Тамара Катаева - Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

• Название: Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции
• Автор: Тамара Катаева
• Издательство: Минск: Современный литератор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-14-1615-4

Роман-монтаж «Другой Пастернак» – это яркий и необычный рассказ о семейной жизни великого русского поэта и нобелевского лауреата. За последние двадцать лет в свет вышло немало книг о Пастернаке. Но нигде подробности его частной жизни не рассказываются так выпукло и неожиданно, как в новом исследовании Катаевой «Другой Пастернак». «Боттичеллиевский» брак с Евгенией Лурье, безумная страсть, связавшая Пастернака с Зинаидой Нейгауз, поздняя любовь с Ольгой Ивинской – читателю представляется уникальная возможность узнать о личной жизни Пастернака с абсолютно неожиданной стороны.

Перефразируя Толстого, Катаева говорит о своих книгах: «В „АнтиАхматовой“ я любила мысль народную, а в „Другом Пастернаке“ – мысль семейную».

---

«Я, помню, больная (что за болезнь?) лежала у Люси в доме на Фурмановом переулке (не у себя дома? что это за болезнь?). И вдруг туда пришла Зинаида Николаевна (вот это действительно – „вдруг“). Ей пришлось вместе с Люсей отправлять меня в больницу, так как от потери крови мне стало плохо (здесь все ясно, что за болезнь и что за потери, кто вызывал Зинаиду Николаевну; почему-то вызываль-щицы были довольно сильно уверены в сострадательности пастернаковской супруги – плохо только, что в своей книге она не называет самоуважительно все вещи своими именами. Это ЕЕ книга, это она сама, Ольга, взялась рассказать нам честно и спокойно – а почему она должна стыдиться? – если она не стыдится. „И теперь не помню, о чем мы говорили с этой грузной (а у чьего же любовника не грузна законная жена?) твердой женщиной, повторяющей мне, что она не любит Б.Л. (Ольге Всеволодовне было бы сладко слушать, как та растекается в любви к „Б.Л.“ – ее влюбленному любовнику, вожделеющему не жену, а ее, только что обрюхатившему ее, – тяжкое, но несомненное доказательство его выбора – жаль, что Зинаида Николаевна настолько заскорузла, что не может с ней соперничать на женском, физиологическом поле), но семью разрушать не позволит“».

ИВИНСКАЯ О.В. Годы с Борисом Пастернаком.

В плену времени. Стр. 35.

Этой сцене есть параллель – о походе Жени Лурье в профком с жалобой, чтобы ей вернули беспартийного, но все-таки советского писателя – мужа.

Зинаида Николаевна явилась не в профком, а к разлучнице в дом, не в просчитанной надежде на действенность, а по вызову «умирающей». Евгений Борисович именно, очевидно, твердое заявление Зинаиды Николаевны о том, что она семью разрушать не позволит, имеет в виду, когда сочувственно передает мамочкины сожаления, что та добровольно отдала мужа сопернице. Не поборолась за него. Поборолась, да еще как – но не действующим на него оружием. Увещевания профкомовской активистки для него – как заклинания шамана.

«…прошло несколько дней, а она не появлялась. Из приглушенных разговоров старших мы узнавали страшные вещи: она в сумасшедшем доме. В больнице имени Ганушкина. Бабка сама написала заявление, чтобы ее забрали. Это оказалось неправдой. Она отравилась, но была не в больнице, а у своей приятельницы Люси П., которую бабка считала источником многих неприятностей (у „бабки“ все были виноватые: и Люся, и Пастернак, кричала она и на Зинаиду Николаевну), и домой возвращаться не хочет (какие там дети, бабка, когда тут такой роман!). Мы с Митькой присмирели и притаились. Мы уже привыкли жить без матери, как вдруг она вернулась, виновато просунув в дверь бледное личико, как-то по-новому, по-больничному, повязанное простым платком».

На самом же деле скорее всего Ольга Всеволодовна делала подпольный аборт, чуть, вероятно, не умерла, вызывала Зинаиду Николаевну – непонятно для чего, показывала нарисованные трупные пятна, – но опять-таки трудно вообразить рассчитываемый положительный эффект. То, что это был аборт, по виноватому личику и по-простому повязанному платку поняли и запомнили на всю жизнь ее дети. Женщине полагалось в таких делах чувствовать себя виноватой – и показать это своим детям: кому еще, чтобы надрыв и стыд были виднее? «Она вернулась тихой и какой-то маленькой и долго не выходила из дома. Но потом все пошло по-прежнему».

ЕМЕЛЬЯНОВА И.И. Легенды Потаповского переулка. Стр. 21. Это неукротимый темперамент разудалой охотницы, которая не остановится ни перед какими средствами. Для Пастернака других средств у нее не нашлось.

Вторая половина 1950-х. «В конце августа я поехала на пикапчике смотреть какую-то дачу. По дороге менярастрясло, я очутилась в загородной одинцовской аптеке, откуда вызвали „скорую помощь“. По дороге в больницу у меня произошел выкидыш. <> Все на меня рассердились, все обиделись. Ира горевала, что я не сумела сохранить ребенка; Боря плакал в ногах моей постели и повторял свою горькую фразу: „Неужели ты думаешь, что нашему ребенку не нашлось бы места на Земле? Как же мало ты в меня веришь!“»

ИВИНСКАЯ О.В. Годы с Борисом Пастернаком.

