Сергей Зверев - Золотые эполеты, пули из свинца

• Название: Золотые эполеты, пули из свинца
• Автор: Сергей Зверев
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-36988-1

Весна 1916-го. Первая мировая война. Отчаянный поручик Сергей Голицын и бравый прапорщик и талантливый поэт Николай Гумилев получают приказ от командующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова пробраться на оккупированную австрийскими войсками территорию Галиции и предотвратить бактериологическую диверсию, задуманную неприятелем. С отрядом пластунов-разведчиков, которым командует Голицын, отправляется недавно бежавший из австрийского плена поручик Щербинин. Некогда он был знаком с немецким профессором Хейзингером, ныне – полковником германской армии, который и собрался заразить речную воду возбудителями брюшного тифа. Осталось перейти линию фронта и захватить цистерну с заразой. Но если бы это было так просто…

---

Юсташев был высокого роста, очень плотного телосложения. Его густые черные волосы с легкой проседью чуть курчавились, нос с характерной горбинкой хищно выдавался вперед, напоминая клюв ястреба. Крепкие, точно литые скулы довершали лепку его запоминающегося лица. Темно-карие, чуть навыкате глаза поблескивали из-под сросшихся на переносице густых бровей. Правую щеку Ибрагима пересекал бугристый шрам, придавая его лицу свирепое выражение. Конец шрама терялся в густой черной бороде.

Бороды в русской армии нижним чинам и унтерам не полагались, но для уроженцев Кавказа делалось исключение: национальная традиция, что за черкес без бороды?

Завершающим штрихом внешнего облика Ибрагима Юсташева служил длинный кинжал, висевший на его ремне в кожаных ножнах. Кинжал оказался непростым, чем фельдфебель не преминул похвастаться перед поручиком: это было наградное оружие от генерала Каледина, на рукоятке которого сверкала бронзовая пластинка с гравировкой золотом: «Фельдфебелю Ибрагиму Юсташеву от генерала Каледина. За примерную доблесть и неустрашимость». Кинжал Юсташев получил за подрыв австрийского склада боеприпасов. Он и еще двое горцев вырезали полтора месяца назад охрану склада – не меньше взвода! – и устроили знатный фейерверк.

Общее впечатление от внешнего вида Юсташева было, конечно, таким: «Не дай бог встретиться в лесу ночью!»

При всем том Юсташев оказался толковым и понятливым воякой; замысел, который изложил ему Сергей Голицын, очень фельдфебелю понравился.

Как же собирался поручик с небольшим диверсионным отрядом пробраться за линию фронта, через глубоко эшелонированные оборонительные порядки противника?

План Голицына, который Сергей предварительно обсудил со своим заместителем Гумилевым, отличался простотой и дерзостью. Сравнительно неподалеку русские и австро-венгерские позиции на не слишком протяженном участке фронта разделяла галицийская речка Стырь. Стырь текла на север, так что на правом, пологом, берегу располагались русские, а на левом, обрывистом, – австрийцы. Сергей собирался воспользоваться способом, описанным еще византийскими историками в повествовании о древних славянах: его диверсанты должны были незаметно проплыть под водой, удерживая во рту полый камышовый стебель, чтобы через него дышать. Сделать это следовало, естественно, ночью. Кстати говоря, на той стороне реки охрана была слабее, чем на сухопутных участках передовой, что вполне понятно: противник надеялся на водный рубеж. К тому же на соседнем участке фронта русские смогут сымитировать ночную атаку, для отвлечения внимания неприятеля.

Лишь бы оказаться в австрийском оперативном тылу, на неприятельской территории, а там дело легче пойдет.

– Словом, орел, – обратился Голицын к звероватому фельдфебелю, – подбери мне отборных молодцов! Знаю, что все отличные солдаты, бывалые вояки с немалым боевым опытом. Знаю, что они наверняка не раз участвовали в горячих делах. Но мне нужны лучшие из лучших. И чтобы плавать каждый умел.

– Сдэлаю, ваше благородие! – козырнул тот. – Джигитов падбэру!

– А ты, Ибрагим, обращайся ко мне проще, – улыбнулся Сергей. – Мы не на смотр собираемся, нам вместе жизнью рисковать. Можешь «господин поручик», а еще лучше – «командир». Коротко и ясно. И подбери таких, чтоб по-русски хоть мало-мальски понимали и объясниться могли. Там ведь у нас каждая секунда на счету будет, каждое слово – на вес золота. Чтоб приказал я или прапорщик Гумилев – и без промедления все исполнялось. Понял?

– Так точно, камандыр!

– Вот так-то лучше. Приступай, Ибрагим-оглы.

Своих земляков и соратников по пластунской роте Ибрагим Юсташев знал превосходно, поручик Голицын не ошибся с выбором помощника. Но представления о боевой ценности людей у горца были своеобразные. Юсташев пружинисто шагал вдоль шеренги, изредка роняя одну-две коротких фразы:

– Ты нэ пойдешь, в ауле три жены и дэвять детэй. А у тэбя мать одна. А ты по-русски нэ понимаешь. Э, нэт! Ты храбрец, но соображаешь туго. Тупо сковано – нэ наточишь! А вот ты молодой, надо опыт, надо мужчиной становиться. Ты, кроме барашка, кого-нибудь рэзал?

