Валентина Осеева - Динка

• Название: Динка
• Автор: Валентина Осеева
• Жанр: Детская проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-37620-9

 Автобиографическая повесть Валентины Осеевой «Динка» любима многими поколениями читателей. Маленькая героиня повести, отчаянная, искренняя и непосредственная, попадает в забавные и непростые ситуации, обретает друзей, учится расставаниям, усваивает мудрые и нескончаемые уроки жизни.

---

И третья мысль, заставившая девочку вскочить с постели, была о художнике в белом халате. Этот художник, наверное, уже пришел и ждет ее. Как она могла забыть! Ведь он сказал, что она «прелесть». Никто так не говорил, а он сказал! Надо скорей идти! Динка осторожно подходит к двери и, приоткрыв ее, изучающе вглядывается в лицо спящей Кати. Спит Катя... Алина тоже, верно, спит.

«Сейчас я ка-ак разоденусь! Ка-ак расфуфырюсь! А художник скажет: «Вот ты какая прелесть! Я и не знал!» – улыбаясь, думает Дина, лихорадочно роясь в шкафу, где висят праздничные платья.

– Алинино... Мамино... Мышкино... – шепотом перечисляет она. – А вот – мое!

Это платье сшили ей к Пасхе, оно белое, батистовое и все в пышных оборках. Динка тянет с вешалки платье, чуть не уронив на себя весь шкаф. Потом хватает гребень и, зажмурившись, дерет спутавшиеся за ночь волосы. Она дерет их так, что даже приседает на пол, но ей необходимо заплести косы. Хотя бы две небольшие коски по бокам... Потом она роется в Мышкиной коробке с лентами... Если бы эти противные волосы примазать Лининым маслом или хотя бы рыбьим жиром... Но рыбий жир плохо пахнет. Может, художник не любит этого запаха? Но Динке некогда задумываться об этом, она очень спешит.

Мягко шурша, набегают на берег волны. Солнце золотит песок, с пристани доносится глухой шум. Баржа кажется меньше и уютнее, издали она похожа на большую, разбухшую на воде лодку.

Позднее придут на берег дачники, но сейчас здесь никого нет. Только одна Динка стоит на берегу и ждет человека в белом халате. А может, это не Динка, а какая-то другая, аккуратненькая девочка в нарядном белом платьице с пышными оборками... Голова ее блестит от сливочного масла, по бокам торчат две коротенькие толстые коски с голубыми бантами на концах. Правда, над лбом и сзади осталась еще целая куча волос, но девочка думает, что это не так уж видно. Не будет же ее рисовать художник сзади! Перед уходом Динка взглянула на себя в зеркало и удивилась. Лицо вытянулось, притянутые на висках волосы придали ему какое-то заячье выражение, губа важно выступила вперед, и щеки не кажутся уже такими круглыми и красными, как всегда. Динка осталась очень довольна собой...

– Прелесть! – шепотом повторила она, радуясь, что приготовила художнику такой сюрприз. Ведь он видел ее вихрастую, растрепанную, в рваном платье.

Динка давно уже на берегу. Она то прохаживается мелкими шажками по песочку, как совсем приличная девочка, то, вспомнив, что обещала художнику висеть, поспешно бросается к обрыву. Ухватившись одной рукой за толстый корень, она нащупывает ногами глиняный выступ и, повиснув в воздухе, смотрит вдаль... Потом опять сходит на берег... «Это ничего, что художника нет так долго, – думает Динка. – Взрослые любят опаздывать. Зато как удивится он, увидев такую хорошую девочку!» Динка самодовольно улыбается и осторожно трогает пышные банты в своих косках.

Жена художника вынула тогда десять копеек, но Динка не взяла – брать от чужих денег задаром нельзя, но если ей придется висеть на обрыве до самого обеда, то она возьмет. Потому что, пока он будет рисовать, она должна болтаться в воздухе, как в цирке. А в цирке платят за это деньги – значит, возьмет и она.

Динка, облизываясь, вспоминает мороженое в костяном стаканчике с костяной ложечкой, черные витые рожки с семечками, которые нельзя разгрызть... Еще бы она купила толстую длинную конфету, обернутую бумажной ленточкой. Это для Марьяшки – пусть она сидит над своей кастрюлей и сосет конфету. Еще она дала бы целых три копейки Леньке. «Возьми, Ленька, – сказала бы она, – мне так хочется что-нибудь дать тебе, что у меня просто чешутся руки и сосет под ложечкой».

Динка вспоминает о Леньке и решает прогуляться по берегу к барже... Если художник придет, она быстро вернется.

Девочка нерешительно оглядывается назад. Далеко на берегу появляются две фигуры. Они! Динка быстро забывает свои мечты, стремительно карабкается на обрыв и повисает в воздухе.

Фигуры двигаются медленно-медленно... Но ведь Динке нужны еще цветы. Как это она забыла! Ведь художник сказал, что будет рисовать ее с кувшинками. Она срывает кувшинки и снова повисает в воздухе с робкой выжидающей улыбкой. Но две фигуры на берегу вдруг поворачивают назад. Может, они забыли это место? Динка спрыгивает на берег и, спотыкаясь, бежит за ними.

– Сюда! Сюда! – кричит она, размахивая руками. Но это так далеко, что голос ее замирает, ноги останавливаются.

