Елена Токарева - Иероглиф

• Название: Иероглиф
• Автор: Елена Токарева
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-060162-2, 978-5-271-24231-1

В новом романе Елены Токаревой пересекаются все современные русские драмы и трагедии. В центре повествования – судьба молодого поколения русской элиты, родители которых теряют свое положение. Детям предстоит все начать сначала. Главных героев двое: девушка и юноша. Роман и Юлия. Когда они встречаются – им по пятнадцать лет. Второй раз судьба их сводит, когда им по двадцать три. Восемь лет из жизни страны. Обоим пришлось многое пережить. А главное – они вошли в другую действительность. Судьба России слишком тесно переплелась с судьбой Китая. Кто окажется наверху? Говорят, что, соприкасаясь, народы дают друг другу все, но усваивается только худшее.

«Иероглиф» написан в жанре фантастического реализма. Это антиутопия. Все лица – очень узнаваемы, а все события, наоборот, – неожиданны. Они синтезированы из белка и энергии, которые писатель уловил в диалоге с высшим существом.

---

– Ты посмотри, Маруся, что это? Это ведь я?

– Не может быть. Наверное, это просто похожая девчонка. Тебя ведь не отличишь от других, – авторитетно сказала Маша. И тут же испугалась, что я обижусь, – и это очень хорошо для карьеры в кино и на телевидении. Типичное лицо – это залог успеха. На экзаменах в театральный на первом же туре отсеяли всех, кто имел характерную запоминающуюся внешность. Такую девчонку, грузинскую княжну, завалили. Посоветовали ей ехать поступать в Тбилиси. Там, сказали, она будет как все, а тут ее остается только в этнических картинах снимать, про царицу Тамару… Сказали, что разнарядка на грузинскую внешность в этом году не пришла из министерства. В общем, брали среднерусскую внешность, очень хорошо шли морды с веснушками, у кого коса-краса, толстые девки нарасхват были и рыжие ребята. На курсе нет ни одного красавца – просто не на ком глаз остановить. Все парни маленькие и кривоногие. А меня взяли на травести. Разнарядка была, и взяли.

…Прежде чем посетить кафе, мы зашли в «Салон счастья „Светлячок“».

– Вам что, девочки, прикус исправить или погадать на женихов? – приветливо спросила администратор, дама средних лет в кисейном платье, через которое просвечивали полные ляжки. На меня она не обратила никакого внимания, не сличила меня с портретом на вывеске. Наверное, Машка была права: то была наша типичная современница.

– А у вас гадальный салон? – спросила бойкая Маша.

– У нас любые услуги, которые помогают человеку улучшить свою судьбу. Мы можем изменить имидж в лучшую сторону, найти ваш стиль, исправить недостатки внешности и, наконец, погадать…

– Кто это у вас на вывеске? – задала Маша каверзный вопрос, глядя в глаза администратору.

– Это… это, в общем, дочка нашего бывшего мэра города… демократа. Мы эту вывеску в прошлом году повесили, когда еще было актуально. Но сейчас заменим ее на дочку нынешнего мэра. Последний день висит.

– А она вам разрешила? – строго спросила Маша.

– Кто? Дочка прежнего мэра? Так ее уже давно нет в стране. Они ведь сразу, как власть получают, отправляют своих детей за границу, и они больше в Россию не возвращаются. Он и сам уехал. Бежал. Так что по рукам нам никто дать не может. А личико такое… типичное. И зубы кривые.

– Где вы взяли эту фотографию?

– Понятия не имею, где взяли. Вспомнила! Она сама нам продала свою фотографию. Она сказала: «Я дочь бывшего мэра».

– Так и сказала? – спросила я.

– Да. Она так сказала.

Женщина пожала плечами. Мол, а что особенного?

Я оглянулась на Машку – ей тоже не понравилась эта история. И мне не понравилась эта история. Была она с душком. С одной стороны, я поняла, что папу в Городе ненавидят и обзывают «дерьмократом» и «жыдом». С другой – кто-то зарабатывает на мне деньги. Кто-то ходит по городу и представляется мною…

– Нам погадать, – решительно заявила Маша. – На кофейной гуще.

– Записываю вас на послезавтра. Сегодня нет специалиста по гуще.

– А завтра нельзя?

– Ни завтра, ни сегодня никак. На гуще гадает сама мадам. А на карты все места заняты. Время тревожное, все хотят знать будущее. От клиентов нет отбоя. Вносите задаток?

Я достала из сумочки десять долларов. Приемщица поморщилась: много даете. Рубль упал, и сумма в десять долларов казалась ей явно преувеличенной.

– Ну, вот вам два флайера, пообедайте в нашем кафе «Добрый повар», – предложила администратор. – Кто от нас – тем кофе бесплатно.

– Вот развернулись за твоей могучей спиной! – выдала Маша, едва мы вышли на улицу. – Чувствуется, что эта Света оказалась хорошим продюсером…

– А ты уверена, что эта мадам – та самая Света?

– У меня нет ни малейшего сомнения, – заявила Маша.

Мы с ней чудесно пообедали. И все говорили, говорили, будто купались в светлой воде.

