А. Сахаров (редактор) - Александр II

• Название: Александр II
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-109-4

Нигилисты прошлого и советские историки создали миф о деспотичности, и жестокости Александра II.

В ином свете видят личность царя и время его правления авторы этого тома.

Царь-реформатор, освободитель крестьян от крепостной зависимости – фигура трагическая, как трагичны события Крымской войны 1877 – 1878 гг., и роковое покушение на русского монарха.

В том вошли произведения:

Б. Е. Тумасов, «ПОКУДА ЕСТЬ РОССИЯ»

П. Н. Краснов, «ЦАРЕУБИЙЦЫ».

---

– Нет, с этой бабой ничего невозможно сделать!

А вот теперь эта «баба» не только не протестует против террора – но сама идёт на самое опасное место с твёрдой решимостью покончить с государем. В этом простом сером парусиновом чемодане с железной оковкой – медный цилиндр с динамитом, спираль Румфорда[210] и провода.

Перовская приближалась к серому, двухэтажному, деревянному, словно необитаемому, всеми забытому и никому не нужному грязному дому, какие только и бывают на окраинах больших городов между фабриками, товарными складами, лесными дворами, в глуши и вони грязных предместий. Это был один из тех проклятых, неуютных и пустых домов, где устраивают свои притоны воры и грабители, где орудуют фальшивомонетчики, где бывают тайные свидания с проститутками, где совершаются самые страшные убийства и самоубийства.

За этот год некрасивое лицо Перовской стало ещё некрасивее. Большой лоб, с зачёсанными назад, коротко остриженными волосами, был велик при мелких чертах лица, маленький короткий подбородок, заячий, или подуздоватый, как выразился бы собачник, делал безобразными её большие бледные губы. Глаза были близко поставлены и под редкими бровями смотрели упрямо, напряжённо и тупо.

«Вот черти, – думала Перовская, – никто не догадается выйти помочь. Товарищи, называется… Неужели им меня не видно?..»

Из дома донеслись звуки гармоники, чей-то мрачный голос – Перовская сейчас узнала голос Михайлова – вторил ей. Пели о страданиях русского народа.

Нижний этаж дома был наглухо заколочен досками. Перовская подошла к деревянному крыльцу и позвонила в колокольчик на проволоке.

В форточку второго этажа просунулась лохматая голова Михайлова. Сейчас же загрохотали по лестнице тяжёлые сапоги. Высокий, тощий человек, в рубахе навыпуск, сбежал вниз, отложил тяжёлый крюк, и Перовская вошла в тёмные, сырые сени.

– А, супружница, пожалуйте, – сказал, улыбаясь, отворивший дверь.

– Вот что, милый супруг, – сердито сказала Перовская, – мог бы кто-нибудь выйти навстречу, помочь донести чемодан. Два пуда в нём.

– Признаться, Софья Львовна, никак не ожидали, что вы пешком. Все думали, на извозчика разоритесь.

– Чтобы лишний человек знал о нашем доме?

– Да… Признаться – не подумал. Русский человек, известно, задним умом крепок.

Встретивший взял у Перовской чемодан и приподнял его.

– Д-а-а! Тяжёленек! Признаться – не подумал об этом обстоятельстве. Прошу прощения. Вам известно, что я теперь не Гартман, а Сухоруковым прозываюсь?

– Конечно, известно, Андрей мне всё объяснил.

– Так вот, – поднимаясь за Перовской по лестнице, говорил Гартман, – дом куплен у мещанина Кононова на наше с вами имя – супругов Сухоруковых. А здешние люди – это как бы наши гости.

– Кто прибыл?

– Все в сборе. Александр Михайлов, Арончик, Исаев, Баранников и наш химик Ширяев. Ещё Морозов обещал приходить и помогать в работе.

Перовская остановилась на площадке у двери.

– Что-нибудь уже сделали? – спросила она.

– Признаться – почти что ничего… Доски заготовили будто для ремонта дома, лопаты, кирки… Боюсь, что галерея длинновата будет. И сырость большая, сами понимаете – осень, дожди…

Гартман открыл дверь, и Перовская вошла в большую комнату почти без мебели. Несколько человек мужчин встали ей навстречу.

– Ну, все знакомые, – сказала Перовская, здороваясь. – Вот его не знаю. Это и есть Арончик?

– Да, он самый. Он будет помогать Ширяеву в зарядке мины.

Гартман провёл Перовскую в дальнюю комнату, где жарко была натоплена железная круглая печка, пахло угаром и где стояла низкая, продавленная, простая железная кровать, небрежно постланная суконным одеялом, где был простой деревянный стол и два соломенных стула. Окно было без занавески. Дождь сыпал по стёклам, теперь ещё падали и снежинки и, тая, текли прозрачными струями по стёклам.

– Простите за обстановку – отель первого разряда… Регина-Палас! – сказал Гартман. – Занавески нарочно не вешали. Напротив пустыри, а так меньше обращает на себя внимание…

– Спасибо, что натопили. Я продрогла на этом ветру и дожде.