В плену времени. Стр. 51—52. Выкидыши не случаются от недостатка веры, да и пи-капчикам не под силу вытрясать из здоровых женщин младенцев, род бы людской прекратился. Много уже понимающая Ира употребляет эвфемизм «не сумела сохранить» (умение нужно склонным к привычным выкидышам женщинам, для остальных никаких овладений специальными искусствами не предусмотрено) – вместо простого «вытравить плод».

«Кубарем скатываюсь с кровати, мы прыгаем с братом вокруг моложавой худенькой женщины, одетой в страшную телогрейку, с грязным мешком – и с милым, забытым лицом. <> У меня совершенно молодая и очень милая мама. Надо сказать, что и потом в свою лагерную бытность я не раз сталкивалась с этим чудом женской лагерной моложавости, – несмотря на тяжелую работу и скверную пищу, иная заключенная, „отволокшая“ уже десятку, на вид – полуподросток, стройна, загорела, не то сорок, не то двадцать. И отсутствие косметики, которой мама не пренебрегала на воле (БЛ. часто ей выговаривал: „Олюша, не на-водись, Бог тебя не обидел!“), и выгоревшие волосы, и даже сломанный зуб спереди – не портили ее, а, наоборот, как-то освежали».

ЕМЕЛЬЯНОВА И.И. Легенды Потаповского переулка. Стр. 55—56.

«…странное поручение, которое дал мне все в ту же встречу на Чистых прудах Б.Л. Как всегда, это было достаточно туманно и загромождено попутными рассуждениями, однако суть я поняла, она сводилась к следующему: маму он никогда не оставит, но прежние их отношения невозможны… Ядолжна это маме втолковать <> Ну, я была достаточно и начитана, и деликатна, чтобы не принять такие заявления, как бесповоротные, и, как могла, отнекивалась от поручения».

Там же. Стр. 56—57.

Если это по отношению к матери, то тогда надо сказать гораздо проще, всего-навсего: «Я не буду, я не начитана и деликатна, мне жалко мать – и все». Если по отношению к Пастернаку, то тоже не так уж сложно: «Я не была начитанна или деликатна, я была хитра, мне незачем было разводить мать с Пастернаком, который…» Тем более что она убедилась, что против Пастернака будет выставлено оружие гораздо более сильное, чем ее начитанность и деликатность: «…увидев маму во всем ее прежнем обаянии, совершенно искренно забыла недавний туманный и в чем-то довольно жестокий разговор. Сами разберутся!»

Там же. Стр. 56—57.

Люди равнодушны друг к другу. Люди мало интересуются чужими судьбами. Кто уж очень внимательно читал о жизни и житейских перипетиях Бориса Пастернака? Интересующиеся творчеством, как правило, не слишком любопытны к личной, а уж особенно к интимной жизни, интересующиеся клубничкой – находят чтение более зажигательное, чем довольно-таки банальная биография Пастернака. Пожалуй, кто хоть когда-то что-то о нем читал биографического, этот эпизод все-таки запомнил: после лагеря (из-за него, это тоже часть легенды) Пастернак не захотел встретиться со своей Ларой, жизнью и пр. – потому что боялся, что она там пообтрепалась внешне. Большинство и не начинало производить свои исследования: неужели так все было, в чем же тогда такая необыкновенная любовь заключалась, – это, собственно, нигде и не описано, никто из современников, из близких людей тоже не счел важным клубок этот распутать, не стал искать каких-то смыслов и объяснений – все как в обыкновенной интрижке. Вот и Ирочка никаких бездн перед собой не видит: мама не потеряла своей привлекательности, о чем еще можно говорить? Поступок Пастернака – «в чем-то довольно жестокий». В чем-то – в чем именно? Довольно – кто-то остался доволен? (каламбур ввиду полного несоответствия жеманного «ДОВОЛЬНО жестокий» холодной однозначной жестокости) жестокий? – да полно вам, девушку всякий может обидеть, но хорошая девушка – это та, которая знает свои цели и понимает, когда выпал шанс, а не холит свои обиды.

«Любовную связь Бориса Леонидовича в <> дружеском кругу не только не романтизировали, но справедливо считали очередной прихотью стареющего поэта».

ЛИВАНОВ В.Б. Невыдуманный Борис Пастернак. Стр. 96.

В 1946 году Борис Леонидович был, несомненно, полон сил и тестостерона. Возможно, по прошествии двенадцати лет это было уже не так. Мало кого это вообще может интересовать – если б Ивинская в своих воспоминаниях с просчитанной регулярностью, но каждый раз неожиданно, потому что читатель настраивается на то, что все-таки книга о Пастернаке, который и сам по себе интересен, не этим, да и какие-то близкие еще живы и пр., не выдавала бы гигиенические подробности. Здесь подошло бы слово «нескромно», если б это было ненамеренно.

Никто не сомневается в темпераменте Ольги Всеволодовны и тем более не обладает легковерием (или положением) Зинаиды Николаевны, чтобы поверить в то, что «Боре» «она просто является секретаршей и помощницей в его издательских делах и нужна ему только для этого».