Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

• Название: Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи
• Автор: Гульельмо Ферреро
• Издательство: "Наука", "Ювента"
• Жанр: История
• Год: 1997

Пятитомный труд выдающегося итальянского историка и публициста, впервые вышедший в свет в 1902–1907 гг., посвящен гражданским войнам в Риме, приведшим к падению Республики и утверждению нового императорского режима Принципата. Изложение включает предысторию — время формирования и роста римской державы, период гражданских войн (30-е гг. I в. до н. э.) и подведшее под ним черту правление императора Августа (30 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Повествование отличается напряженным драматизмом, насыщено идеями и сопоставлениями, подчас весьма парадоксальными, изобилует блестящими портретными характеристиками (Суллы, Помпея, Красса, Лукулла, Цезаря, Цицерона, Октавиана Августа). Книга была переведена на все важнейшие европейские языки; русский перевод, подготовленный видным исследователем античности А.А. Захаровым, был опубликован между 1914 и 1925 гг. Новое издание этого перевода подготовлено под научной редакцией доктора исторических наук, профессора Э.Д. Фролова.

---

Но еще более важным результатом этих побед было то, что после спасения империи финансовая эксплуатация провинций, особенно Азии, нисколько не сдерживаемая декретами Суллы, уничтожавшими прежнюю систему откупов, стала еще более интенсивной. Если италийские всадники не брали более на откуп десятину, то азиатские города все же должны были уплатить Сулле двадцать тысяч талантов и недоимки за пять лет; контибуция, громадная для страны, разоренной революцией и войной, и принудившая города и частных лиц сделать большие займы у единственных крупных капиталистов той эпохи — у италийских капиталистов. Положение Греции, более бедной по природе, было еще тяжелее. Снова призванные городами и нищими гражданами, рик. ские капиталисты, изгнанные и преследуемые с таким бешенством десять лет тому назад, постепенно появились на Востоке, чтобы собрать остатки от ужасного кораблекрушения — на Делосе, с которым так сурово обошелся Митридат, в Патрасе, в Аргосе, в Элиде, в Лаконии, на Теносе, в Митилене, на Ассосе, в Лампсаке, в самой Вифинии, еще бывшей независимой.[287]

Задолженности и рабство

Везде они давали деньги в долг городам и частным лицам, захватывали местную торговлю и вывоз, вытесняя разоренных войной туземных купцов. В числе других был молодой римский всадник, Тит Помпоний Аттик, наследовавший громадное состояние своего дяди, одного из богатейших римских откупщиков. Вскоре после побед Суллы он отправился в Афины, чтобы продолжать там свое образование и избежать опасностей революции. Но в опустошенной и разоренной Греции он нашел также выгодное поле для помещния своих капиталов и, поселившись в Афинах, начал приобретать одновременно знания и состояние, являясь одновременно и учеником и банкиром.[288] Вполне понятно, что Греция и Азия, перенесшие столько жадных авантюристов, не представляли такой богатой добычи, как прежде, во времена их присоединения. Значительная часть богатств, собранных Атталидами, была уже захвачена и увезена италийскими финансистами, римскими магистратами и генералами Митридата. Тем не менее еще были, особенно в Азии, драгоценные металлы, предметы искусства, постройки, ремесленники, опытные во всякого рода работе, и крестьяне, обрабатывавшие и эксплуатировавшие эту плодороднейшую область древнего мира. Римские капиталисты могли, таким образом, к своей выгоде давать ссуды под будущие урожаи этой несчастной провинции. Они захватывали статуи, картины, золотую утварь, дома, поля, общественные здания, даже людей, обращая в рабство крестьян, не плативших своих долгов, или принимая в уплату детей должников.[289] Много финансистов отправилось также в нарбонскую Галлию, где налоги, взимаемые на армию, сражавшуюся в Испании против Сертория, принуждали входить в долги как города, так и частных лиц. Наконец, в самой Италии, если революция и разрушила много богатств, то она пустила в обращение много других, бесполезно лежавших в течение столетий, как, например, храмовые сокровища и храмовые имущества, проданные сенатом.

Новый ввоз рабов

В общем, Италия нашла значительное возмещение потерь, понесенных в войне и революции. Что касается до конфискаций и грабежей, произведенных во время демократической революции и при реакции, то эта огромная масса имений переменила только владельцев, но не была разрушена. И если ограбленные собственники имели тысячи поводов для жалоб, то нация в целом не потерпела от этой перемены крупного экономического убытка. Эти имущества все же остались, и новые собственники не менее прежних желали эксплуатировать их и пользоваться ими. Этим объясняется, как скоро после столь ужасной революции и реакции, в то время как Цезарь занимался науками в Родосе, чрезвычайно возросла роскошь. Среди рабов, захваченных в Азии Суллой во время восточной войны и проданных италийским купцам,[290] среди рабов, позднее купленных в Азии финансистами или похищенных пиратами, были искусные земледельцы, красильщики, ткачи, чеканщики, музыканты, инженеры, архитекторы, ученые, грамматики, мужчины и женщины с тонким и восприимчивым умом, легко научавшиеся, если сами еще не знали, всем искусствам, дозволенным и запрещенным. Как только богатые фамилии получили возможность спокойно наслаждаться тем, что они приобрели или спасли во время революции, эти рабы первые содействовали распространению новой роскоши. Они научили властителей мира не тратить более завоеванных богатств на варварскую роскошь и удовлетворение грубых аппетитов, а утончать нравы, улучшать земледелие, заниматься науками, наслаждаться изящными искусствами и самый порок облекать в более изысканные формы.

