Кэролайн Черри - Иноземец

• Название: Иноземец
• Автор: Кэролайн Черри
• Жанр: Научная Фантастика

Кэролайн Джанис Черри (род. 1942) — популярная американская писательница, работающая в жанрах фэнтези и научной фантастики. В основном ее романы и рассказы входят в несколько циклов, хотя есть и совершенно самостоятельные произведения. Одно из последних, научно-фантастический роман «Иноземец», предлагаемый вниманию читателя, говорит о поиске взаимопонимания — самом сложном в человеческой жизни, будь то жизнь биологического вида, народа или отдельного человека.

«Иноземец» — «Foreigner» 1 часть трилогии.

2 часть — «Invader».

3 часть — «Inheritor».

---

— Брен-чжи! — окликнула она его. — Что это с вами?

Заметила хромоту. И волосы наверняка выбились из косички, а на пальто — пыль, шерсть и пена.

— Все нормально, нади-чжи. Хороший был полет?

— Долгий, — ответила она и догнала его, перешагивая через две ступеньки; человеку такие шаги дались бы с трудом. — Вы что, упали, Брен-чжи? Неужели вы свалились с…

— Нет-нет, это просто потертости. Самые обыденные и прозаические.

Он сделал над собой решительное усилие, чтобы, не хромая, пройти остаток пути по лестнице и дальше по коридору вместе с Чжейго… при условии, что ее привлекает запах пота и шерсти метчейти. От Чжейго пахло цветами, довольно приятно. Он никогда не замечал этого раньше; и где-то на втором плане промелькнуло смущение — «потеть невежливо», эта информация передавалась потихоньку от пайдхи к пайдхи. Разогретое человеческое тело пахнет иначе, а среди атеви «иначе» — нехорошо, когда речь идет о личной гигиене; администрация вколачивала эту мысль в головы младших администраторов. Поэтому Брен старался — по мере возможности незаметно держаться подальше от Чжейго, радовался, что она идет сзади, мечтал улучить момент и выкупаться до делового разговора и жалел, что ее не было здесь ночью.

— А где Банитчи? Вы не знаете? Я не видел его со вчерашнего вечера.

— Полчаса назад был в аэропорту, — ответила Чжейго. — Говорил с какими-то людьми с телевидения. По-моему, они направляются сюда.

— Зачем?

— Не знаю, нади. Они прибыли тем же рейсом, что и я. Это может иметь какое-то касательство к попытке покушения. Они не говорили.

Не мое дело, решил Брен. Банитчи решит его, как он умеет, без лишнего шума, может быть, отправит обратно первым же рейсом.

— Здесь никаких новых сложностей?

— Только с Банитчи.

— Как это?

— Он мною недоволен. Я, кажется, сделал или сказал что-то, нади-чжи, сам не знаю что.

— Не очень приятное дело рассказывать человеку, как его ассоциат опозорился. Дайте ему время, нанд' пайдхи. Некоторые вещи не в нашей власти.

— Это я понимаю, — сказал он — и сделал вывод, что ничего не понимает: прошлой ночью, забыв обо всем, до того зациклился на своих бедах, что даже не подумал о беспокойствах Банитчи. Тут засветилось неясное еще предположение: вчера вечером Банитчи от меня чего-то добивался, я не понял, он ничего не добился, и мы расстались, недовольные друг другом. — Думаю, я был очень груб вчера вечером, нади. Хоть и не следовало. Я перестал делать свою работу. Думаю, он прав, что сердится на меня. Надеюсь, вы сумеете ему это объяснить.

— А вы и не должны делать никакой «работы» для него. Это мы делаем работу для вас. И я сильно сомневаюсь, что он обиделся. Если он позволил вам увидеть свое расстройство, считайте это комплиментом для себя.

Необычный подход. Какая-то часть его мозга кинулась ворошить память, перебирая старые заметки. Другая же часть отправилась на каникулы, гадая: неужели все-таки я нравлюсь Банитчи?

А благоразумная, будничная часть сознания велела остальным двум частям заняться делом и перестать наконец дожидаться человеческой реакции от атевийских мозгов. Чжейго имела в виду именно и только то, что сказала. Точка. Абзац. Банитчи опустил передо мной свой щит, Банитчи психовал из-за паршивых дел, но ни Банитчи, ни Чжейго не собирались вдруг, только потому, что оказались заперты в одной клетке с изнывающим землянином, впадать в человеческие сантименты. Чувства — не инфекционная болезнь, они не передаются, и наверное, я сам до чертиков злил Банитчи, который не менее трудолюбиво пытался подбрасывать мне ключики, а я их упорно не воспринимал. В качестве компаньона за ужином я был очень унылой заменой Чжейго, которая уехала объяснять Гильдии, почему кому-то захотелось убить пайдхи; и, возможно, к концу ужина Банитчи начал лучше понимать своего незадачливого коллегу…

Они остановились у двери. Брен полез в карман за ключом, но Чжейго уже сама отперла замок и впустила его в приемную.

— Вы так мрачны, — сказала она, оглянувшись на него. — Почему, нанд' пайдхи?

