Лион Фейхтвангер - Ифтах и его дочь

• Название: Ифтах и его дочь
• Автор: Лион Фейхтвангер
• Жанр: Проза

---

- Но, как видите, я здесь...

Теперь он, уже воинственно, посмотрел в лицо враждебно оглядывающей его Цилле.

Затем он погрузился в траур. Его огорчало, что вместо отца, принимавшего его всегда с явной, шумной радостью, он нашел теперь в доме зависть и недоброжелательство.

Шамгар проводил его наверх, в шатер на плоской крыше, чтобы он выспался там в приятной прохладе. Ифтах вытянулся на постели, ухмыльнулся, порадовался своему быстрому, такому неприятному для других прибытию, насладился своей усталостью и, наконец, заснул.

Он спал глубоко и долго. Шамгар разбудил его; наступило время готовиться к поминкам; Ифтаху нравился его самый младший сводный брат.

- Вас очень огорчило, - поддразнил он его, - что я успел приехать к поминкам?

- Я бы сожалел, - ответил Шамгар, - если бы ты не приехал...

По тону его голоса чувствовалось, что он говорил то, что думал.

- Твоя Цилла не сожалела бы, - улыбнулся Ифтах. - Но ты - хороший парень, - признал он.

Шамгар посмотрел на него и осторожно спросил:

- Не подстричь ли тебе к поминкам бороду?

- Ты прав, - ответил Ифтах.

С помощью Шамгара он подстриг короткую, косо выступавшую вперед бородку и волосы. Это была обстоятельная работа. Ифтах сопровождал eё болтовней. Дома, в Маханаиме, у него есть ножницы из этого нового, хорошего материала, называемого железом. Ножницы тверды, остры и стригут бороду быстрее и основательнее, правда, иногда отхватывается и кусок кожи. Он должен был отдать в уплату за ножницы трех козочек; но он любит новые, полезные вещи.

В то время как перед домом Зилпы готовили поминки, родственники и друзья вторично потянулись вверх к холму Обот, и на этот раз в процессии участвовал Ифтах. Снова откатили от входа в кладбище камни, и братья с трудом нашли место, где они положили покойника. И вот они стоят вокруг него в низкой пещере, согнувшись, переговариваясь шепотом. С почтением, печалью, с легким оттенком ужаса смотрел Ифтах на расплывшееся, скорчившееся "нечто", бывшее его отцом. Затем вокруг покойника поставили разные дары, вещи, которые могли понадобиться ему в его новом мире - платье, домашнюю утварь, посуду с кушаньями, кружки с вином, а также пряности. Ифтах собрал в глиняную посуду остриженные волосы. Нежным, медленным движением он поставил eё рядом с прочими дарами. Братья некоторое время молча пребывали рядом с духами предков. В последний раз склонились перед покойным, пошли обратно. Откатили назад к пещере скалистые тяжёлые глыбы, на этот раз очень плотно, чтобы защитить покойного от грабителей и хищных зверей, чтобы защитить самих себя от покойника. На обратном пути Ифтах ни с кем почти не разговаривал. Ему не ведом был страх, и на полях сражений он без смущения смотрел на мертвых, разорванных на куски людей. И все же жалкий вид скрюченного тела в заплесневелой пещере глубоко его тронул. Он любил отца, они хорошо понимали друг друга, и он мог говорить с ним обо всем - о большом и о малом. Теперь он никогда его уже не увидит или, может быть, увидит, но в другом, неясном обличье, увидит воздух, не человека, увидит жителя чужого, неприятного мира. Теперь Ифтах останется один, предоставленный самому себе. Он предполагал, что его ждет большое будущее, и это заставляло его задуматься.

Перед домом в Мицпе все уселись для поминальной трапезы. Здесь были приготовлены циновки, а для самых знатных - столы и скамейки. Зилпа приказала зарезать много баранов, а также двух телят, чтобы показать всему народу богатство дома. Гости, большинство из которых постилось из любви и уважения к покойному, с удовольствием принялись за пышную трапезу - сначала осторожно, чтобы не повредить пустому желудку, затем все торопливей, жаднее. Все они снова и снова вытирали руки и рты, блестящие от жира. Сперва они пили воду, затем - воду, смешанную с вином, потом - чистое вино и, наконец, - шекер, крепкий, беловатый напиток, смесь начавшего бродить гранатового сока, моченых фиников и ячменя, подслащенная медом.