Нет, это не они! Это просто дачники. Художник ничего не забыл, он обязательно придет и нарисует ее на большом белом полотне.

«Неужели это моя Динка?» – скажет мама.

«Вот уж никак не ожидала!» – язвительно скажет Катя, а художник засмеется.

Динка незаметно для себя ускоряет шаги и бежит к пристани... А художник засмеется. «Это не Динка, это прелесть, – скажет он Кате. А потом еще он скажет маме при Кате: – У вас очень приличная девочка».

Вот уже видна и баржа... На ней ходят какие-то люди. Динка оглядывается назад... Нет, художника еще нет...

Когда-нибудь он нарисует и Леньку... А может, он подарит Леньке ее портрет с кувшинками, и тогда сам Ленька, может быть, скажет: «Я уже совсем не сержусь на эту Динку. Что на нее сердиться, если она такая приличная прелесть!»

– Эй, эй, гляди! Макака вырядилась! Макака вырядилась! – раздаются сзади Динки ненавистные голоса.

Она испуганно шарахается в сторону, шире раскрывает глаза и видит перед собой насмешливую физиономию своего врага Миньки; рядом с ним, тупо улыбаясь, стоит Трошка...

– Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты... – цедит он сквозь зубы, уставившись на Динкино платье.

– Глянь, глянь! Ха-ха-ха! Макака вырядилась! – ломаясь и указывая на нее пальцем, кричит Минька...

Глава 24 На барже

В последнее время к хозяину Леньки зачастил приказчик купцов Овсянниковых. Овсянниковы торговали керосином и лесом. Склады леса и лавчонки под вывеской «Овсянников и сын» содержались ими по всем приволжским городам. Хозяин баржи, Гордей Лукич, уже не раз имел дело с хитроватым прилизанным приказчиком Овсянниковых, не раз Ленька под окрики хозяина помогал рабочим грузить овсянниковский лес или бочки с керосином. Теперь приказчик появился снова.

«Значит, скоро грузиться будем», – тоскливо подумал Ленька. Сегодня с утра хозяин послал его за колбасой и водкой. Сидя в маленькой хибарке друг перед другом, хозяин и приказчик наливали водку, заедали хлебом и колбасой, лущили воблу. Приказчик был чистенький, в сером пиджачке и белой косоворотке. Поднося ко рту стаканчик, он брезгливо морщился и тонким фальцетом произносил одну фразу:

– За благополучный исход дела-с!

Гордей Лукич в плисовой поддевке и голубой сатиновой рубахе сидел, опираясь широкой спиной на дощатую стенку своей хибарки. Плисовые штаны его, засунутые в хромовые сапоги, лоснились, будто смазанные салом.

Он поднимал указательный палец и грозил:

– С Гордеем Лукичом шутки плохи! Мне чтобы все по чистой было выплачено вперед! Кто денежки дал, тому я и слуга.

– Это что ж! Это известно-с... Нами обижены не будете. Вот как бы с грузчиками чего не вышло... Уж очень сволочной народ, – ощипывая хлеб и отрезая тоненький ломтик колбасы, говорил приказчик.

– Грузчики – это особь статья. Купца такие дела не касаются, а нам они не впервой... Ты вот, гляди, какая пигалица, а мимо носа не пронесешь.

Приказчик тоненько хихикнул и закивал головой:

– Не пронесу, Гордей Лукич! Мы в этой коммерции разбираемся, сызмальства науку прошли-с.

– Ну вот, всю науку прошел, а со мной торги затеваешь! Только напраслинный твой труд! Что на погрузке выгадаем, то пополам, а что за баржу причитается, то мое! И цену свою я снижать не намерен.

Ленька сидел на скрученном канате, слушал эти торги и думал о тяжелой своей жизни и о том, что свет велик, а ему, сироте, нигде и места нет, кроме как на этой барже с ненавистным ему человеком.

Скоро двинется баржа вниз или вверх по Волге, и уже не сойти с нее никуда: слушать брань хозяина, варить ему похлебку и щелкать зубами, как голодный щенок, глядя, как он жадно двигает челюстями... «Убежать бы... Так поймает он – тогда не жди пощады. Искалечит и выбросит ночью в воду. А то просто на улице заберут, коли отчим заявит в полицию», – тоскливо думает Ленька.

– Эй, ты! Чего расселся как колода? Я что сказал тебе делать? – загремел из хибарки голос хозяина. Ленька вскочил.

– Я все сделал: палубу подмел, белье ваше отстирал, все прибрал к стороне, как велено, – тихо сказал он.

– Еще мой, еще скреби, неча руки на груди складывать! – поднимаясь и берясь за картуз, сказал хозяин. – Я, може, на неделю по делам отлучусь, тогда гляди, если что неладно будет... Ну, пошли, что ли? – обратился он к приказчику.

– Пошли, Гордей Лукич! Сейчас самое время на пароход попасть, – с гордостью вытаскивая из кармана круглые часы с цепочкой, сказал приказчик.

Хозяин тяжело зашагал по сходням, приказчик в узких ботинках, растопырив руки, поспешал за ним мелкими шажками. Ленька стоял и смотрел, как подошел пароход, как появилось на палубе бородатое знакомое лицо и рядом с ним мелкое веснушчатое лицо приказчика...