Кэролайн Черри - Иноземец

• Название: Иноземец
• Автор: Кэролайн Черри
• Жанр: Научная Фантастика

Кэролайн Джанис Черри (род. 1942) — популярная американская писательница, работающая в жанрах фэнтези и научной фантастики. В основном ее романы и рассказы входят в несколько циклов, хотя есть и совершенно самостоятельные произведения. Одно из последних, научно-фантастический роман «Иноземец», предлагаемый вниманию читателя, говорит о поиске взаимопонимания — самом сложном в человеческой жизни, будь то жизнь биологического вида, народа или отдельного человека.

«Иноземец» — «Foreigner» 1 часть трилогии.

2 часть — «Invader».

3 часть — «Inheritor».

---

— Банитчи, я приношу извинения. Самые глубокие.

Банитчи пожал плечами.

— Илисиди — старая и умная женщина. О чем вы с ней говорили? О погоде? О Табини?

— О завтраке. О том, что я не сломал шею. О метчейте по кличке Бабс…

— Бабсиди. Это значит «Смертоносный». А больше ни о чем?

Брен отчаянно пытался вспомнить.

— Что это — ее земля. Какие тут растут травы и деревья. О дракончиках.

— И?

— И ничего. Ничего серьезного. Сенеди говорил о руинах там, наверху, и о пушке, которая стоит на газоне… Она загнала меня на самую гору, я рассек себе губу… после чего они стали очень любезны со мной. И туристы тоже были любезны со мной. Я дарил им ленточки, подписывал карточки, мы говорили об их семьях и о том, откуда они приехали… Представлял ли кто-нибудь из свиты Илисиди или из туристов опасность, Банитчи-чжи?.. Пока какой-то дурак не попробовал пробежаться по газону? Скажите. Мне ведь надо хоть что-то понимать.

Очередной долгий и хладнокровный взгляд Банитчи. Глаза у Банитчи ясные, неправдоподобно желтые. Как стекло. И такие же выразительные.

— Мы оба профессионалы, пайдхи-чжи. Вы действительно очень хороши в своем деле.

— Вы думаете, я лгу?

— Я хочу сказать, что вы тут не на отдыхе, вы точно так же на работе, как и я. — Банитчи взял бутылку и налил понемногу обоим. — Я доверяю вашим профессиональным инстинктам. Доверяйте и вы моим.

Перешли к фруктам с кремом в ликерной заливке. Таким блюдом можно соблазнить человека, если его желудок не сбит с толку застольной беседой.

— Если вы посылаете курьеров, — сказал Брен, когда атмосфера немного разрядилась, — то могли бы переслать письменное сообщение от меня моему управлению на Мосфейре.

— Могли бы, — сказал Банитчи. — Если Табини разрешит.

— Ничего не слышно насчет блока питания с солнечными батареями, который я просил?

— Боюсь, на них очередь, если где и найдется. Мы отдали генератор, который был в замке. В долине дома без света и отопления, там старики и больные…

— Конечно.

К такому объяснению не придерешься. Абсолютно логичное и разумное. Все тут логичное и разумное.

* * *

Доверие, говорил Брен зверям на стене. Терпение. Стеклянные глаза пялились на него, одни сердитые, другие тупые и глупые — наверное, дожидались охотников с полным равнодушием.

Банитчи сказал, что ему нужно заняться делом — написать рапорта. От руки и не скорописью, надо полагать. Или нет.

Пришел Джинана, убрал посуду, зажег керосиновые лампы, а свечи в канделябрах в столовой задул.

— Вам что-то еще потребуется? — спросил Джинана, и Брен ответил: «Нет», а про себя подумал, что в этом замке Джинана чуть ли не единственный не имеет регулярных часов работы и не ищет тому объяснений. Можно только гадать, где находится Тано — Тано, который вроде бы входит в мою личную обслугу и вроде бы должен неотлучно находиться при мне, пока Алгини в Шечидане. — Уверен, мне больше ничего не потребуется. Буду читать, потом лягу спать.

— Я выложу ваше ночное белье, — сказал Джинана.

— Благодарю вас, — пробормотал Брен, взял книгу и придвинул кресло к огню; здесь хоть как-то можно читать, если сидеть под углом, чтобы свет шел от двух источников — от камина и сзади, от ламп на столе. Живой огонь мерцал. Брен решил, что это было самой первой причиной для изобретения электрической лампочки.

Джинана увез тележку с посудой — даже стаканом не звякнул, пока возился. Свечи в столовой не горели, она превратилась в темную пещеру. Огонь отбрасывал по всей комнате рогатые и ушастые тени и плясал в стеклянных глазах зверей.

Брен слышал, как Джинана открывает гардероб в спальне, слышал, как он уходит.