Они ели, пили, болтали. Думали о том, что их ждет. Они уже давно сидели в этой стране, являлись седьмым поколением с тех пор, как их скитавшиеся предки осели здесь. Они привыкли к этой земле, привыкли владеть пашнями, копать колодцы, жить в крепких домах, подражать древним жителям страны и смешиваться с ними. Древние жители привыкли к Господу. Они, пришельцы,

спокойно относились к богам этой земли. Это были обходительные боги, желавшие и новым жителям благословения и плодородия. Судья Гилеад позволял каждому жившему в стране вести себя по своему усмотрению, но он поднимал страшный, счастливый меч на сыновей Аммона и Моава, вторгавшихся сюда. Найдут ли они нового такого судью - доброго со своими, сильного, кровожадного - с врагами? Сначала украдкой, затем все чаще и без всякого страха, люди Мицпе смотрели на тех, кто в первую очередь мог стать кандидатом в судьи - на сыновей Зилпы. И становились задумчивыми, оценивали, взвешивали, говорили без обиняков. Оценивали и Ифтаха, сравнивали его с братьями. Его массивное лицо с широким лбом было голо, поэтому на свету eщё явственнее выступали его решительные черты, острые скулы, поразительно плоский нос, сильный подбородок, полные губы. И люди думали, а кто-то говорил вслух:

- Жаль, что госпожа Зилпа не родила Гилеаду ни одного такого сына.

Зилпа не посадила Ифтаха за тот стол, за которым ела она и eё сыновья. Он сидел за столом управителя, которому подчинялась прислуга. Это не было малопочетным местом, однако, и не слишком высоким. Ифтах воспринял этот факт с чувством, в котором смешивались обида и насмешка. Ему доставляло удовлетворение, что гости чаще и приветливее смотрели в его сторону, чем на братьев.

Когда трапеза вместе с наступившей ночью подошла к концу, Зилпа, eё сыновья и Авиам поднялись на плоскую крышу дома, чтобы насладиться прохладой. Ифтах, приглашенный священником, пришел туда вместе с ними. - Я не буду, - заявил он после короткой паузы, - надоедливым гостем. Завтра рано утром возвращаюсь в мой Маханаим. Судья Гилеад - в пещере, и я теперь - глава семьи в Маханаиме. У меня там много дел...

Наступило молчание. Из дома и из двора доносились голоса женщин и детей, убиравших остатки еды и наводивших порядок. Из других домов, с соседних улиц слышался замирающий шум позднего вечера. Зилпа произнесла хладнокровно, как бы мимоходом:

-Боюсь, что ты с самого начала неправильно определил свое место в роду Гилеад, Ифтах, сын Леваны.

Не беспокоясь, что его немного хриплый, мужественный голос услышат на улице, он ответил:

- Слушай, женщина, был я или не был сыном Гилеада, его очень любимым сыном, которому он подарил дом и поместья в Маханаиме?

Гадиель и Елек хотели ответить. Но священник Авиам подал им знак, чтобы они молчали, и сам взял слово.

- Ты - сын Гилеада, - сказал он, - но точно также - сын Леваны, дочери Аммона. Каково бы ни было положение Леваны, она, разумеется, не была законной женой Гилеада.

Гадиель вскочил и оборвал священника грубым, звонким голосом:

- К чему такое многословие?! Он - бастард Гилеада, а не сын.

Ифтах остался сидеть, ничего не ответил и посмотрел на остальных долгим, внимательным, испытующим взглядом. Затем, конкретно ни к кому не обращаясь и, вместе с тем, обращаясь ко всем сразу, он спокойно, почти любезно сказал:

-Я вижу, это - заговор. Вы хотите украсть мое наследство, мой дом, мои имения и мои стада в Маханаиме.

Он больше не стал сдерживаться, вскочил и закричал так, что его услышали далеко-далеко в ночном городе:

- Я говорю вам, что этого не будет! Я первый среди глав семей буду сидеть у ворот Маханаима. Я, - и никто из вас.

Он так резко вскочил, что уронил маленький мешочек, который носил за поясом, мешочек упал, и из него высыпались желтые и красные камни, полудрагоценные камни - солнечные и лунные, грубо обработанные, изображавшие животных и людей. Желтые и красные фигурки блестели в свете восходящей луны. Можно было явственно видеть быка с большой головой и большими рогами, женщину с чрезмерно крупными грудями и далеко выступающим пупком и мужчину с громадным членом; и все поняли: это были волшебные куклы, амулеты, талисманы, освященные богами, чуждыми Израилю.

Молча, ошеломленно они смотрели на чудовищ, блестевших и сверкающих при лунном свете. Но ведь эти маленькие фигуры принадлежали покойной матери Ифтаха, Леване. Они были eё ангелами-хранителями. Жена Ифтаха, Ктура, дала ему их с собой, чтобы боги eё матери, eё боги, защищали его в рискованной поездке в Мицпе.

Ифтах, смущенный тем, что выскользнули его талисманы, сел на корточки, чтобы собрать их, и объяснил неуверенным голосом:

- Драгоценности принадлежали моей матери, они были ей очень дороги.

Авиам почти с дружественной иронией сказал:

- Тут я могу тебе поверить, Ифтах. Но вряд ли тебе неизвестно, что каменные изображения - это злые колдуны, знаки Милькома и его сестры Ашторет, поддельные боги Аммона.