Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

• Название: Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества
• Автор: Бьёрн Ларссон
• Издательство: Издательство «МИК»
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2000
• ISBN: 5-87902-099-1

Эта книга о пирате Джоне Сильвере, знакомом читателю по роману Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ». Ларссон описал жизнь этого морского волка, полную безумных страстей и увлекательных приключений.

---

— Тогда я тоже хочу, чтоб меня выбрали богом, — сказал я.

Капитан Барлоу положил мне на плечо свою ручищу и заглянул в глаза.

— Конечно, тебе кажется, что в трудную минуту замечательно быть богом, — произнёс он. — Но если мистеру Сильверу угодно будет прислушаться к совету человека, который прошёл огонь, воду и медные трубы, я бы сказал, что гнаться за этим не стоит. Кроме всего прочего, в капитаны избирают только тех, кто плавает за долю, а я не уверен, что тебе хочется к ним присоединиться.

— А кто плавает за долю?

— Пираты, морские разбойники, буканьеры, корсары, волонтёры, каперы, приватиры, флибустьеры, авантюристы, искатели приключений, джентльмены удачи… Их можно называть разными именами, но лишь они выбирают бога на борту корабля. И смещают его, ежели на них находит такой стих. А стих, уверяю тебя, время от времени находит!

И тут меня осенило. Капитан Барлоу был не иначе как предводителем пиратов. Конечно, я изумился пуще прежнего. Самым удивительным мне тогда показалось, что он совершенно не похож на пиратского капитана, образ которого сложился у меня к тому времени. Я, например, совсем не боялся его… разве что его ручищ. Капитан Барлоу, естественно, заметил мои вылупленные бельма, словно открытые пушечные порты у готового к бою линейного корабля.

— Да, Джон, — продолжал он, — вот такие дела, и началось это всё давным-давно. Однако должен тебе сказать, я ничуть не хуже других людей. В конечном счёте, может, даже и лучше. Так-то вот. Я очень старался прилично прожить свою жизнь, а она взяла и пошла наперекосяк. Я себя не выгораживаю, хотя и не стыжусь её. В первое плавание я вышел на добром корабле под названием «Онслоу», разумеется, не подозревая, в какую попаду передрягу. Однажды наши плотники принялись сколачивать на палубе будки… кубрики для экипажа… после чего нам приказали перебраться в них. Бывалые моряки тут же смекнули: на судне освобождают место для рабов. Я был молод, неопытен и глуп, посему пошёл к капитану и напрямую спросил его — ты знаешь мою натуру, я экивоков не люблю. В чём, говорю, дело, пункт назначения у нас Чарльстон, а не Уида в заливе Бенин или ещё какая-нибудь Богом забытая дыра с болотной лихорадкой. Капитан посмотрел на меня так, словно пропустил мои слова мимо ушей, а потом вдруг поинтересовался, много ли на борту ещё недовольных. Недовольные были, только мне не хотелось впутывать в эту историю других. Я был неправ, потому что после следующей моей фразы: «Нет, сэр, я высказал своё личное мнение», — капитан схватил жердь и заехал мне в висок так, что я рухнул на палубу. У меня потом несколько месяцев кружилась голова и начиналась рвота, когда надо было лезть на грот-мачту. Не помню, сколько раз я стоял у грота-рея и трясся как осиновый лист… Башка у меня раскалывалась, по всему телу шли корчи, я аж переставал соображать, где у мачты верх, а где низ. Я тебе вот что скажу, Джон: если на том свете существует ад, там не может быть хуже, чем мне было тогда на мачте. А если существует Бог, то он слепой, глухой и немощный… иметь с ним дело — всё равно что пить тёплое, противное, разбавленное пиво. А внизу, между прочим, стоял первый помощник, который орал на меня во всё горло, чтобы привести меня в чувство. Как видишь, я остался жив… Благодаря своим рукам. Ты сам их видел и видел, на что они способны. А ещё я выжил потому, что хотел выжить, хотел дать капитану урок, который тот не скоро забудет. И мне таки удалось проучить его: однажды ночью, в шторм, я сбросил капитана за борт; это оказалось не труднее, чем подбросить на сковородке блин. Может, ты бы поступил иначе?

Я промолчал. Откуда мне было знать, как бы я поступил на его месте?

— Ну, а там пошло-поехало. Я увлёк за собой остальных. Даже первого помощника… хотя нельзя сказать, чтобы совсем добровольно. Ему пришлось выбирать между нами и хождением по доске.[5] Впоследствии я научился у него штурманскому делу и меня выбрали капитаном. Вот и вся моя история. Что ты о ней скажешь, дружище?

Ошеломлённый и в то же время гордый, я пробормотал что-то неразборчивое. Ведь я познакомился с настоящим вожаком пиратов и сидел с ним за одним столом, распивая пиво и беседуя, точно мы были старые друзья.

