Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы

• Название: Взгляд с нехоженой тропы
• Автор: Сергей Подгорный
• Издательство: Вэсэлка
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5-301-00520-0

В сборник вошли научно-фантастическая повесть и рассказы, в которых раскрываются загадки человеческой психики, неповторимый внутренний мир человека, торжество идеалов разума.

---

Если бы корабли типа «Вольт» имели не радио, а квантовые передатчики (их сигнал распространяется мгновенно и не слабеет от расстояния), то уже в первые часы после гибели МАКа в Центре бы знали, что случилось неладное. Но радиосвязь теряет оперативность, если расстояния исчисляются световыми годами…

Кассеты хранили десятки километров магнитной ленты. Очень не скоро я рассортировал их с помощью ЭВМ. На большинстве была записана лишь музыка. Были кассеты с фильмами путешествий и литературными инсценировками. Мне важно было понять личность МАКа, а это, практически, ничего не проясняло. Но МАК, что также входило в программу полета, записывал на ленту еще свои мысли, ощущения, впечатления, переживания, идеи. ЭВМ выбросила на стол два пластмассовых рулона. На зеленом было зафиксировано все наиболее характерное для МАКа 453А, на розовом — все исключительное.

Я внимательно просмотрел розовый рулон. Странно: с психикой, если сделать скидку на профессию и условия, в которых он находился во время полета, у МАКа было в порядке: никаких тревожащих отклонений от нормы даже в нетипичных ощущениях и мыслях.

Я подумал, что этот путь, пожалуй, не приведет к разгадке, что дело, возможно, гораздо серьезнее. Но версию все же надо было довести до конца.

Я нажал одну из клавишей внутренней связи, и на телеэкране возникло изображение кают-компании. Трое из группы врачей готовили тело Четыреста пятьдесят третьего к транспортировке на орбитальную станцию. Несмотря на невесомость, они действовали четко и уверенно.

Выключив изображение, я несколько минут просидел неподвижно, а потом достал из кармана комбинезона справку Архива ЦИКП. Там были индексы всех, кто близко знал МАКа. Из них в живых остался только один. Тоже астронавт. Он находился на корабле серии «Луч» в планетной системе звезды 3451-ЕА.

Я попросил Центр срочно установить с ним квантовую связь.

— Уже вызываем, — услышал я в телефонах, едва закончил просьбу.

— ИВ 234Г, МАК, звездолет «Луч-8», слушает Вас.

— МАК, — сказал я волнуясь, — ты близко знал Четыреста пятьдесят третьего: был с ним в одной группе Училища астронавтики.

— Да. Верно. А что случилось?

МАК с минуту молчал после окончания моего короткого рассказа.

— Я понимаю, что именно вас интересует, — сказал он наконец. — Это первое, что приходит в голову: сдали нервы. К сожалению, по этому поводу не могу вспомнить ничего подходящего. Он был на редкость уравновешенным парнем. Чемпионом училища по настольному теннису и шашкам. Правда, после училища мы не встречались и прошло столько лет…

— Вот именно, прошло очень много лет, поэтому я хотел бы, чтобы вы вспомнили даже то, чему тогда не придавали большого значения.

— Постараюсь, — задумчиво и ровно произнес МАК.

Я представил, как он сейчас там, за невообразимостью световых лет, сидит в кресле пилота, вспоминает Четыреста пятьдесят третьего и параллельно думает о том, что вот он и остался один из всего тогдашнего выпуска; астронавты ведь играют не только с расстояниями, одиночеством, Вселенной, но и — временем. Для него околосветовые скорости и тоннельные переходы растянули время несколько дольше, чем для других, и Вселенная оказалась помилостивее. И только поэтому он сейчас сидит неподвижно в кресле перед пультом управления и вспоминает о последнем друге своей юности.

— Я припоминаю еще вот что, — сказал командир звездолета «Луч», — но вряд ли вас заинтересуют такие мелочи, то есть вряд ли они смогут вам помочь.

— Я вас внимательно слушаю.

— Он был неравнодушен к политике. Я хочу сказать, что его серьезно тревожила ситуация, сложившаяся в то время на Земле. Тогда и в самом деле могло показаться, что дело может кончиться мировой катастрофой. Он, пожалуй, слишком болезненно воспринимал все это и, пожалуй, был даже склонен думать, что это естественный конец всех цивилизаций.

И еще, но это уже вовсе для вас пустяк. Нечто из области хобби. Он порой писал небольшие рассказы. Иногда их показывал.

— Давал прослушать?

— Нет. В этих случаях он не пользовался диктофоном. Я же говорю: это нечто из области хобби. Он обязательно записывал их на листах бумаги. Я думаю, уже само это доставляло ему своеобразное удовольствие…

— Мне больше нечего вам сообщить, — после паузы добавил МАК.