После этого повсюду воцарилась удивительная тишина. Ни дождя, ни грома, ничего, кроме потрескивания пламени. Брен читал, переворачивал страницы, и они шуршали поразительно громко — а читал он редкостный среди здешних книг любовный роман, где никто никому не мстил, где не было ни борьбы между кланами, ни театральных прыжков с башни Мальгури, где никто не утонул: просто повествование о двоих влюбленных, которые познакомились в Мальгури, — а были они айчжиин двух соседних провинций, — познакомились, ухаживали друг за другом, а после завели множество одаренных детей.

Приятно думать, что не все люди, спавшие в этих комнатах, окончили свою жизнь трагически; интересно воображать себе романтические встречи, букеты цветов, долгие и нежные отношения двух человек, которые, будучи главами государств, никогда не имели общего дома, кроме Мальгури, где встречались осенью.

Эту сторону своей жизни атеви никогда не показывали пайдхи — если не считать флирта, а он так и не понял, надо ли принимать флирт всерьез. Но вот, оказывается, как это происходило — множество маленьких подарков, привязанных к воротам друг друга или переданных через третье лицо. Атевийский брак не всегда означает совместное проживание. Довольно часто они без этого обходятся, кроме тех случаев, когда есть маленькие дети, — и иногда это совместное проживание длится долго, иногда — нет. Что атеви думают, что атеви чувствуют — это пока ускользало от Брена через прорехи атевийского языка.

Но ему понравились эти айчжиин из Мальгури, точно так же, как понравилась ему пожилая пара со своими внуками, путешествующая вместе, как он полагал, в поисках приключений… может быть, они и не проживают вместе, тут никаких гарантий.

Столько лет уже работают пайдхиин на этом континенте, но так и не нашли деликатного способа расспросить — из-за нежелания атеви говорить об устройстве своей жизни, о своих адресах, обычаях или привычках — все это подпадало под определение «личное дело», а потому никого не касалось.

Пожалуй, можно спросить у Чжейго. Чжейго по крайней мере находит мои грубые вопросы забавными. И Чжейго удивительно начитанная. Может быть, она даже знает об этой исторической паре.

Брен скучал по Чжейго. У них с Банитчи чуть не дошло до драки — такого бы не случилось, будь Чжейго здесь. Он не понимал, почему Банитчи решил пригласить себя к нему на ужин, если собирался просидеть весь вечер в таком паршивом настроении.

Видимо, что-то пошло неладно.

Такой уж день — Сенеди застрелил человека, а человек этот оказался знакомым Банитчи — явно чертовски неладно оборачиваются дела сегодня, и у Банитчи есть все основания пребывать в паршивом настроении. А то, что атеви никогда не показывают такого состояния духа и по привычке преуменьшают дело, вовсе не означает, что Банитчи не расстроен — и не означает, что Банитчи самому не хочется, чтобы Чжейго оказалась рядом. Брен допускал, что Банитчи и без того нелегко иметь дело с обиженным на жизнь землянином, который не стесняется демонстрировать свои эмоциональные тяготы, — такого не позволяют себе даже двенадцатилетние атеви.

Брен даже допускал, что надо бы извиниться перед Банитчи.

Не то чтобы ему так уж хотелось извиняться. Понимать-то он их понимал, но это вовсе не означало, что он с такими обычаями согласен, а потому вдвое сильнее жалел, что именно сегодня Чжейго понадобилось отправиться в Шечидан. Чжейго была чуть-чуть моложе Банитчи, чуть-чуть сдержаннее, даже, как Брен сейчас ее понимал, немного робкая, но все-таки чуть-чуть более открытая и общительная, раз уж решилась вести разговоры, — то ли она такая от природы, то ли ман'тчи перед Табини, который на любые плечи ложится нелегким грузом, для Банитчи особенно тяжел.

Глаза у Брена разболелись от чтения при мерцающем свете; он все время поддерживал огонь, иначе было темно читать, но от этого возле камина стало слишком жарко, а от керосиновых ламп — еще и душно. Он почувствовал, что голова отяжелела, встал и прошелся — потихоньку, чтобы не тревожить слуг, в более прохладной части комнаты; спать он пока не мог — был еще слишком обеспокоен.

Ему не хватало вечерних теленовостей. Ему не хватало возможности позвонить Барб или даже, Господи помоги, Диане Хэнкс, и сказать все, что он решался произнести открытым текстом — с учетом прослушивания телефонных линий. Он чуть было не начал говорить сам с собой, лишь бы услышать в этой проклятой тишине звук человеческой речи, лишь бы вынырнуть, хоть на минуту, из моря атевийских мыслей и атевийской логики…

Где-то заработал мотор. Он застыл на месте, прислушиваясь, и решил, что кто-то выезжает из двора, направляясь в город или в какое-то место между замком и городом, но кто это может быть, он не имел представления.

Черт побери, подумал он и подошел к окну, но отсюда двора не увидеть из-за выступающей в стороны передней стены. Боковую створку окна удерживал замок с задвижкой, Брен вытащил ее — может, удастся рассмотреть, поедет автомобиль вниз по главной дороге или же куда-нибудь в горы — а заодно проверить, не включит ли он отнюдь не историческую систему сигнализации, открыв этот замок.