Ю Несбё - Пентаграмма

• Название: Пентаграмма
• Автор: Ю Несбё
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978–5–389–00362–0

В спокойном и сонном летнем Осло совершено убийство — дерзкое и вызывающее. Виновник оставил полиции не только орудие преступления, но и маленький бриллиант в форме пятиконечной звезды, спрятав его под веком покойного. Вскоре норвежскую столицу потрясает череда загадочных событий, мистически связанных с цифрой пять: о ней настойчиво напоминают пять лучей звезды и изуродованная ладонь. Каждый пятый день полиция находит новую жертву таинственного преступника, которому всякий раз удается ускользнуть незамеченным.

---

— Когда вернешься? — спросила она и поймала в зеркале его взгляд и улыбку, тоже уверенную и мягкую. Она надула губки.

— Так скоро, как только смогу, любовь моя.

Никто не говорил этого слова так, как он. «Liebling», любимая. С заметным акцентом и напевной интонацией. Она словно заново влюбилась в немецкий язык.

— Надеюсь, завтра, вечерним самолетом, — сказал он. — Ты будешь по мне скучать?

Она не удержалась от улыбки. Он засмеялся. И она засмеялась. Черт, ну почему он имеет над ней такую власть?

— Уверена, в Осло тебя дожидаются по уши влюбленные девушки. — Она продолжала улыбаться.

— Надеюсь. — Он застегнул жилет и достал из шкафа пиджак. — Ты погладила носовые платки, любовь моя?

— Они у тебя в чемодане, вместе с носками, — ответила она.

— Отлично.

— Ты едешь на встречу с ними?

Он подошел к кровати и склонился над ней.

— А ты как думаешь?

— Не знаю. — Она обняла его за шею. — Каждый раз, когда ты возвращаешься, от тебя пахнет женщиной.

— Это потому, что я никогда не уезжаю надолго, любовь моя. Как давно мы вместе? Двадцать шесть месяцев? Значит, вот уже двадцать шесть месяцев я пахну тобой.

— И только? — Она притянула его к себе.

Он легко поцеловал ее в губы:

— И только. Извини, любовь моя, самолет… — И высвободился из ее объятий.

Она смотрела, как он подходит к комоду, открывает ящик, достает паспорт и билеты, кладет их в карман и застегивает пиджак. И все это одним скользящим точным движением, что одновременно и возбуждало, и пугало ее. И если бы большая часть его действий не сопровождалась той же точностью и уверенностью, она бы сказала, что он, наверное, всю жизнь учился уходить. Бросать.

Хотя за последние два года они столько времени провели вместе, она знала о нем на удивление мало. Он никогда не скрывал, что в прошлой жизни у него было очень много женщин. Говорил, что часто менял возлюбленных потому, что отчаянно искал ее. Бросал очередную, как только понимал, что это — не она, и продолжал поиски до тех пор, пока два года назад прекрасным осенним вечером судьба не привела его в бар на Вацлавской площади, где он и встретился с ней.

Самая очаровательная история беспорядочных связей, которую она когда-либо слышала.

Во всяком случае, лучше, чем у нее. Она продавала любовь за деньги.

— Зачем ты едешь в Осло?

— По делам, — ответил он.

— Почему ты мне никогда о них не рассказываешь?

— Потому что мы любим друг друга.

Он тихо затворил за собою дверь, и она услышала его шаги на лестнице.

Снова одна. Она закрыла глаза и подумала, что хорошо будет, если его запах останется в постели до его приезда. Потрогала цепочку на шее. С тех пор как он ее подарил, она никогда ее не снимала. Даже в ванной. Провела пальцами по кулону и вспомнила о его вещах. О белом накрахмаленном пасторском воротничке, который положила рядом с носками. Почему она о нем не спросила? Быть может, потому, что чувствовала: она и так задает слишком много вопросов. Ей не хотелось его раздражать.

Вздохнув, она посмотрела на часы и снова закрыла глаза. День был пустой. В два — консультация у врача, и все. Она принялась отсчитывать секунды, а пальцы все гладили кулон — красноватый бриллиант, ограненный звездочкой.

На первой странице «ВГ» помещалась статья о «краткой, но бурной истории» Камиллы Луен и одной знаменитости со студии норвежского государственного радиовещания — НРК, чье имя, впрочем, не раскрывалось. Газета раздобыла размытое курортное фото Камиллы в открытом купальнике. Очевидно, чтобы подчеркнуть намек статьи на основную составляющую истории.

«Дагбладе» в этот же день опубликовала интервью со старшей сестрой Лисбет Барли, Тойей Харанг. В статье, озаглавленной «Она всегда уходила», Тойя вспоминала привычки Лисбет и пыталась объяснить ее поведение: «Она ушла из “Спиннин Уил” — так почему бы и сейчас не уйти?»

На фотографии Тойя, улыбаясь, позировала в ковбойской шляпе. Харри подумал, что она вряд ли хотела, чтобы ее запечатлели с улыбкой до ушей, но фотографы не предупредили ее, когда начали снимать.

