Тамара Катаева - Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

• Название: Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции
• Автор: Тамара Катаева
• Издательство: Минск: Современный литератор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-14-1615-4

Роман-монтаж «Другой Пастернак» – это яркий и необычный рассказ о семейной жизни великого русского поэта и нобелевского лауреата. За последние двадцать лет в свет вышло немало книг о Пастернаке. Но нигде подробности его частной жизни не рассказываются так выпукло и неожиданно, как в новом исследовании Катаевой «Другой Пастернак». «Боттичеллиевский» брак с Евгенией Лурье, безумная страсть, связавшая Пастернака с Зинаидой Нейгауз, поздняя любовь с Ольгой Ивинской – читателю представляется уникальная возможность узнать о личной жизни Пастернака с абсолютно неожиданной стороны.

Перефразируя Толстого, Катаева говорит о своих книгах: «В „АнтиАхматовой“ я любила мысль народную, а в „Другом Пастернаке“ – мысль семейную».

---

«Убита семья, убито дитя, отняли имя…» Да почему же им не сохранить это дитя, не сохранить семью, не дать ребенку имя? Ведь так все просто! Ах вот в чем дело: за каждым из членов этого воспеваемого Розановым союза (кроме несчастного дитя, разумеется – рожденного безответственными родителями несчастным) стоит кто-то другой. Брошенная жена или брошенный муж. Пренебрегая, разумеется, их страданиями (не страданиями – разбитой жизнью, позором и частичным освобождением – чем угодно, только не нормальной счастливой семьей), Розанов подробно и жалостно живописует страдания тех, кому злые люди и бесчеловечные законы не дают объединиться в новый радостный союз.

Описывая необходимость развода, Розанов неуклонно, раз за разом, в качестве положительного аргумента, сообщает, что брошенная ушедшим к другой женщина остается свободной вступить в другой брак и непременно в него вступит, как только законы не будут связывать ее губящими ее жизнь прошлыми обязательствами.

Оставленная мужем за прелюбодеяние, может, и спод-вигнет любовника на брак с прелестной прелюбодейкой, а вот просто, как чаще всего бывает, брошенная мужем ради молоденькой, жена вовсе не факт, что тут же и сразу устроит новый счастливый союз.

В нашем веке и в нашей стране, когда развод – дело двух недель и двухсот рублей пошлины, статистика повторных браков у женщин, особенно с детьми, – ужасна. У женщин почти нет шансов. У их вообще не принимаемых Розановым в расчет детей – тоже.

Государство вмешивается в дела семьи – вмешивается, выполняя нужды самих семьянинов, – назначает пенсии, например, распределяет спорные наследства. Без формального критерия в таких массовых, запутанных делах не обойтись. Вводя свой, справедливый критерий, Розанов предлагает не учитывать институт существующего брака (то есть просто брака), упразднить его – и назначить новый.

Государству вменится отслеживать и учитывать количество, или факт наличия, или еще какой-то объективный признак – теплоты, интимности и счастья брака. Новизны в революционной этой мысли мало – вроде бы так и пред аналоем вопрошают, прежде чем в брачном свидетельстве крючок поставить: по любви ли, мол, и по теплому ли согласию брачуетесь? Нового ничего не изобретено. Ноу-хау Розанова: как только жена стала не так-то уж очень интересна, а соседка – тепла и приветлива, – никаких препон извольте не чинить!

По нему и назначать пенсии. В своем глобальном изменении законоуложения по брачному вопросу Розанов, однако, комически узко доходит только до одной цифры смены браков – два (у самого Василия Васильевича и было два брака), со своей широтой и нестесненностью фантазии он не начинает взахлеб писать: а там оставить вторую жену, а потом – третью и восьмую!

Достоевских, которых, безусловно, надо бы было заставлять жениться на Суслихах (чтобы тех незазорно впоследствии было брать в большого литературного значения жены), – мало, перечесть по пальцам; теноров – даже и тех не на всех хватает. Беременеющие девушки входят в свое состояние от неосмотрительной связи и с людом попроще. Частая причина: мало задумываются над задачей найти честного мужа, задачу родить и поинтриговать считают более легкой, чем порасставлять сети до того, как в игру будет выдвинута отнюдь не всесильная фигура несчастного, никому не нужного ребенка. Та простая, не интересантка, которая забеременела потому, что забеременела и по этой же причине родила, – она и не станет убивать ребенка.

«…он взял бы своего ребенка на руки и не спустил бы его с колен, если бы всемирно услышал: „Радуемся тебе и ему и вашей связи“».

РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 295.

