Гина Каус - Екатерина Великая. Биография

• Название: Екатерина Великая. Биография
• Автор: Гина Каус
• Жанр: Биографии и Мемуары

Katharina die Große (Catherine the Great ) (1935)

У вас в руках – наконец-то нормально изданная знаменитая биография великой Екатерины II, которая еще 70 лет назад была напечатана русскими эмигрантами в Риге и с тех пор ксерокопировалась в сотнях и тысячах экземпляров как непревзойденный образец биографического жанра: в ней сказано все.

Использован подвергнутый стилистической правке перевод с немецкого В.Златогорского, опубликованный в 1930-х годах в Риге русским эмигрантским издательством "Dzive un kultura".

Об авторе: Гина Каус (21.10.1893 – 23.12.1985), урожденная Регина Винер — австро-американская писательница, сценарист. 

---

Не находится ли все это в связи с ее воззрениями на "права человека", говорит ли в ней философ, уважающий в каждом двуногом существе человека, или просто женщина, которая всегда, во всяком положении, в любом возрасте, по отношению к каждому желает во что бы то ни стало очаровывать?

Она никогда не могла видеть вокруг себя индифферентные, а тем более недовольные лица. Ее потребность в теплоте не уменьшается с годами, равно как и ее женственная способность согревать всех окружающих.

Она не в состоянии, однако, применить эти принципы и по отношению к большой анонимной массе – к народу. Между нею и народом стоят тысячи беззастенчивых эксплуататоров, жадных кровопийц, садистов или просто дураков. Она это знает, она не в состоянии это изменить – и все же относится к народу недоверчиво и подозрительно именно из-за тех черт его характера, которые являются неизбежным последствием того непрестанного гнета, под которым он находится. В таком пессимистическом настроении она получает весть о вспыхнувшей во Франции революции. Ее отношение к этому событию с первого же момента вполне определенно: она относится к нему с большим непониманием и большей враждебностью, чем любой другой европейский монарх. Правда, она раньше всех других, уже при первой вспышке молнии, соображает, с какой стихийной силой разразится надвигающаяся гроза.

Она относится к тому, что происходит во Франции, с отвращением, но с удивительным инстинктом к дальнейшему ходу развивающихся событий. Едва только Людовика XVI лишают титула "Король Франции" и заменяют его титулом "Король французов", как она заявляет: "В конце концов они повесят своего короля на фонаре". Она не в состоянии задержать гибель королевской семьи, хоть и пытается доставить ей, через посредство дочери одного русского банкира, фальшивые паспорта, которые могли бы облегчить бегство.

Едва только падают головы несчастных Капетов, как Екатерина высказывает следующее пророчество:

– Они скоро устанут от своей свободы и тогда сделаются кротки и послушны, как овечки. Но необходим человек, который должен оказаться ловким, мужественным и стоящим значительно выше своих современников и всей своей эпохи. Придет новый Чингисхан.

Екатерина не была пассивной наблюдательницей, которая умеет, находясь в гуще живых событий, оставаться объективной и справедливой, проводить точное различие между величием идеи и несовершенством ее исполнителей, между идеальной целью движения и разнузданными инстинктами движущихся. По своей природе, по всему своему положению она вынуждена принимать немедленно решение и осуществлять вытекающие из него активные последствия. Французская революция для нее в первую очередь политический факт, а в качестве такового является угрозой для легитимистского принципа во всей Европе. А к этому Екатерина особенно восприимчива – должно быть, потому, что она сама узурпатор на престоле.

Только этим и объясняется та почти болезненная раздражительность, с которой она преследует в последние годы своего правления всякое проявление либерализма. Всем проживающим во Франции русским дается приказ немедленно покинуть этот очаг заразы и вернуться на родину. Все проживающие в России французы должны принести присягу в том, что они по своим убеждениям строгие роялисты. Аристократы-эмигранты принимаются с распростертыми объятиями, обходятся казне в два миллиона рублей, и Екатерина вскоре начинает жаловаться:

– Эти люди желают, чтобы им летели жареные голуби в рот. Они большие герои на словах, но в действительности и воды не замутят.

Как бы то ни было, а именно "эти люди" редактируют выходящую по-французски официальную "Петербургскую газету", и она во все большей степени принимает характер периодически выходящего памфлета, направленного против якобинства.

Но парижские газеты сначала беспрепятственно доставляются их русским подписчикам – эти абоненты почти исключительно русские аристократы, и Екатерина убеждена, что естественное отвращение дворян к господству черни только возрастет под влиянием печатающихся в этих газетах известий о творящемся во Франции. Только после того, как в "Монитер" начинают высмеивать великого князя Павла Петровича, Екатерина подвергает французские газеты строгой цензуре, ибо ей кажется, что подрываются династические чувства в России.