— Пива. — Он сел за барную стойку «Андеруотера» и принялся за «ВГ».

Писали, что все билеты на концерт Брюса Спрингстина на стадионе «Валле Ховин» проданы. Замечательно. С одной стороны, Харри терпеть не мог концерты на стадионах. А с другой — помнил, как лет в пятнадцать Эйстен нарисовал фальшивые билеты на концерт Спрингстина, и они вдвоем пробрались с ними в «Драмменсхаллен». И все были на высоте. И Спрингстин, и Эйстен с Харри.

Отложив эту газету в сторону, он открыл «Дагбладе» на странице с портретом сестры Лисбет. Сходство было потрясающее. Харри звонил ей в Тронхейм, но ничего от нее не узнал. Вернее, ничего интересного. Не его вина, что разговор затянулся минут на двадцать. Она объяснила, что в ее имени ударение падает на «я»: «Тойя» и назвали ее вовсе не в честь сестры Майкла Джексона, которую зовут Ла-Тойя с ударением на «о».

С исчезновения Лисбет прошло четыре дня, а дело — выражаясь без обиняков — не продвинулось ни на йоту.

То же касалось и убийства Камиллы Луен. Даже Беата загрустила. Все выходные проработала, помогая немногим оставшимся на лето следователям, — и ничего. Хорошая она девчонка, Беата. Жалко ее.

Так как Камилла была дамой светской, они попытались восстановить картину ее передвижений за неделю до убийства, но и это ни к чему не привело.

Харри собирался рассказать Беате, как Волер заходил в его кабинет и в более-менее открытой форме предложил продать ему душу. Но так и не рассказал. Беате и так есть над чем голову поломать. Прийти с этим к Мёллеру — поднимется шум. Лучше уж просто обо всем забыть.

Харри уже допивал второй полулитровый бокал, когда увидел ее в полумраке, за одним из столиков у стены. Она с еле заметной улыбкой смотрела прямо на него. На столе перед нею стояло пиво, в пальцах была сигарета.

Харри взял свой бокал и направился к ней:

— Можно?

Вибекке Кнутсен кивнула на свободный стул:

— А здесь какими судьбами?

— Живу неподалеку, — объяснил Харри.

— Это я уже поняла, но раньше ты здесь не появлялся.

— У меня возникли разногласия в моем постоянном ресторане касательно происшествия, случившегося на прошлой неделе.

— Не пускают? — с хрипотцой рассмеялась она.

Харри этот смех понравился. И она сама — тоже. Возможно, из-за макияжа и полумрака. Ну и что? Ему понравились глаза — живые, игривые. Детские и умные. Совсем как у Ракели. Но на этом сходство заканчивалось. У Ракели были узкие, чувственные губы. А широкий рот Вибекке казался еще больше от ярко-красной помады. Ракель одевалась элегантно и неброско, а стройностью немногим уступала балерине — ни единой складочки жира. Вибекке сегодня была в тигровом топике — столь же кричащем, как и леопардовый. Ракель ассоциировалась у Харри с притушенными тонами: темные глаза и волосы, загар. Вибекке выделялась в полумраке рыжими волосами и белой кожей. Особенно — кожей ног.

— И что ты тут делаешь одна? — спросил он.

Она пожала плечами и сделала глоток из стакана:

— Андерс уехал, вернется только к вечеру. Я тут развлекаюсь.

— И далеко он уехал?

— В Европу или еще куда… Знаешь ведь, они никогда ничего не рассказывают.

— А чем он занимается?

— Продает утварь для церквей и молелен. Кафедры, запрестольные перегородки, кресты и прочее. Новые и бывшие в употреблении.

— Надо же. И у него есть дела в Европе?

— Когда какой-нибудь швейцарской церкви нужна новая кафедра, ее можно привезти из Олесунна, а старую отреставрировать и переправить в Стокгольм или Нарвик. Он постоянно в разъездах, проводит в них больше времени, чем дома. Особенно в последнее время. Собственно говоря, последний год. — Она затянулась сигаретой. — А сам он даже и не лютеранин.

— Нет?

Она покачала головой, выпуская густой дым из красных, покрытых мелкими морщинками губ, и подтвердила:

— Его родители были пятидесятниками. Он вырос среди всего этого. Я была однажды на их «службе». Знаешь, стало жутковато, когда они начали бессвязно лопотать на несуществующем языке, называя это «глоссолалией».[11] А ты бывал?

— Два раза, — ответил Харри. — В Филадельфийском приходе.

— Обрел спасение души?

— Увы, мне просто нужно было найти там свидетеля по одному делу.

— Ну-ну, не обрел Христа, так хотя бы свидетеля.

Харри пожал плечами:

— Так и того нет: он там больше не появлялся, да и по указанным адресам я не смог его найти. А уж спасения души я точно не обрел.

Харри допил пиво и подозвал бармена. Вибекке прикурила новую сигарету.

— Я весь день пыталась к тебе дозвониться на работу.

— Вот как? — Харри вспомнил пустой входящий звонок на автоответчике.