А княгиня Дарья Александровна Облонская не радуется и не хочет одобрять эту связь, не за себя не хочет – за свою беленькую дочь, играющую с французской лопаткой. Она не хочет, чтобы ее, когда она станет взрослой, оставил муж и легко, законно, пролоббированно господином Розановым нашел одобрение и всемирное приветствие общества за то, что водрузит себе на колени ребенка, рожденного женщиной, которая все поставит на то, чтобы муж оставил дочь Дарьи Александровны и Степана Аркадьевича. Сам очень безнравственный, Стива, со стоицизмом и грустью признающий прискорбную распространенность феномена суженности брака, и то содрогнулся бы и открестился от перспективы водружать себе на колени плод радующей весь мир связи. Он того и гляди от удовольствия теплого и интимного общения с мамзелями отказался бы перед перспективой такого опыта над женой и детьми – если и им посмотреть на это зрелище свободной радостной связи предложат.

«…дети, которым не дается имя (фамилия) родителей, безмолвно отнимаются у них, – семья хоть не фактически, но юридически расторгается, убивается. Убита семья, убито дитя, между тем как они живы, вот тут же, держатся крепко за руки друг друга».

РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 287.

Ну и пусть держатся, никто никого не отнимает, не убивает на самом деле никого, а вот если они хотят убить другое дитя, другую семью – ту женщину, которая была частью другой семьи и без семьи себя не представляла, для семьи выходила замуж, – то все-таки неплохо, что за эту первую семью кто-то бы заступился.

Пастернак, видя, что государство и общество ему не собираются помогать, труд и грех взял на себя. Женю ему подсовывали в легкомысленные супруги: «думал, женюсь, а там видно будет»; женой ему была Зина: «Когда я умру, не верь никому, только ты была… » и пр. За это он и назвал союз с Женей «преступным» – «преступным образом Я… (выделено автором)», – вовсе не винил не дающее ему с легкостью петушка отскочить от нее общество и вовсе не требовал своих прав на свободные счастливые союзы, а был несчастлив, как несчастны все многоженцы.

Эти двое, сошедшиеся по неодобренной обществом любви, притесненные ужасной суженностью брака, сами себя простившие за ошибки, почему-то не хотят уединиться в свою собственную ячейку, работать самим на своего ребенка.

«…долголетние связи, полные семьи, в которых, напр., дети даже не подозревают о судьбе своей, видя вокруг себя всю нежность и заботу попечения родителей. Родители тут у них на глазах, и одни знают, а иногда от давности даже забыли сами, что в их отношениях есть только любовь и согласие, но нет уз законных».

РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 288.

Над узами иронизирует – зачем же они тогда желательны? Жили бы себе в нежности, заботе и попечении без всяких уз. Нет – хотят уз. Хотят гарантий от непредсказуемого момента, когда брачные узы покажутся слишком «суженными».

«"Незаконные сожития" суть плод суженности брака или опасения вступить в брак». На эту последнюю тему, об опасении, пусть читают молодые люди и матери мальчиков, герой нашего романа, к счастью, избежал поимки в сети отъявленной хищницей или распутницей. У дам было всего понемножку: и собственной сексуальности, и знания ей и себе при ней цены, и ум, и разгул, и жажда счастья – любовь к себе, любимой. Девушки, как правило, не сожительствуют из боязни брачных уз. Суженность же брачных норм, действительно, досаждает очень многим. Это целая категория, которая «обнимает людей, которые любят друг друга, но им невозможно вступить в брак по причине суженности брачных норм. Самый обычный пример этого – фактически распавшаяся семья, которая умерла во всем своем реальном составе, но юридически продолжает существовать. Так как живой человек живет не с „юридическою женою“, а с настоящею и кровною и нуждается не в документе супружества, а в фактическом супружестве, то, чувствуя первую семью для себя лично умершею, – он вступает во вторую».

РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 287.

«Брак, будучи чрезвычайно интимною и живою вещью, расстраивается, когда нет правды в этой его интимности и жизни».

Там же. Стр. 287.

Рукой Толстого кто-то водил – у него нет ни слова неправды. Стива Облонский женился по огромной любви – «Мы смеялись, когда он к каждому слову прибавлял: „Долли – удивительная женщина“», по такой же, по какой удалось (не удалось отвертеться?) жениться тяжеловесному Левину. И даже по большей: Левин мечтал не о Кити – о семье, семью хотел как у Щербацких, Кити просто освободилась в нужное время, а так, сама по себе, не поразила его в самое сердце, как поразила гуляку Облонского юная Дарья Александровна.

Облонскому никакие семьи были не нужны – он просто не смог в тот момент представить себя и свою жизнь без Долли. Да и симпатичнее Долли, чем Кити, – не такая вздорная, жестокая, без апломба, непонятно почему выросшего после унижения. Про унижение знали только родные – только на родных ПРАВДИВАЯ Кити и отыгрывалась. Суженность брака Степан Аркадьевич осознал довольно скоро, а главное – совершенно ясно. Посчитать Долли с семьей умершими и выбрать чистое и теплое новое сожительство, по счастью, не читая трудов Розанова, – не пришло в голову.