— Из-за вчерашнего вечера. Мы с ним наговорили всякого — и я теперь чувствую себя виноватым. Мне хотелось бы сказать ему, что я сожалею. Если бы вы могли ему передать…

— «Сказать» и «сделать» — даже не братья, — ответила Чжейго пословицей. Закрыла дверь, сунула ключ в карман и вынула из-под мышки кожаную папку. — Вот это вас подбодрит. Я привезла вашу почту.

А ты уже сдался! Уже примирился с мыслью, что почта так и не пройдет через службу безопасности; а сейчас Чжейго опрокинула все догадки о твоем положении в Мальгури.

Он взял пачку, которую вручила ему Чжейго, и, даже не присаживаясь, быстро перебрал все в поисках личных писем.

В основном каталоги, хоть далеко не так много, как он обычно получал; три письма, но не с Мосфейры — два от председателей комиссий по сельскому хозяйству и финансам, а третье — с официальной печатью Табини.

Но ведь это же не вся моя почта, во всяком случае, не вся обычная почта — нет писем ни от Барб, ни от матери. Никаких посланий из управления, запросов вроде «Где вы находитесь? Живы ли вы?»

Чжейго, конечно, знает, чего тут не хватает. Должна знать, не такая она пешка в своей работе. А что я ей могу сказать на этот счет? Вон, стоит, ждет — наверное, любопытствует насчет письма Табини.

А может, отлично знает, что в нем написано.

Он начал бояться возможных ответов — бояться своего собственного невежества, своей неспособности вычислить, о чем говорит окружающее молчание, или сообразить, какой из сигналов Табини ему надо было уловить.

Брен провел ногтем большого пальца под печатью на письме Табини, надеясь на весть об освобождении, очень надеясь, что в письме есть хоть какое-то объяснение, от которого жизнь не станет еще противнее.

Рука Табини — не самый разборчивый почерк на свете… Обычное перечисление титулов.

«Надеюсь, вы здоровы, — начиналось письмо, исполненное каллиграфическими изысками Табини. — Надеюсь, вы наслаждаетесь солнцем и водой Мальгури».

«Благодарствуйте, благодарствуйте, Табини, — подумал Брен саркастически. — Дождливый сезон, как минимум». Он оперся растертой задницей на край стола, читая письмо, а Чжейго ждала.

Ага, вот что-то о людях с телевидения. Только телевидения мне не хватало, Господи Боже…

«…я намерен с помощью этого интервью дать населению всего мира представление о земных людях, об их мышлении и внешности, представление, весьма отличное от того, какое создают пьесы матчими. Я чувствую, эту полезную возможность нельзя упустить, и испытываю большую веру в ваше, Брен, дипломатическое искусство. Пожалуйста, будьте столь же искренни с этими профессионалами, как бывали со мной в частных беседах».

— Нади Чжейго! Вы знаете, о чем тут идет речь?

— Нет, Брен-чжи. Новые сложности?

— Табини посылает сюда бригаду с телевидения!

— Вот откуда эти люди в самолете! Я удивлена, что нас не предупредили. Хотя, уверена, у них должны быть документы, подтверждающие полномочия.

«В обстоятельствах, которые сделали целесообразной вашу изоляцию от Города и здешних связей, я не мог придумать более эффективного контрудара по вашим врагам, чем культивирование повышенного благожелательного отношения публики. Я поговорил лично с главой отдела новостей и общественной информации национальной сети и одобрил встречу с вами в Мальгури бригады уважаемых и пользующихся авторитетом репортеров для интервью, которое может, как надеемся мы с высокочтимым Министром просвещения, дать начало регулярным ежемесячным пресс-конференциям…»

— Он хочет, чтобы я каждый месяц выступал в программе новостей! Вы об этом знаете?

— Нет, заверяю вас, нади-чжи. Однако я уверена, что если Табини-айчжи позволил этим репортерам поговорить с вами, то это самые авторитетные люди.

— Авторитетные люди…

Брен быстро просмотрел письмо в поисках еще более неприятных новостей, но нашел только следующее:

«Я знаю, погода в это время года не самая лучшая, но надеюсь, что вы находите для себя радости в библиотеке и в общении с высокочтимой вдовствующей айчжи, которой, надеюсь, вы передадите мои личные добрые пожелания».

— Это просто невозможно. Я должен поговорить с Табини… Чжейго, мне нужен телефон. Немедленно.

— Я не имею права, Брен-чжи. Здесь нет телефона, а вывозить вас отсюда мне не разрешено.

— К черту, Чжейго!

— Я не имею права, Брен-чжи.

— А Банитчи имеет?

— Сомневаюсь, нади-чжи.

— Так вот, я тоже не имею права. Я не могу говорить с этими людьми.

Чжейго нахмурилась сильнее.

— Пайдхи сообщил мне, что Табини-айчжи уполномочил этих людей. А пайдхи понимает, конечно, что если Табини-айчжи одобрил интервью, то отказ пайдхи в высшей степени смутит этих людей и их руководство, вплоть до двора айчжи. Если пайдхи получил в этом письме разрешение отказать в интервью, я вынуждена просить показать мне письмо.