Я поблагодарил его от себя и от имени Центра по исследованию космического пространства.

В каюте Четыреста пятьдесят третьего был все тот же характерный для астронавтов педантичный порядок, что и на всем корабле. Его личные вещи в специально предназначенном для них магнитном шкафу были уложены с тщательностью. Я без труда нашел несколько исписанных листков бумаги, придавленных к полке тонкой магнитной пластинкой. Это был один из тех рассказов, о которых только что говорил командир «Луча-8». Он назывался «Возвращение». Я приведу его полностью.

«Этот дом пострадал лишь от времени: когда-то окрашенное в голубой цвет, кровельное железо стало рыжим и местами проржавело, облупилась краска на оконных рамах и входной двери — у них был какой-то ненадежный, трухлявый вид; стены, сложенные из желтого кирпича, посерели.

Он немного постоял в оцепенении, потом толкнул рукой трухлявую калитку. Калитка сорвалась с проржавевших петель и медленно повалилась, сдерживаемая упругими травами.

МАК наступил на калитку; доски рассыпались прахом. Он двинулся к щербатому бетонному крыльцу, путаясь в травах ногами. Он зачем-то сосчитал ступеньки: их было четыре. Взялся за ручку двери и осторожно открыл дверь. Конечно, она не была заперта.

После яркого солнца и буйства зелени ему показалось, что он шагнул в склеп. МАК опасливо шел по ненадежному полу, вдыхая запахи пыли и плесени. В коридор выходили две двери. Обе они были раскрыты.

Он мельком, и как на что-то само собой разумеющееся, взглянул на истлевшие занавеси с поблекшими красками, затем заглянул в первую дверь.

Там была кухня. На пыльных полках стояла пыльная посуда. Она стояла на пыльном столе и на пыльной газовой плите. Такое впечатление, что перед тем здесь готовили много пищи.

Он заглянул во вторую дверь и убедился, что не ошибся: там стоял стол, когда-то сервированный на восемь персон. Это была гостиная.

„Странная планировка“, — зачем-то подумал МАК.

Гостиная была просторней. Сквозь зелень перед окнами и ветхие занавеси проникало мало света. Здесь сильнее, чем в кухне и коридоре, пахло прелью.

МАК подошел к окну и коснулся занавеси. Она осыпалась трухой, давая дорогу солнцу. И тут МАК разглядел то, что стояло в углу: это была давно осыпавшаяся, вся в толстом слое пушистой пыли елка. Новогодняя елка. МАК подул на самый большой шар и отпрянул, сморщившись от пыли. Шар слабо заблестел. Тогда, сам не зная зачем, МАК достал из кармана комбинезона чистый платок и стал с осторожностью, держа их на весу, вытирать елочные игрушки. Одна за другой они становились блестящими после его бережных рук, но этот блеск вдруг показался ему страшным; он попятился от скелета елки и пятился, пока не ударился спиною о стену. Тогда, чувствуя все усиливающийся, не контролируемый разумом ужас, он бросился вон из этой комнаты, дома, поселка к солнцу, деревьям и травам. Он упал в коридоре — провалилась трухлявая доска пола — и вскрикнул. Он вскочил так быстро, словно от этого зависела его жизнь, и вновь побежал. Он оглядывался на бегу, хотя его некому было преследовать. Он слышал свое резкое дыхание и громкий стук сердца. Он бежал все расстояние до планетолета и немного успокоился только за его бронированными стенками. Но и там он не мог избавиться от страха: страха всего и неуверенности во всем, вселившемся в него в мертвых городах предыдущих дней и в этом сегодняшнем поселке. Он думал, что скоро и они превратятся в прах, как давно превратились жившие в них люди, как высохло вино в открытых бутылках за сервированными столами.

На секунду он пожалел, что ни в одном из домов не смахнул пыль с календаря, чтобы узнать, когда это случилось. Потом съежился в кресле, чувствуя ни с чем не сравнимое одиночество. Не сравнимое даже с одиночеством полетов к звездам…»

Я отложил последний исписанный листок в сторону. Мне все было ясно. Оставалось только запросить у ЦИКП расшифрованные уже записи показаний приборов «Вольта-20» и анализ крови МАКа 453А.

Ждать пришлось недолго. Через полчаса, все там же, в рубке связи, я записывал на диктофон отчет. Привожу его с сокращениями:

«…В МАКе жил тщательно скрываемый страх того, что неустойчивое военное равновесие, которое сложилось в мире к моменту его старта, закончится мировой катастрофой, самоуничтожением цивилизации.

В этом нет ничего исключительного: тогда, 150 лет назад, так казалось не только ему.