Евгений Федоров - Большая судьба

• Название: Большая судьба
• Автор: Евгений Федоров
• Жанр: История

---

Вот шпажные клинки, но какие они бедные и жалкие по сравнению с древними булатами! Откуда они? Павел Петрович вгляделся и узнал работу золингенских мастеров. По всей вероятности, клинки были вывезены из Золингена и украшены позолотой здесь, в Златоусте. Рядом два охотничьих ножа с позолотой немецких мастеров братьев Шааф. Сколько разговоров о сих мастерах! Однако искусство их бледно и скудно.

Аносов разочарованно сидел над золингенскими клинками и с обидой думал: "Но где же клинки наших русских мастеров?". Их в кабинете начальника не хранили.

С горькими думами Павел Петрович вновь обратился к древним восточным булатам и стал внимательно исследовать сплавы.

Давно над горами легла темная ночь. На заводской каланче часы пробили полночь. Склонясь над булатами, Аносов при мерцании высоких свечей разглядывал их в увеличительное стекло, травил кислотами.

По заснеженному двору прошел сторож с колотушкой. Поглядывая на освещенное окно, он вздохнул и сказал ласково:

- Всё сидит, неугомонный! Ах, Павел Петрович, родной ты наш, разве справишься против злой хмары!

Всё на фабрике находилось в руках немцев. Они захватили в свои руки литье стали, ковку и полировку клинков, выработку ножен, литье эфесов и особенно прочно засели в украшенном цехе, считая себя лучшими позолотчиками-граверами. Все они были приглашены для обучения русских мастеровых, но тщательно оберегали свои "тайны". Однако справиться с работой они не могли. В минувшем, 1817 году надлежало отковать, закалить, отточить и отшлифовать 30 000 разных изделий: кирасирских палашей - 4000, драгунских - 4000, сабель гусарских и уланских - 4090, тесаков - 18 000. Начальник Златоустовских заводов Эверсман много суетился, устраивая своих земляков, но оказался совершенно беспомощным в организации труда. Государственное задание не было выполнено: всего отковали и закалили немногим более 10000 клинков. Отшлифовать и отточить их не успели, между тем на производство клинков истратили огромные суммы. В департаменте горных дел всполошились и срочно снарядили в Златоуст комиссию для выяснения причин столь позорного провала. Комиссия прибыла на Урал, и первое, что бросилось ей в глаза, - царивший на фабрике беспорядок. В докладе так и записали, что причиной всему "совершенное отсутствие фабричного порядка, коего на 1 октября 1817 года не было ни малейшей искры".

Эверсман, однако, не сдался. Хотя его и отстранили от работы в Златоусте, но он добился в Санкт-Петербурге сохранения за ним полного оклада пенсии, а не половины, как обычно получали все простые смертные. За свои "заслуги" иноземец получил пять тысяч рублей жалованья и три тысячи на столование. В департаменте не пожалели казенных денег для проходимца.

Павел Петрович до назначения много раз бывал в украшенном цехе и присматривался к работе мастеров. Они по преимуществу украшали холодное оружие: шпаги, сабли, кавказские кинжалы, охотничьи ножи, мечи, навахи, турецкие ятаганы, медвежьи топорики. Отделка производилась золотом и серебром, татуировкой, синью и воронением, чеканкой и резьбой. Так создавались красивые рисунки. Рука русских мастеров стремилась оживить металл, но холодные и равнодушные иноземцы заставляли их работать по трафарету и категорически запрещали ставить свои литеры на гравюре...

Аносову хотелось помочь златоустовским граверам, но каждый раз старший из Шаафов надменно выпроваживал его: "Вам нечего смотреть, молодой человек. Это может понять только художник!". На сердце горела жгучая обида, но Аносов знал, что только выдержка поможет ему одержать победу. Он должен разоблачить немцев и вывести на светлый путь мастерство русских граверов!

За окном снова раздался стук сторожевой колотушки, свеча догорала; пора было идти домой. Аносов нехотя отложил булаты, загасил огарок и в потемках вышел из кабинета...

Зимнее солнце щедро слало золотые лучи, и от этого еще беднее и безотраднее казалось низенькое помещение цеха, где в страшной тесноте работали граверы, насекальщики, резчики по дерезу и кости - украшатели оружия. Посредине цеха на тесовом полу стоял медный котел с ядовитым раствором. В клубах испарений белело худенькое лицо мальчугана; он медным ковшом черпал раствор и поливал клинок, на стальном поле которого был награвирован рисунок. Вредные для здоровья пары вызывали кашель у мастеровых.

Аносов перешагнул порог, и у него запершило в горле, а через минуту на глазах навернулись слёзы.

- Ты, батюшка, смелее. Привыкай! - обратился к Аносову старик в больших очках. - Бывает хуже.

