Виталий Бабенко - Игоряша Золотая рыбка

• Название: Игоряша Золотая рыбка
• Автор: Виталий Бабенко
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

Анюта исчезла.

В мозгу Игоряши отпечаталось: «Первый регистр исчерпан».

Игоряша безумно испугался. Первым побуждением его было вернуть Анюту. Он уже раскрыл рот, но тут испугался вторично.

Игоряша ужаснулся, вообразив, в каком виде может предстать Анюта после посещения неведомой «ядрени фени». Вроде бы шутка совершенно абстрактная и эвфемистическая, но раз Анюта отправилась ТУДА, значит, нечто такое существует на самом деле!

Игоряша вытер пот со лба и решил с возвращением Анюты повременить, а в качестве компенсации за потерю жены заказал себе чаю. Побольше и получше. И новый биомодуль. И раков с креветками. И братину для шику. И еще биомодуль. И сыр. И крекеры. И…

Весь вечер разговаривал сам с собой Игоряша. Осторожно разговаривал чтобы, не дай бог, не истолковали Золотые Рыбки его рассуждения как желания. Потом он неспокойно спал, маясь набитым животом. Проснулся в шесть утра, долго боролся с изжогой, а затем уже и не прилег — опять разговаривал.

И наконец пришел к трем важным для себя выводам. Первый: что никакие деньги — ни миллионы, ни миллиарды, ни оклады, ни прогрессивки — ему не нужны. Поскольку Золотые Рыбки и так исполнят все, что его душе угодно, поэтому со службой в УПРАТРУБе следует сей же день покончить. Второй: что он в любой момент может вернуть Анюту, приказав биомодулю доставить ее в прежнем виде, но, собственно, с этим спешить не надо. Пока требуется заняться собой. Эта идея — заняться собой — и была третьим выводом.

И начал Игоряша действовать.

В семь утра Игоряша испросил у восьмого биомодуля, сколько всего на Земле Золотых Рыбок. Оказалось, исходное число — 1370 штук: галактический стандарт для обитаемых планет земного типа — один биомодуль на миллион кубических километров гидросферы. У Игоряши даже дух захватило: «Почти полторы тысячи волшебных палочек — вот уж развернусь!»

Следующим ходом он заказал себе безупречное здоровье. И… тут же мешком рухнул на пол — словно невидимый великан прихлопнул его, как муху.

Игоряшу бросило в жар, потом в холод, невыносимая боль разорвала внутренности, пульс зашкалил, из носа хлынула кровь, отнялись ноги, потом руки, агония выгнула тело колесом, в голове взорвалась сверхновая. Игоряше казалось, что по нему промчался товарный состав, потом пронеслась танковая дивизия, потом не спеша прогрохотала вереница дорожных катков. Он хотел было заорать: «За что?!» — но последним сгустком воли отогнал катастрофический вопрос — третий вопрос для данного биомодуля, который, конечно же, закрыл бы перед ним дорогу в будущее. Вместо этого Игоряша, захлебываясь густой ядовито-горькой желчью, пробулькал: «Новый биомодуль!..»

Он очнулся в невообразимой позе на полу. Над ним клубился, истаивая, смрад. Игоряша прислушался к себе — ничего не болело. в мышцах переливалась чистая энергия. Голова была ясной и свежей; организм работал как кварцевые часы. Переполняло ощущение счастья и вечности.

— Что это было? — спросил он, пораженный. «Функциональная перестройка организма, — ответил биомодуль огненным текстом. — Пурификация ауры. Наладка иммунной системы. Канцеродиализ. Бактериальный и вирусный дренаж».

— Ясно, — сказал Игоряша. Целый час он плескался в ванной, наслаждаясь жизненными токами в клетках тела. Вышел насвистывая, и переоделся в чистое. Подошел к братине, играя мускулами, подмигнул биомодулю и раздельно произнес:

— Бес-смер-ти-е.

Игоряша ожидал, что новый удар свалит его с ног, опять набросится жуткая сила и примется терзать. Но ничего такого не случилось. Перестройка генетической программы и запуск нейронной реабилитации проходят совершенно неощутимо.

В девять утра Игоряша с помощью очередного биомодуля обеспечил себя нестарением. Он посчитал, что 35 лет — оптимальный возраст для вечной жизни. Дальновидный человек, — и ведь известно, что миф об Эндемионе не был ему знаком.

Да, великая вещь — бессмертие! Оно настраивает мысли на совершенно иной лад. Малое делает великим, великое — малым, совершенное примитивным, затягивает память дымкой.