– Я всэх рэзать могу! Клянусь мечетью! – обидчиво вскинулся молодой аварец. – На ком показать?

– Вах! Горячий какой! На враге покажешь! Тэперь ты. Храбрец, да? Умный – хитрый, как лиса, да? А плаваешь, как топор. Нэт, и нэ проси. Нэ пойдешь: зачем камандиру утопленник?

– Ну, подберет он нам отборных головорезов! – незаметно, чтобы не обидеть Юсташева, посмеиваясь, шепнул Гумилев Сергею.

– Вот и славно! – кивнул Голицын. – Нам башибузуки и потребны в таком лихом деле.

В этот момент к Голицыну и Гумилеву подошел высокий стройный мужчина в новой форме поручика конно-егерского полка. Сейчас Щербинин выглядел не в пример лучше, чем сутки тому назад, когда двое молодых казачьих хорунжих доставили его в штаб Юго-Западного фронта, огородное пугало он уже не напоминал. И все же от его лица, обезображенного грубыми ожоговыми шрамами, тянуло отвести взгляд.

Он коротко козырнул:

– Господин поручик Голицын? Позвольте представиться: поручик Анатолий Щербинин. Командирован генералом Брусиловым в ваш отряд, поступаю под ваше начало.

Голицын и Гумилев переглянулись: о таком своем решении Алексей Алексеевич ничего им не говорил.

– Что ж, превосходно, – сказал Сергей. – Ведь вы сможете опознать этого подлеца Хейзингера, не так ли?

– Именно для этого генерал и направил меня сюда, – с достоинством отозвался Щербинин.

– Я рад, – улыбнулся Голицын. – Повоюем вместе. Но, господин поручик, моим заместителем по-прежнему остается прапорщик Николай Гумилев, хоть он и младше вас по званию. Чтобы без обиды, договорились? Кстати, вы ведь до войны были знакомы с Николаем Степановичем?

– О каких обидах может идти речь? – чуть высокомерно произнес Анатолий. – Я, господа, не страдаю излишним честолюбием, для меня дело прежде всего. Что до знакомства… Нет, не припомню. Не имел чести.

Сергей Голицын и Николай Гумилев вновь переглянулись. И у того, и у другого возникло несколько вопросов к Щербинину, но пока что оба они, не сговариваясь, решили с этими вопросами повременить.

10

Яркое полуденное солнце раскалило броневые листы обшивки штабного вагона, пулеметные казематы и орудийные башни так, что не дотронешься – руку обжечь можно. Уже вторую неделю на небе не появлялось ни облачка. Конец весны в центральной Галиции – время жаркое, и только свежий ветерок, дующий с отрогов Восточных Карпат, немного смягчал знойную духоту. Однако дышать все равно было трудно: в воздухе витал одуряющий запах креозота, пропитки для шпал, который мешался с дымом сгоревшего каменного угля и густым ароматом разогретого машинного масла.

Бронепоезд, за которым собирался охотиться поручик Голицын со своими головорезами, стоял на разъезде между местечками Збаражем и Гримайлово. Разъезд был пустынным и захламленным. Солнечные лучи освещали унылые бетонные плиты оград и заборов, некоторые из которых были увиты поверху ржавой колючей проволокой, не то еще недостроенные, не то уже разрушающиеся будки неизвестного назначения, глухие стены складов и ангаров, ветвящуюся паутину рельс, стрелки, семафоры, заброшенные вагоны инвалидного вида на заросших травой дальних путях… Все это выглядело невзрачно и неприглядно.

Словом, никак не скажешь, что на захолустном разъезде кипела жизнь.

Людей совсем не видать. Так, изредка промелькнет угрюмый путевой обходчик с молотком на длинной ручке или вислоусый галичанин, железнодорожный рабочий в промасленной насквозь черной тужурке. И снова вокруг все тихо, пусто и безлюдно. Даже тощие галицийские дворняги куда-то попрятались от жары, даже нахальные воробьи не чирикали.

Полковник медицинской службы рейхсвера Рудольф Хейзингер медленно прохаживался вдоль бронированной стенки командно-штабного вагона. Он испытывал законное удовлетворение: место выбрано отлично, именно такой захолустный, заброшенный и безлюдный разъезд необходим для его целей. Скрытность и осторожность исключительно важны, не в Лемберге же или в Станиславе цеплять к бронепоезду «дополнительную единицу подвижного состава», некую особую цистерну. Там слишком много любопытных глаз.

«Хотя, – усмехнулся про себя Хейзингер, – в данном случае важнее не глаза, а носы! Внешне, на первый взгляд, ведь цистерна ничем от обычных не отличается… Кстати, пора бы цистерне уже прибыть. Нет, недаром я недолюбливаю австрийцев: не хватает им истинно германской точности, пунктуальности и обязательности. Хромает дисциплина! Уже на десять минут опаздывают ко времени рандеву, что за легкомыслие!»

Но тут со стороны дальних подъездных путей послышался тонкий, несерьезный какой-то свист, и Хейзингер увидел небольшой маневровый паровозик, который, попыхивая трубой, тащил за собой одну-единственную пульмановскую цистерну грязно-бурого цвета. На фоне громадных паровозов бронепоезда маневровый паровозик смотрелся, как барашек рядом со слонами. Он еще раз свистнул и остановился, пустив из-под колес две струйки перегретого пара.