Однако тот номер, в котором напечатаны резкие выпады против нее самой, она пропускает.

– Это касается только меня лично, – говорит она, как если бы ее особа стояла выше абстрактной идеи монарха и не боялась никаких оскорблений.

Екатерина проделала весь путь революционного мышления ее культурных современников – просвещение, гуманизм, либерализм (как проделали его, к слову сказать, и Фридрих Великий, и Иосиф II, которые только умерли прежде, чем для них выяснилась необходимость действовать), до тех пор, пока это являлось, так сказать, частным делом аристократии, теорией, академическими вопросами. Теперь, когда парижская чернь переходит от теории к практике, воплощает мысли в действия, которые не могут не казаться Екатерине преступными, она вступает в весьма бесславную борьбу с печатным словом.

Она, к сожалению, не ограничивается литературной полемикой с Радищевым по поводу его книги "Путешествие из Петербурга в Москву", но и предает его суду, который приговаривает его к смертной казни (заменяемой, впрочем, по высочайшему повелению пожизненным изгнанием).

Еще большим гротеском является дело ее бывшего сотрудника Новикова, приговоренного к пятнадцати годам заключения в Шлиссельбургской крепости за распространение тех "мятежных" писаний, за перевод которых она сама уплачивала ему в свое время ежегодное вознаграждение. Правда, Новиков вместе с тем гроссмейстер московской масонской ложи и глава мартинистов. Екатерина никогда не любила масонов (да и как могла она любить движение, исключавшее женщин?!), она всегда издевалась над ними, видела в них только шарлатанов или дураков, написала три комедии, в которых они выставлялись в самом смешном виде, однако все же презрительно терпела их, как и другие мистические ордена, с которыми масоны поддерживали связь. Но теперь дело приняло иной оборот, и все кажется ей подозрительным. Узнав, что главари якобинцев масоны, все масоны становятся в ее глазах якобинцами.

Так как некоторые масоны являются в то же время мартинистами, то и мартинисты почитаются якобинцами, ложи их закрываются, типографии уничтожаются, сжигаются сотни подозрительных изданий, и начинает вовсю работать пресловутая Тайная канцелярия, в которой убеждения выясняются при помощи ударов кнута, а свободная мысль топчется ногами.

Вследствие огромного расстояния, отделяющего Россию от Франции, все эти мероприятия кажутся преувеличенными, и страх Екатерины являлся бы совершенно непонятным, не будь тут сознательного маневра. У Екатерины имеются свои особые основания преувеличивать якобинскую опасность. Она не была бы тем, кем всегда являлась в действительности, если бы не усмотрела сразу же во французских событиях всех тех возможностей, из которых удается извлечь выгоды для русской политики.

Франция вышла из состава европейского оркестра, она слишком занята сама собой, и все прочие державы заняты ею. Турция, лишившись своего самого могущественного покровителя, не в состоянии привлечь к себе в этот тревожный момент внимание мира и вынуждена уступить России все северное побережье Черного моря.

Дальнейшим последствием охватившей Францию разрухи является второй, а затем и третий раздел Польши. Между французской революцией и восстанием Польши против русской тирании есть, конечно, известная духовная связь, и Екатерине, во всяком случае, легко обосновать существованием этой связи отправку своих войск в Польшу.

Чем старше становится Екатерина, тем более явно и безудержно выступает наружу ее страсть к расширению своих владений. Она не перестает науськивать Европу на борьбу с Францией. Внезапная смерть австрийского императора, убийство шведского короля Густава являются в ее толковании деяниями якобинцев, и она утверждает, что ее собственной жизни беспрестанно грозит опасность со стороны убийц, подсылаемых ужасным Робеспьером. Она осыпает берлинский двор оскорблениями за то, что он вступает в переговоры "с убийцами и мятежниками", и невероятно негодует по поводу Базельского мира. "Заключать договоры с цареубийцами, – пишет она, – это значит поддерживать мужество новых цареубийц".

Когда Австрия хочет приостановить военные действия против Франции, Екатерина несказанно возмущена и утверждает, что с французами необходимо поступать так, как в свое время поступили ее генералы с разбойничьими шайками Пугачева: уничтожать всех, кто будет задержан с оружием в руках. Двадцати тысяч казаков достаточно, заявляет она, чтобы образумить мятежников и реставрировать во Франции монархию.