Голос старика был глуховат, а глаза - добрые. Он улыбнулся Павлу Петровичу:

- Рады, батюшка, твоему приходу. Теперь и мы осмелели. Полюбуйся нашим мастерством! - он провел Аносова к столу. Косые лучи солнца потоком падали на рабочее место, где на доске лежали несложные инструменты мастера: три шпильки - костяная, черного дерева и тонкая стальная.

Перехватив любознательный взгляд Аносова, старик пояснил:

- Ими и наносим растушовку и штриховку, батюшка.

Мастер показал нож, на светлом фоне его был выгравирован охотник, стреляющий в крохотную белку.

- Эта работенка не так вредна, как травление, только глаза береги, пояснил гравер. - Был я и на травлении, батюшка. Тяжелее и нет дела! За долгий день наглотаешься пакостных паров, идешь домой и как хмельной шатаешься. В голове шумит, во рту горько... Трудно и золочение через огонь. Глянь-ка!

В углу мастерской - небольшой горн на чугунных колонках. Ослепительно ярким жаром пылают раскаленные угли. Аносов подошел ближе и залюбовался статным пареньком, который держал клинок над синим пламенем и изредка проводил по стали заячьей лапкой.

- Ваня, поясни-ка Павлу Петровичу, в чем суть золочения, - попросил старый мастер.

Паренек блеснул задорными синими глазами, улыбнулся.

- Тут-ка хитрости нет, - спокойно ответил позолотчик. - Густо смазал рисунок раствором золота в ртути - и в жар! От нагрева ртуть испаряется, а золото накрепко пристает к стали клинка. Вот и вся мудрость! Главное, рисунок сделать на металле.

Юнец неторопливо и толково объяснял Аносову мастерство золочения. В конце же его рассказа прозвучала нотка горечи:

- Удалишь краску, до блеска отполируешь узор, богатства много, гляди, сколь золота истрачено на клинок, - а душевной радости мало! Вот насечка - тут иное дело, тут сердце забьется!

Павел Петрович с изумлением разглядывал и рисунок и юношу.

- Да сколько же тебе лет?

Старик пришел парнишке на выручку:

- Не считай его годы, батюшка, а цени мастерство, Иванка Бояршинов зеленый юнец, это правда, но полюбуйся на рисунок.

На металлической поверхности клинка пробегала смелая мягкая линия. Только вполне зрелый художник-гравер мог создать столь нежный и легкий орнамент.

- Вот, дивись руке! Такой талант ниспослан человеку. Бояршиновы все издавна к мастерству склонны, и размах у них хороший. Бояршиновых в Златоусте целое племя, и среди них не только граверы, но и сталевары, и мастера по ковке клинков, и по выделке эфесов и ножен. Одним словом, золотые руки!

Паренек смущенно покраснел и благодарно посмотрел на старика.

- Ты, дедушка, про другого Иванку, про Бушуева расскажи. Вот кто мастер! - с горячностью сказал позолотчик.

- Молодец, Иванка, - похвалил юнца седобородый гравер. - Не завистлив, не жаден. В том, милок, и сказывается великая душа. Бушуев хоть и молодой человек, а имеет большую страсть к художеству, и душа у него пылкая! К тому ж, по тайне будь сказано, он любит словесность и пописывает стишки. Если не затруднит, батюшка, он тут рядом, в горенке, взгляните! пригласил он смотрителя украшенного цеха.

Аносов положил руку на плечо паренька:

- Ну, Иван Бояршинов, вижу, большой мастер из тебя выйдет. В добрый час!

Иванка густо зарделся, глаза его заблестели. На душе молодого гравера стало радостно и легко. Когда за начальником закрылась дверь, паренек душевно сказал:

- Вот это человек! Всё, поди, понимает...

Между тем Аносов прошел дальше, и первое, что бросилось ему в глаза, это горн и высокий плечистый бородач, занятый синением клинка. Крепкой жилистой рукой мастер держал клинок над раскаленными углями. Сталь нагревалась, струила жар, и цвет ее постепенно изменялся: вначале она была желтой, как ночной огонек, потом - оранжевой, затем красной, как вечерняя заря, и вдруг красный цвет стал переходить в фиолетовый. У Павла Петровича дух захватило от чудесной игры оттенков. Они, как северное сияние, неуловимо, но ощутимо переливались один в другой множеством переходных промежуточных сияний. Старик гравер тоже залюбовался переливами горячей радуги. Но вот фиолетовый цвет стал нежно-синим. Уловив этот оттенок стали, мастер быстро отбежал от горна и проворно опустил клинок в воду. Взвился парок, зашипело...

- Стоящий мастер. Теперь клинок будет синеть, словно небушко в холодный зимний день! - похвалил старик. - Ну, а теперь идем, полюбуемся на Иванку Бушуева...