3. Про эпоху Большого слова…

«Новый порядок наступил внезапно. Был понедельник, и люди шли на работу, как всегда. А все уже было другое…»

Что же произошло с нами и почему так резко и вдруг? Про то, что папа проиграл, я узнала из теленовостей, находясь еще в Париже. А про то, «как» он проиграл и «почему» – я не узнала. Когда меня отправили в изгнание, я еще была подростком. Мозгом я мало что понимала. Можно сказать, почти ничего. Но я умела чувствовать. Папу любили в Городе. Папины портреты полотенцами качались на электрических проводах. Папа в галстуке-бабочке и клетчатом пиджаке улыбался как народный артист. Папа-то и создал образ нового человека. Открытый, образованный. Стильный пиджак, галстук, обворожительная бесхитростная улыбка. В советские времена таким был Гагарин, а потом – мой папа.

Без него и без мамы не обходилась ни одна театральная премьера, ни одна выставка, ни одно празднование. Они были самой светской парой нашего города. Тогда про папу писали: «Сливка – Колумб нашей демократии».

Я пила сок папиной популярности. Я качалась на маминых каблуках, в мини-юбке и улыбалась красными губами прекрасному миру. Счастье лилось из каждой подворотни.

Вскоре мама прилетела в Париж не одна, а с папой. Папа был бледен и все время хватался за сердце. «Нас кинули, – определила мама. – У папы нет перспектив на реставрацию. Им всем наплевать на демократию, они все хотят разворовывать собственность. А теперь, когда отец ее не сторожит, всякий подонок может присосаться к собственности и приобрести ее за бесценок».

Тот банк, который финансировал мое проживание в частной школе во Франции, сразу отказал папе в деньгах, как только папа потерял власть. И главное, что я поняла: случившееся с папой – фатально. Он безвозвратно утратил все. Это я прочитала на мамином лице. И то, что мать не дала мне в нашем городе ни одной наводки, к кому можно обратиться за советом и помощью, ни одного адреса не оставила из прежних, ни тем более новых знакомых – это тоже было показательно. Теперь мы были отверженные. Мать даже не сказала, где брать деньги, когда они закончатся.

– Есть только одна «красная кнопка», – сказала мне мать. – Ею можно воспользоваться один раз, когда будет совсем плохо. Вот этот номер, – и мать маленькой дрожащей рукой дала мне бумажку с именем и телефоном. – Запомни: обращаться один раз, – повторила моя гордая мама. – Проси все, что будет надо. Допустим, тебя не будут принимать в институт – тогда звони ему. И тебя примут. А по мелочи не звони.

– Почему?

– Потому что неудобно. По мелочи можешь обращаться к Сципиону.

В общем, мы – отверженные. Это моя реальность. Поэтому я колебалась, прежде чем сделать звонок другу. Папиному, разумеется. Интеллигентный старенький дядечка. Если он жив, то и живет себе последние пятьдесят лет под городом, там, где летняя царская резиденция. Преподает в колледже театральное мастерство. Зовут его просто, по-императорски – Юлианием. Юлианом Семеновичем. Ну, а если и Юлианий не захочет со мной разговаривать?

Колебания заняли у меня полдня.

К обеду я сдалась и позвонила.

Юлианий ахнул: «Юленька! Приезжай к нам! Расскажешь, как все там у вас».

Да что там «у нас», я хотела, чтобы он рассказал мне, как тут все у них.

На машине, которую мне с барского плеча кинул Сципион, я довольно ловко, минуя пробки, добралась до самого красивого пригорода в округе. Огромные нереальные лопухи и заросли неизвестных дерев, в которые переродились прежние чистопородные пинии, кипарисы, и пальмы, привезенные из далеких стран, сопровождали меня всю дорогу, чуть я пересекла границу дворцового пригорода.

Пальмы одичали и превратились в кактусы, на них выросли красные сочные плоды, по виду очень ядовитые. А кипарисов развелось слишком много, будто на кладбище.

Юлианий Семенович встречал меня возле своего дома, прогуливая маленькую облезлую собачку. Собачонка ласково меня лизнула в руку.

– Юленька, как я рад, как рад!

Он обнял меня.

– Вот, не поверишь, только что перед твоим звонком вспоминал твоего отца. Подумал, как давно все это было, наше славное прошлое. И, представляешь, выбросил на помойку весь свой архив перестроечных газет. С 1989 года. С того времени, как мы с твоим папой ходили сначала в оппозицию, а потом и во власть. И «Новое слово» выбросил. И «Вечное слово». И «Честное слово». Все выбросил. Жена загрызла. Зачем, говорит, ты хранишь дома эту пыль веков?

– Лучше бы вы мне отдали эти подшивки, – мрачно сказала я.

– Так еще не поздно. Мусоровоз приедет только завтра утром. Сейчас я пойду и извлеку их из мусорки.

Юлианий Семенович засеменил к мусорным бачкам вместе с собачонкой, нырнул в них и без труда достал одну за другой три подшивки. Захватив их под мышку, он подошел к моей машине и попросил открыть багажник. Я открыла. И Юлианий Семенович аккуратно уложил туда все три ценнейшие для меня подшивки.

Затем мы пошли к нему домой. В подъезде не горела лампочка.

– Раньше я был старостой подъезда и ввинчивал лампочку. Я покупал ее за свои деньги. Потом меня свергли. Сказали, что нужно выдвигать новых людей. И я отдал власть над лампочкой восставшему народу и лично каждый месяц сдаю деньги на покупку лампочки. И что же? В результате – темнота.