— Только, ради всего святого, парень, будь осторожен. Ты ведь натурой в меня, я это разглядел с самого начала. Дело тут несколько сложнее, чем может показаться по моим рассказам. Став джентльменом удачи, ты чаще всего отрезаешь себе путь назад. И уж тем более невозможно что-либо изменить, если ты побывал пиратским капитаном… Как бы ни велико было твоё желание начать с чистого листа… Ты словно идёшь по проволоке, натянутой над бездной, и на одном конце её тебя ожидает виселица, а на другом — если ты недостаточно кровожаден, — предательский удар ножом. Да-да, я не раз видел, как команда убивает выборных капитанов за то, что они не захотели подчиниться решению совета, пусть даже самому идиотскому. Но были и другие избранные, поумнее… Они наперёд отказывались от подобной чести, чтоб их потом не прикончили за излишнюю покладистость. Люди — они такие… что пираты, а что все прочие. Не умеют стоять на собственных ногах, а потому не мыслят себе жизни без козлов отпущения. Так что послушай доброго совета, дружище, и не становись капитаном, даже если тебя захотят выбрать.

— Но ведь вы живы! — невольно воскликнул я.

— Жив. Если, конечно, моё существование можно назвать жизнью. Скорее всего, мне просто повезло. Я воспользовался амнистией которую объявил Морган. Видимо, я всё-таки дрожал за свою шкуру. И теперь сижу здесь. Я пошёл в грузчики. Дальних стран мне больше не видать. Должен тебе сказать вот что: хоть раз выйдя в море свободным (а пираты — люди вольные), ты уже не заставишь себя тянуть лямку подневольного, лямку раба. А матрос, что в купеческом, что в военно-морском флоте, не более чем раб.

Капитан Барлоу умолк. По его глазам видно было, что он унёсся мечтами туда, где был счастлив, — насколько может быть счастлив человек вроде него. Наверное, это и произвело на меня самое сильное впечатление. Я не знал, что такое свобода (а кто знает?), но я уже познал принуждение и готов был отдать жизнь, лишь бы — если такое возможно — больше не подвергаться ему. Во всяком случае, мне так казалось, хотя, конечно, мысль эта ещё толком не оформилась у меня в голове. Если бы я не видел, с каким блаженством капитан Барлоу предаётся воспоминаниям, я бы, может, и внял его предупреждению о незавидной судьбе, которая выпадает матросу на протяжении всей его, обычно недолгой, жизни.

Было бы неправдой сказать (а я пишу правдивую повесть, по крайней мере, тешу себя такой надеждой), что я мгновенно решил стать джентльменом удачи, буканьером, флибустьером или как там ещё называют пиратов и морских разбойников. И всё же от одной мысли о том, что можно жить вольной птицей и при этом оставаться в живых, сердце моё заколотилось.

Как я понял впоследствии, смысл жизни — в том, чтобы не подчиняться законам, не быть связанным по рукам и ногам. Ведь если ты приневолен, неважно, из чего твои путы и кто вязал узлы. Главное зло — сами путы, потому что ими ты в конечном счёте завязываешь узлом себя… или же из них делают для тебя петлю на виселице. Вот к какому выводу я пришёл… и, между прочим, до сих пор жив.

Мечтания капитана Барлоу были насильственно прерваны, когда дверь таверны распахнулась от пинка и впустила троих дюжих мужчин во главе с вышагивающим гоголем офицером.

— Дорогу представителям военно-морских сил! — заорал человек в офицерской форме. — Мы ищем дезертиров.

— Вербовочная команда, — прошептал капитан Барлоу. — Предоставь их мне, иначе оглянуться не успеешь, как загремишь во флот.

Офицер остановился посреди таверны и обвёл её удивлённым взглядом, однако не заметил нас, сидевших в тёмном углу.

— Проклятье! — сказал он своим подручным. — Тут никого нет. Видимо, кто-то проболтался о нашем приходе.

В тот же миг из-за портьеры высунулся Сквайр.

— Куда подевался народ, кабатчик? Здесь пусто, как в могиле. Можно, чёрт возьми, подумать, во всём Гриноке не осталось ни одного матроса.

Мы застыли в напряжённом ожидании и сидели тихо, словно мыши, хотя, насколько подсказывает мой опыт, мыши ведут себя отнюдь не тихо.

Сквайр промолчал, опасаясь капитана Барлоу, но многозначительно воззрился в наш угол.

— Да, дела идут не блестяще, — наконец произнёс он. — Позавчера у меня было битком набито, а вчера все как сквозь землю провалились. Я думал, они в порту, любуются эскадрой.

— Едва ли, — недовольно заметил офицер.

— Но и сегодня посетителей негусто, — вкрадчиво продолжая Сквайр. — Только стар да млад.

При этих словах он так пристально посмотрел офицеру через плечо, что тот в конце концов обернулся и углядел нас. Офицер мгновенно повеселел, за ним расплылся в злорадной ухмылке Сквайр. Вот, значит, как он надумал отомстить… С тех пор я зарубил себе на носу, что нельзя оставлять неприкрытым тыл, если кто-то рядом жаждет мести. А таковые всегда найдутся.