Римский high life

Пока Цезарь учился в Родосе, в Риме быстро образовался италийский high life, к которому принадлежали образованные и чуждые политике финансисты, как Тит Помпоний Аттик, миллионеры, из честолюбия занимавшиеся политикой, как Помпей и Красс, молодые люди знатных фамилий, спасшие свои состояния во время революции, как Луций Домиций Агекобарб;[291] сюда присоединялись юноши из богатых или зажиточных муниципальных семей, получившие в своей семье тщательное воспитание и приезжавшие в Рим вести светскую жизнь или добиваться славы красноречием, занятием государственных должностей или войной, как Цицерон, Варрон, Гай Октавий, сын богатого ростовщика из Веллитр.[292] К этому кругу принадлежали знаменитые адвокаты, как Гортензий, зарабатывавшие большие суммы защитой правителей, обвиненных во взяточничестве; ученые люди, как Валерий Катон и Корнелий Непот; восточные куртизанки, прославившиеся своей красотой; греческие и азиатские ученые, принятые в знатных домах Рима; эмансипированные дамы, занимавшиеся политикой, знавшие греческий язык и философию. В этом high life каждый сообщал другим свою наиболее сильную страсть. Ученые люди передавали вкус к образованности финансистам и политикам; светские люди заставляли ученых и дельцов чувствовать прелесть удовольствий; финансисты возбуждали ум (если не всегда ловкость) к спекуляциям у людей света — военных и государственных, и мало-помалу, когда все страсти возгорелись во взаимном соприкосновении, строй жизни сделался более расточительным и утонченным.

Издержки светской жизни

Всякий с этих пор желал иметь виллы в деревне и в купальных курортах, ставших входить в моду, как Баи.[293] Надо было иметь многочисленных рабов, имевших каждый особую должность,[294] не только лакеев и людей для несения носилок[295] и светильников ночью,[296] но и музыкантов,[297] секретарей,[298] библиотекарей, переписчиков[299] врачей.[300] Должно было пользоваться только предметами, приготовленными дома и собственными рабами,[301] за исключением редких и роскошных вещей, привозимых издалека.

Новые моды

Нужно было иметь произведения греческого искусства, дельфийские столы, коринфские вазы, чеканные чаши, канделябры, бассейны для фонтанов, статуи, картины, бронзы. Многие богатые финансисты и сенаторы покидали простые и тесные дома, в которых они родились. Они приказывали строить дворцы, еще более обширные и пышные, чем дворец Лепида, наполненные греко-азиатскими подражаниями, с приемными и гостиными, библиотекой, палестрой, банями, с украшениями из гипса и стенной живописью.[302] Распространился обычай посылать письма и, следовательно, необходимость писать друзьям и нетерпение получить от них ответ, знать все, что происходит в Риме и в империи. Вошло в обычай постоянно рассылать рабов в самые отдаленные области империи. Часто посылали приглашения к обеду или погостить в деревню. Широкое гостеприимство сделалось обязательным. Отправляться в путешествие надо было уже не с маленькой свитой, а с многочисленными рабами.[303] Увеличилась роскошь при похоронах; распространилась мода на монументальные семейные усыпальницы, сооружаемые для привлечения общего внимания по большим дорогам Италии.[304] Одежда сделалась более разнообразной и изукрашенной, увеличилась роскошь серебряных украшений, так же как разнообразие и цена тканей.[305] Для италийских и римских богачей создался тот условный кодекс приличий, рабами которого до потери чувства серьезного и реального делаются богатые классы по мере роста цивилизации. Молодые люди, строго соблюдая этот кодекс, пропагандировали и навязывали его другим с ревностным старанием, возмущавшим стариков, приверженцев суровой простоты древних нравов. Среди протестовавших лиц был молодой человек, происходивший из знатной и богатой фамилии, потомок Катона-цензора, Марк Порций Катон, по-своему возмущавшийся той тиранией изящества, которой хотела подчинить его римская золотая молодежь. Время от времени он появлялся без обуви и туники, чтобы приучиться, по его словам, краснеть только вещей постыдных самих по себе, а не благодаря условности.[306]

Новое умственное движение

Запросы духа также возрастали, и в высших классах Италии распространилась та горячая жажда знания, которая является признаком великих исторических эпох. Молодой человек из знатной фамилии не мог более не провести несколько лет в Греции или на Востоке, слушая там лекции риторов или знаменитых философов, подобно тому, как делал это Цезарь. Все стали произносить речи, писать прозой и стихами. Все хотели иметь разностороннее, энциклопедическое образование и читать книги обо всем: риторику, эстетику, историю, географию, агрономию, стратегию, тактику, полиоркетику, философию, медицину. Энциклопедия Аристотеля, принесенная в Италию Суллой, имела снова громадных успех.[307] Эта энциклопедия мало ценилась специалистами, которые в течение двух предшествующих столетий в скромном уединении обширных музеев, устроенных царями Востока, изучали специальные науки — астрономию, математику, историю литературы. Но она снова стала вызывать удивление, когда образованным классам Италии пришлось управлять обширной империей. Приходилось быть то воинами, то государственными людьми, ораторами, судьями, финансистами, устроителями празднеств и организаторами общественных работ, адмиралами, земледельцами, посланниками, и нужно было обладать не одной какой-нибудь наукой, но общей широкой образованностью, которая помогала бы схватывать самую сущность всякого дела. Аристотель, философ зарождавшейся империи, учитель сперва Александра, а потом арабов, предлагал основателям италийской империи обширную, хорошо расположенную энциклопедию, написанную просто и ясно, богатую фактами и теми общими идеями, которые даже в несовершенном виде так необходимы для ориентировки в неизвестности неизмеримого будущего, давая направление в смешении случайных вещей и препятствуя менять путь при всяком преходящем противоречии событий.