Эдна Ли - В паутине дней

• Название: В паутине дней
• Автор: Эдна Ли
• Издательство: Селена
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88046-036-3

Готический роман Эдны Ли «В паутине дней» – о приключениях отважной учительницы на Юге Америки, где судьба сталкивает ее с таинственным хозяином поместья «Семь Очагов», о котором в округе ходят страшные слухи.

---

Но я не забывала о ней, и однажды вечером, когда Шем пришел ко мне с докладом о выполненной за день работе, я заговорила с ним об этом ребенке. Теперь он должен был по очереди оставлять с детьми женщин (сказала я ему), а Тиб освободить от этой обязанности. Я собиралась использовать ее для легкой работы в доме. Тиб научили чистить серебро и накрывать на стол, и я велела Марго сшить ей несколько простых темных платьев. Потом уже у меня возникла идея обучать ее в классной после занятий с Рупертом; и вслед за тем я вспомнила о детишках Таун и об обязанности, возложенной на меня завещанием Лорели. Они тоже должны учиться. Поэтому однажды утром, возвращаясь с полей, я остановилась у домика для надсмотрщика поговорить об этом с Таун.

Я застала ее еще лежащей на постели, хотя было уже девять часов, – на постели, той самой, где лежал Руа, когда Сент перевязывал его рану. Когда я возникла в дверях, она села на кровати, потягиваясь и зевая.

– Да, мэм, – спросила она мягко, – вы хочите меня?

– Да. Я хочу поговорить о Леме и Вилли. Мягкое вопросительное выражение на ее лице сменилось холодной настороженностью:

– Да'м, а что такое?

Я коротко сказала ей о своем намерении учить их вместе с Тиб, и, пока я говорила, она сидела на краю постели, глядя на меня своими влажными глазами, свободно свесив руки – маленькие и красивой формы – перед собой. Когда я закончила, она спросила, по-прежнему мягко:

– А мистер Сент говорит, что это правильно – учить моих мальчиков?

Я сообщила ей, что не считаю необходимым советоваться с мистером Ле Грандом – теперь я решаю здесь такие вопросы; и когда она поняла, что я не шучу, то сказала (словно оказывая мне великую милость): "Не знаю причины, чтоб сказать "нет", – если вам так хочется. Я сказала, что в таком случае она должна каждое утро в десять часов присылать мальчиков в классную комнату а когда добавила, чтобы она следила за тем, чтобы они были аккуратно одеты, ее подбородок гордо вздернулся: "У меня дети чистые".

Надо признать, что обычно это было так. Я заметила, что в домике никогда ни пятнышка, ситцевые платья, обтягивающие ее чувственное тело, что так раздражало меня, всегда были свежими и накрахмаленными; но в тот момент, стоя посреди комнаты, я с удивлением обнаружила, что на этот раз все было иначе. В доме не убирались уже не один день – грязные вещи валялись на полу кучами, кровати не заправлены, даже постели нечистые, и сама Таун – нечесаная и в заношенном платье. Это было жилище женщины, лишившейся стимула и опустившей руки. Интересно, что вызвало такую перемену в ней.

Я опять взглянула на нее и обнаружила, что она смотрит на меня пристально и пронзительно. Я спросила, почему она не наведет в комнате порядок – все лучшее занятие, чем бездельничать, лежа на кровати; она улыбнулась какой-то загадочной улыбкой:

– Скоро 'десь станет чисто.

Я не выносила ее якобы покорной мягкости в голосе, так же как не выносила ее улыбки, но решила не показывать этой женщине, что она способна вызывать у меня досаду, и повернулась к выходу; но на полпути к двери я остановилась – мое внимание привлекла крошечная фигурка, грубо вылепленная из глины, но в которой я с гневом и изумлением узнала свою миниатюрную копию. Тот же узел волос, заколотый на шее, как у меня; даже крошечное платье было точно такое, как одно из тех, что я носила каждый день. И я увидела, что там и тут в маленькое тело воткнуты колючки.

Я тут же поняла, для чего, колдовские чары, которыми Таун надеялась извести меня. Первым моим желанием было схватить фигурку и разбить ее вдребезги. Но я взяла себя в руки и, по крайней мере внешне, спокойная вышла оттуда и направилась к дому. Но по дороге меня мучило негодование из-за того, что Лорели Ле Гранд обязала меня держать Таун на своей плантации. "Наверняка, – сказала я себе, – можно найти способ избавиться от нее"; потому что каждый раз при виде ее и ее мягкого тела с вызывающе поднятым бюстом подливалось масло в огонь, который никогда не переставал жечь меня, как только я вспоминала – да я и не забывала – о том, что тоже люблю Руа.

