уходила в непроглядное язычество, даже в старинной церкви она ухитрилась отыскать святого волка. Грозы, ливни, снега и ураганы были для нее близкими, разумными существами. Она разговаривала со стихиями, дарила подарки, иногда ссорилась, иногда благодарила, то есть состояла с ними в каких-то волнующе-любовных отношениях. Ее пляски под дождем, луной и ветром были дики и пластичны, а водопад волос исполнял свой собственный танец. Это был особый вид молитвы, вернее, волшбы, и смотреть со стороны на ее танец-полет было губительно и даже страшно. Она увлекала за собой в забытую глубь. Так танцевали весталки вокруг своих негасимых костров и нагие Летающие Девы в языческих чащах.

— В старину тебя обязательно сожгли бы на костре за твои ведьмачьи уловки… — сказал я, чтобы подразнить в ней грациозного и опасного тигренка.

— Как Жанну д’Арк? — восхитилась она. — После казни палач нашел ее сердце; его не тронул огонь…

Для провинциальной простушки она была довольно начитанна, но избирала себе странных кумиров. Так, «кровавый» Жиль де Ре, маршал Франции, оказался у нее на почетном месте.

— Барон Жиль дружил с Жанной, он был ее верным рыцарем, он сражался рядом с нею и сопровождал ее, как почетная свита, на коронацию в Реймс… Когда король предал Жанну, он отказался служить ему… потому что навсегда разуверился в справедливости, — торопливо пересказывала она содержание какой-то сомнительной книжонки.

— Твой барон прославился, как Синяя Борода. Он сгубил две сотни невинных младенцев, не считая семи законных жен… — я уже успел приревновать ее к злодею Жилю, о котором она говорила так мечтательно.

— Нет, это неправда! У Жиля не было синей бороды, а была чудесная русая и вовсе не семь жен, а всего одна, и жили они в мире и согласии. Молчи, не перебивай! Против него действительно свидетельствовали матери пропавших в разные годы детей. Но никто не доказал, что их убил Жиль!

— Из тебя мог бы получиться прекрасный адвокат. А уж как бы пошла тебе шапочка с кисточкой, только мантию следовало бы укоротить! Тебе бы больше верили, и самый закоренелый злодей был бы прощен и оправдан…

— Понимаешь, он был, конечно, не ангел… но в самом страшном его заставили сознаться под пытками… Его истязали. Но и этого королевским судьям показалось мало. Они все еще были уверены, что он что-то скрывает. Его вновь решили подвергнуть пыткам, и тогда Жиль крикнул в лицо своим мучителям: «Разве я не возвел на себя таких преступлений, которых хватило бы, чтобы осудить на смерть две тысячи человек?»

— Но ведь дыма без огня не бывает.

— Дым — это слухи, — наморщив лоб, со смешной серьезностью говорила она, — а огонь — зависть и страх. Он был слишком богат и независим. Он был богаче короля, и именно на его деньги содержалось в то время ополчение, так что, скорее всего, ему просто не хотели вернуть долг и оклеветали! Правда, Жиль занимался алхимией и искал философский камень, ну и что ж? Его тогда все искали… Какой сегодня день?

— Четверг, тридцатое мая…

— Вот раззява! Чуть не забыла, — она шлепнула себя по лбу, — сегодня же день Святой Жанны, ее сожгли в этот день…

Ее глаза потемнели от мелькнувшего в глубине памяти видения. Простодушное лукавство исчезло.

Я обнял ее, закрывая от мокрого сквозного ветра, согрел, чувствуя ее всю, горячую, волнующе доступную, под холодным облипшим платьем. Мы были все еще девственны, я все настойчивей домогался ее и уже завоевал право целовать ее в губы, когда мне заблагорассудится. Но всякий раз она отталкивала мою руку и даже кусалась, когда я пытался коснуться ее груди. В тот раз она вцепилась в мои ледяные пальцы и сдернула их с тугого, напряженного холмика, проснувшегося под моей ладонью. Со всей пробуждающейся мужской интуицией я понимал, что эти дивные, чувствительные бугорки — мои тайные союзники: они радостно вздрагивали и твердели, когда мне удавалось, хоть ненадолго, прикоснуться к ним. Но хозяйка их была зла и неумолима. В отместку я почти насильно раздвинул поцелуем ее обветренные губы.