А между тем бедная женщина ужасно растерялась, очутившись на берегу изумрудного океана под сенью фиолетовых деревьев с плоскими зонтичными кронами. Много часов она шла по рыжему песчаному пляжу, надеясь отыскать людей, жилье или хоть какие-нибудь приметы цивилизации. В воздухе пахло клопами и уксусом.

Наконец на изгибе берега она увидела фигуру человека и бросилась бегом навстречу. А приблизившись, пронзительно завопила и столь же стремительно, не помня себя, помчалась прочь. Человек был впряжен в некое подобие телеги на санях. У него был совершенно лысый шишковатый череп, двупалые клешневидные кисти рук, прозрачный живот, в котором виднелись омерзительные сине-бурые кишки, и три глаза. Единственное, что напоминало здесь о Земле, — это третий глаз на лбу у чудовища. Он горел чистым зеленым светом, как огонек Анютиного такси.

ЕДИНОБОРСТВО

Глава «Е», выношенная асом пунктуационного анализа П.Гриммовым

Блиц-критик Герард Экудянов пользовался в нашей компании славой человека, который в свои тридцать пять лет прочитал 35 тысяч книг. Те, кто не знал лично Экудянова, пионера стилистической пропедевтики, поражались: мыслимо ли такое — в среднем по тысяче книг на каждый год жизни?! Впрочем, нам-то было известно, в чем тут секрет: Герард был не только профессиональным прагматиком, но и профессиональным читателем. Психолог по образованию, он работал в секторе психолингвистической биологии научно-исследовательского Института Будущего и читал за приличное жалованье с девяти до шести каждый день, исключая выходные. Норма в их секторе была — сто зарубежных книг на человека в неделю. За перевыполнение нормы шла прогрессивка. Сверхурочное чтение, правда, не поощрялось: руководство берегло глаза сотрудников. Условия для чтения в секторе были идеальные: удобные мягкие кресла, диваны для любителей читать лежа, рассеянный сильный свет, цветные светофильтры, устанавливаемые по желанию, терминалы ЭВМ, самодвижущиеся сервировочные столики с прохладительными напитками и закуской.

Герард слыл в Институте феноменом: он читал в семь раз быстрее среднего человека и в пять раз быстрее заведующего сектором, профессора чтения, и при этом досконально помнил прочитанное. Зная это, мы не удивлялись Герардовой эрудиции, нас изумляло другое: каким образом Экудянов умудрился не взрастить в себе глухую ненависть к печатному слову и откуда он берет силы, чтобы еще и писать?

В последние годы Герард прославился как создатель армянских рун. Город Ереван ждал, когда же Экудянов, пятнадцать лет назад уехавший завоевывать Москву, вернется на родину и откроет там студию рунического искусства в национальном духе, но Герард пока не торопился. Он хотел покинуть Москву только доктором библиологических наук, защитив диссертацию на тему «Суперскоростное чтение вслух в условиях урбанистического шума» и выпустив монографию «Как я прочитал сто тысяч томов и что после этого со мной стало».

Никто из нас и помыслить не мог, чтобы состязаться с Герардом в книгочействе и книгознании. И все же в один памятный день Экудянов был посрамлен.

В тот апрельский вечер мы собрались у Палладина Гриммова, труженика гетероязычия. В течение часа мы обсуждали новый рассказ Кровского, гроссмейстера фонетической архитектоники, затем перешли к последним переводам Владимира Набакова, который гордился своей астральной дружбой с Камоэнсом и по причине этой дружбы имел возможность переводить даже те сонеты великого Луиса, которые поэт сжег в черновике, не опубликовав.

Часам к десяти мы устали, Захотелось расслабиться, послушать музыку и выпить крепкого душистого чаю.

— Ребята, а чая-то в доме нет! — смущенно признался Ладик. Помимо того, что Гриммов — новатор симплоки, он еще и прекрасный хозяин, и такого подвоха с его стороны мы не ожидали.

Тут раздался голос Игоряши:

— Ч-чай? Ч-что же в-вы мн-не раньше н-не ск-сказали?

Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда большую черную жестяную банку. На боку ее по сиреневому полю, заключенному в золотую арабеску, шла надпись: «Jasmine Tea». Это был восхитительный чай «сучонг» с лепестками жасмина — продукция старинной британской чайной фирмы «Твиннинге». Банка содержала восемь унций чая и, конечно, не могла поместиться во внутреннем кармане облегающего твидового пиджака.

Это был очередной трюк Игоряши.

Вскоре вскипел чайник, и вот уже перед каждым из нас стоит чашка с янтарным напитком, источающим жасминное благоухание.

— Совсем недавно читал одну японскую книгу, — сказал Герард, сделав первый глоток, — там мне встретилась восхитительная танка о чае. Если не ошибаюсь, звучит она так: