Тамара Катаева - Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

• Название: Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции
• Автор: Тамара Катаева
• Издательство: Минск: Современный литератор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-14-1615-4

Роман-монтаж «Другой Пастернак» – это яркий и необычный рассказ о семейной жизни великого русского поэта и нобелевского лауреата. За последние двадцать лет в свет вышло немало книг о Пастернаке. Но нигде подробности его частной жизни не рассказываются так выпукло и неожиданно, как в новом исследовании Катаевой «Другой Пастернак». «Боттичеллиевский» брак с Евгенией Лурье, безумная страсть, связавшая Пастернака с Зинаидой Нейгауз, поздняя любовь с Ольгой Ивинской – читателю представляется уникальная возможность узнать о личной жизни Пастернака с абсолютно неожиданной стороны.

Перефразируя Толстого, Катаева говорит о своих книгах: «В „АнтиАхматовой“ я любила мысль народную, а в „Другом Пастернаке“ – мысль семейную».

---

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 501.

«Потекли отупело унылые дни. Зима установилась в ноябре. В свободное время офицеры базы ездили на охоту. <> Единственной моей отдушиной было тогда запойное стихо-писание».

Там же. Стр. 499.

Стихописание получило затребованную оценку не по стихописцу высокого критика: «Элегизм содержания слишком житейски личный, слишком подчинен каким-то действительным счетам, недостаточно широк, не поднят до какой-то общей значительности. <> Я знаю, что мои грехи гораздо хуже и многочисленнее… <> Но я ведь <> как чумы боюсь разговоров о „стихах“ и просьбы дать отзыв о них».

Там же. Стр. 509.

«Родство по крови» Жененок ценит недешево: чуть что – «я слишком хорошо помнил папины страдания и тяжелую безысходность, которые мучили его в года нашего семейного разлада и расставания, чтобы не знать, какими силами далось ему нынешнее гармоническое спокойствие». Спокойствие с душком, как нам дается понять, поскольку сын подмечает за отцом: «не хотел рисковать своим спокойным знанием жизненных основ и заглядывать в те бездны». Ну, это не спокойствие уже, разумеется, а холодное равнодушие. А нам тут же предлагается описание «бездн» Пастернака-млад-шего: «Меня мучил „страшный хомут данного Тане (жене) зарока“, моя недающаяся диссертация. Я писал папе: „Сегодня у меня перед мамой, Таней и всеми моими друзьями и знакомыми предельно ложное положение, из которого я не знаю, как вылезать“. Я готов был доказать смертью искренность своего раскаяния в ложном самолюбии, не позволившем мне вовремя отказаться от этого, и просил папиной помощи в объяснении с мамой. Ей надо было дать понять, что мне невозможно продолжать работу без необходимых исследований, нужных приборов и консультаций с понимающими людьми» (Там же. Стр. 502). Вот она, БЕЗДНА: сказал маме, жене и зачем-то всем друзьям и знакомым, что напишет диссертацию. Не может написать – ну и ладно, но он считает, что положение ПРЕДЕЛЬНО (вот пределы) ложное. Про смерть ради искренности совсем непонятно (это фамильное косноязычие или добросовестно копированное, чтобы папаше легче было читать – как четырехлетние «говорящие» дети переходят с двухлетками на нечленораздельные возгласы, надеясь хоть так выйти на взаимопонимание), а чтобы сказать матери, что в далеком гарнизоне диссертации на технические и экспериментальные темы не пишутся, нужна была помощь для тридцатидвухлетнего мужчины – папы, «Борички». Речь идет, как мы помним, о Борисе Пастернаке. Опять же сказать маме просто все как есть тоже нельзя, даже Боричка не должен действовать так грубо и прямолинейно – ей надо «дать понять». И это еще не все.

«Прости меня, Боричка, – что я тебя в свои дела вмешиваю, прости, что не даю тебе спокойно работать. Но мне очень трудно, и состояние мое, как две капли воды, похоже на твое, пережитое неоднократно и особенно сильно, когда ты ездил в Париж… »

Там же. Стр. 502.

Пастернак писал тетрадки писем Марине Цветаевой – и о своих планах, и о судьбах своих героев. Писал не по ее небрежному требованию: «не подумай, что как-то мне это особенно нужно, но вот именно захотелось от тебя, от самого – то, что уже написано, анонсировано в журналах, о планах твоих, о Юрии нашем Андреиче… о чем еще?»… Большой том его писем к Цветаевой, писанных днями, ночами, – много его времени, проведенного над ними: «я хочу быть с тобой», «эту ночь я буду с тобой» – и прочее. Он пишет все, ему не жалко, что это никогда не повторится в его произведениях, – и вдруг на старости лет (ему жить осталось пять лет) он должен бросить все свои дела и сесть писать некоему весьма великовозрастному мальчику, пересказывать журнальные анонсы – просто потому, что тому «очень хочется» знать от него самого, чем Борис Пастернак занимается и чтобы сам он поделился с ним планами на судьбу своего главного героя. А ведь биография героя и перед Пастернаком не лежит – значит, делиться надо планами, замыслом. С кем и на каком основании? И ведь одернул Пастернак Жененка совсем недавно: «на чорта мне кровь, твоя или моя, не докучай мне» – и Жененок решился пожертвовать своими сложными обстоятельствами, не говорить о своих делах, раз папочка такой нервный и одергивает родного сына, будто бы тот не дает ему дела жизни окончить. Конечно, спохватится отец, напишет через неделю: «Боюсь, как бы предыдущее мое письмо не огорчило тебя своим мнимым холодом и кажущейся сухостью».

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 504.

Женя ему в строку не ставит, письма публикует смиренно – пусть люди сами жестокосердие отца рассудят, он не в обиде на него. В общем, говорит уж о светских делах, на приличные в письмах темы, о пустяках: что поделываете, как наш герой?.. Об этом известно, конечно, но ведь для вас труда не составит собственноручно уж мне отписать… Мне и развлечение в моих забайкальских рудах.

Одно лето у Евгения Борисовича выдалось очень трудным – он и женился, и на службе маневры какие-то организовали. В общем, приехала мама, и пришлось подключать папочку. «Боричка! Прости, что послала тебе телеграмму! Может, у тебя с деньгами плохо, может, ты болен. Это очень плохо, что я все лето не писала. Но было очень трудно. Женя в течение двух месяцев спал по 3—4 часа в сутки, а я, конечно, сочувствовала и старалась как-то ему облегчить».

Там же. Стр. 492.

Офицеры всегда жили на родительскую помощь, без родительских гарантий в иной полк не брали, – вести почетную гвардейскую, например, службу было накладно, – но этим занимались люди, делавшие на этом карьеру. Карьерой у Евгения Борисовича и не пахло.

Достоверность свидетельств Евгения Борисовича сомнений не вызывает. Если он пишет о каком-то факте, приводит какое-то высказывание Бориса Пастернака – скорее всего так оно и было на самом деле. Другое дело, зная готовность Пастернака щедро одарить собеседника ожидаемыми приятностями, хотелось бы видеть некоторую избирательность памяти и мемуариста. Вот у Евгения Борисовича рождается сын. «Марина note 15 потом рассказывала, как папочка говорил ей, что рождение Петеньки для него большая радость и этот ребенок – награда нам за все те горести, которые он, папа, причинил нашей семье».

Там же. Стр. 531.

А за что у других людей родятся дети? А ведь Евгений Борисович – публикатор писем Пастернака. Он их владелец. То есть даже если б НАМ он не показал ни письмишка, сейчас мы знаем, что он все-таки САМ читал – то, что его отец считал свой брак с его матерью «случайным и необязательным». За «горести», принесенные СЛУЧАЙНОЙ И НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЙ семье – «нашей семье». (Автор до жалости неточен в словах: не понять, кто здесь наши. Если они с мамочкой, то не жалко ли им младенца, которого неместные тащат по вагону их памяти? если семьей они считают себя и Бориса Леонидовича, то без Зинаиды Николаевны с Ленечкой? В общем, горе Пастернак принес не СВОЕЙ семье.) Не слишком ли велика расплата – целый человек? А случайная и необязательная женщина – ОНА не хочет попросить прощения у Пастернака за то, что заняла столько места в его жизни и с готовностью кивала на его изъявления чувства вины? Какой ЕМУ за нее подарок дала судьба? Евгений Борисович с достоинством принимает компенсации за несчастья своей семьи – такие ли уж неисчислимые, до множественного ли числа здесь? Евгений Борисович сам разведенный муж – до седьмого ли колена ему откупаться от первой жены?

«Трагедии пережиты взрослыми и на детей не перенесены» – так распорядились Нейгаузы.

БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 559.

Вот выражение: «из какого сора растут стихи». «Не ведая стыда» – может, возводит их в поэтический ранг, потому что сор – он и есть сор, это не мелочи и не мелкие неприятности жизни – или уж все есть сор.

Воспоминания мусорного человека могут быть воспоминанием о мусоре. Воспоминания Е.Б. Пастернака (или как писать: воспоминания Е.Б. и Е.В. Пастернак?) – они, несомненно, о чистоте жизни БЛ. Пастернака; идя по жизни на глазах поодаль стоящего внимательного сына, он всю жизнь воспринимает радостно и объемно, не вглядываясь подозрительно и брезгливо в то, что под ногами… Не забытые сыном эпизоды подтверждения статусности Евгении Владимировны – она это сделала трудом жизни, и любящий сын благородно (все было бы полнее, если б он отдавал себе и нам, раз он пишет для нас, отчет) – выглядят как старательно обметенные кучки мусора на чистом полу.

Пастернаку оставленная его любовью Зинаида Николаевна кажется Красной Шапочкой. Так он говорит – и все ахают: если кто меньше всего похож на Красную Шапочку, то это Зинаида Николаевна. Скорее она напоминает смесь бабушки и Серого Волка. Бабушка, почему у тебя такие страшные зубы? Оставим какие-то представления о своей жене иметь Пастернаку – и по переделкинскому лесу потерянная сиротка бродила ОДНА, а он только возвращался каждый день посмотреть, как она там. Гладил по голове, давал книжки. Что читать Зинаиде Николаевне в своем доме в 1955 году?