– А мы вам сейчас горячего чайку с коньячком и закусить чего-нибудь. Арончик! – крикнул Гартман в соседнюю комнату, – распорядись, милый, самоваром. Жёнушку согреть надо. Располагайтесь, Софья Львовна.

Гартман вышел из комнаты. Перовская села на постель и усталым взглядом оглядела дешёвые, грязные, местами порванные обои, покрывавшие стены.

«Ну, – подумала она, – унынию предаваться нечего. За дело! Вижу, мужчины тут без меня ничего не приготовили. Тоже – революционеры!.»

VII

Работа была нелёгкая. Производить подкоп надо было скрытно. Нельзя было рыть, глубоко уходя под землю, – ни времени, ни сил для этого не было, и некуда было девать вынимаемую землю. До полотна железной дороги, куда вели подкоп, было двадцать саженей.

В подвальном этаже прорыли наклонный колодезь, на две сажени глубины. В этот колодезь спускался по очереди один из гостей или сам хозяин Гартман и отрывал по компасу галерею. Землю клали на железный лист, который по мере наполнения вытягивали верёвкой. Работали от семи часов утра до девяти часов вечера и за это время успевали вырыть от двух до трёх аршин. Галерея была так узка, что работать надо было стоя на четвереньках и даже лёжа, и одежду приходилось снимать и работать только в двух рубахах.

Всё время шли дожди. Сверху разбухала и грязнилась, обращаясь в болото, улица. По ней возили лошадьми воду в этот и соседние дома, ездили телеги с досками и брёвнами. Было страшно, что нога лошади или колесо тяжёлого воза провалится в подкоп, и всё будет обнаружено. Галерею, по мере продвижения её вглубь, обшивали досками, но, несмотря на это, в неё проникала вода, приходилось останавливать работу и вёдрами вычерпывать воду.

Перовская сидела внизу, в подвале, и смотрела, как Михайлов и Исаев вытягивали лист с землёю из прокопанного колодца. За листом показались грязные ноги, задранная мокрая рубаха, волосатое тело. Гартман с загасшей свечой в руке выполз из колодца.

– Невозможно, товарищи, – сказал он, задыхаясь. Лицо его было зеленовато-белое. – Совсем как в могиле. Такое ощущение, будто заживо погребён и скребёшь землю, чтобы вылезти из могилы. И доски, как гробовая крышка. Свеча гаснет. Какие-то миазмы идут из земли. Воздух отравлен… Сколько времени я проработал?

Перовская взглянула на часы.

– И пяти минут не работали, Лев Николаевич, – сухо сказала она.

– Не могу больше, Арончик, дайте воды. Кто-нибудь за меня, – опускаясь на стул, сказал Гартман.

Все молчали. В подвале горела одна свеча. Было темно, сыро и неуютно. Отверстие подкопа было как отверстая могила.

– Эх вы, мужчины! – с презрением сказала Перовская. – Прозываетесь – сильный пол!

Нервными и быстрыми движениями она расстегнула пуговки, скинула блузку, юбки, панталоны и, оставшись в одной рубашке, чулках и башмаках, решительно подошла к Гартману.

– Давай свечу, – резко сказала она.

Засветив свечу, она подошла к колодцу, придержала внизу рубашку и быстро поползла вниз по галерее.

Гартман, Михайлов и Арончик подошли к отверстию и следили, как всё дальше и дальше удалялся жёлтый отсвет свечи и скользила, извиваясь, как змея, верёвка, привязанная к железному листу. Шорох листа и ползущей женщины не стал более слышен. Свет исчез. Холодом, мраком, смрадом и тишиною могилы тянуло из отверстия подкопа.

– На восемнадцатой сажени работает, – тихо сказал Гартман.

Верёвка задвигалась, давая условный знак вытягивать землю. Михайлов и Исаев потянули лист.

– Какая вонючая земля, – сказал Исаев, относя землю в угол подвала.

– Я и говорю - миазмы, – как бы оправдываясь, сказал Гартман. – Дышать нечем. Свеча гаснет.

Лист за листом вытягивали с землёю, и пустые втягивались обратно Перовской.

– Сколько времени она работает? – глухим голосом спросил Гартман.

– Уже третий час.

– Не может быть…

– Я говорю вам, – сказал Арончик.

– Дьявол помогает ей.

Наконец за листом показались облепленные желтоватой глиной чёрные чулки, белые, вымазанные землёй ноги, и Перовская торопливо выскочила из галереи, в измокшей насквозь рубашке, с растрёпанными, покрытыми глиной волосами. Её лицо было красно, глаза выпучены, казалось, сейчас её хватит удар.

– Мы на девятнадцатой сажени, – восторженно сказала она, задыхаясь. – Завтра кончим!.. Вот, товарищи, как надо работать!

Схватив в охапку своё платье и укрывшись им, Перовская побежала по лестнице наверх в свою комнату. Она торжествовала.

VIII

Девятнадцатого ноября утром Ширяев принёс условную телеграмму из Харькова. Телеграфировал Желябов. Из этой телеграммы узнали, что подготавливаемый им взрыв у Александровска не удался.