Глава XVI

Таун и все остальное отошло на задний план, как только пришла весна, и солнце неумолимо подгоняло нас, тех, кто трудился, не покладая рук. Теперь работа требовала всего моего времени, с рассвета и до заката. Я вертелась в безбрежном море самых различных забот. Чего стоило одно лишь содержание в должном виде расчетных книг. Это была бесконечная, утомительная работа. Каждый фунт семян, каждый кусок свинины, бесчисленные мелочи, которые постоянно требовались неграм, сначала должны были вноситься в расходную книгу, потом в книгу покупок, потом записываться в книжки негров на их счет. Надо было обсудить с Шемом план размещения посевов, так как каждая культура была отмечена на грубой схеме плантации, которую я сама начертила и повесила в своей конторке. Потом еще были дела по дому: должны были содержаться в порядке спальни, надо было распределять продукты для стола, проверять комоды и шкафы, постоянно следить за стиркой. А еще ключи. Ключи от буфетов, от комодов, от шкафов с продуктами, с посудой и хрусталем. Ключи всевозможных форм и размеров; но после недели бесконечного отпирания и запирания замков мои пальцы могли даже в темноте безошибочно найти нужную мне дверцу.

С пяти утра и до вечера я трудилась. И даже вечером я не отдыхала. После ужина я должна была идти к себе в конторку проверять с Шемом счета, слушать его доклад о проделанной за день работе, обсуждать планы на завтра. А потом я отправлялась в лазарет взглянуть перед сном на больных. Казалось, я не прекращала бы делать что-то одно за другим, если бы усталость не сваливала бы меня в конце концов в постель.

И все же работа не угнетала меня. С каждым днем результаты моих усилий становились все заметнее, и каждое утро, проходя по плантациям, сначала на хлопковое, а потом на рисовое поле, поднимаясь на холм, засаженный овощами, где возились Сей и Бой, я слышала скрип плуга, стук мотыг и голоса работающих негров и вспоминала Семь Очагов такими, какими они были, когда я появилась здесь, заброшенными, бесполезными, мертвыми. В тот день, когда мы с Шемом обнаружили зеленые листочки, рядами разукрасившие хлопковое поле, моя радость была сродни той, что скульптор ощущает при виде того, как глина приобретает форму, что до этого существовала лишь в его воображении.

В доме тоже были очевидны перемены к лучшему. Теперь комнаты сияли чистотой. В каждом шкафу царил порядок, на полках ни пятнышка. Каждую неделю высушенное солнцем чистое белье Марго раскладывала по своим местам, серебро сверкало, начищенное прилежными ручками Тиб, и, может быть, впервые за много лет ни одной пылинке не давали сесть на орлиные профили Ле Грандов, чьи портреты висели в зале.

Тем не менее полного удовлетворения от своих успехов я не чувствовала. Постепенно я поняла, что с обитателями дома у меня не все гладко. Марго продолжала бросать на меня враждебные взгляды, Маум Люси поджимала губы, а Старая Мадам, сидя, как жирный паук, пойманный в свою собственную паутину праздного высокомерия, поглощая бесконечный поток еды, что приносила ей Марго, обращалась со мной так, как хозяйка дома обращается с бедной родственницей.

Что касается моего мужа – для него я так и оставалась гувернанткой. Тот факт, что я его жена, ничуть не изменил его поведения. Он уезжал в Саванну, когда считал нужным, не докладывая ни мне, ни другим, когда он вернется; и его отношение, по крайней мере ко мне, было таким отчужденным, таким равнодушным, что я с трудом могла поверить, что этот человек мой муж.

И все же я не обманывала себя, прекрасно понимая, что он на самом деле был не так безразличен, как притворялся, и что его глаза, словно ничего не замечающие вокруг, часто останавливались на мне и пристально следили за мной. Но временами моя решимость сопротивляться ему исчезала, когда все мои усилия и вся моя борьба казались мне бесполезными. Это случалось в те ночи, когда я лежала, со страхом ожидая, когда дверь моей спальни откроется, и по утрам после таких ночей я вставала такой разбитой и потрясенной, что стыд сводил на нет все мои успехи.

Но работа, как и время, двигалась вперед. В первый вечер первой недели марта мы с Рупертом отправились после ужина к амбару посмотреть, как будут замачивать в глине рисовые семена – событие, как сообщил мне Шем, которое негры ожидали с нетерпением и в честь которого я должна была устроить обед с выпивкой.

Мы застали всех работников собравшимися под деревьями вокруг сарая, их пронзительные голоса и блестящие глаза говорили о том, что они уже прилично отхлебнули из бочонка виски, присланного мною; а рядом на углях жарились молочные поросята, распространяя в весенних сумерках аппетитный аромат.

Когда мы с Рупертом подошли, негры бросились горячо нас приветствовать. Большая Лу крикнула: "Вот а наша мистис и молодой жентамен", и Стелла, высокая желтолицая девица, готовая по любому поводу полезть в драку, теперь прокудахтала: "Вот наша белоснежная маленькая мистис", и вслед за ними все начали так усердно и раболепно кланяться, что, знай я их похуже, подумала бы, что это проявление редкой преданности. Но меня они не провели. Слишком хорошо я знала, как они любят притворяться. Так что со сдержанной приветливостью сказав им: "Добрый вечер", я прошла в сарай.