Мицос Александропулос - Ночи и рассветы

• Название: Ночи и рассветы
• Автор: Мицос Александропулос
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1978

Мицос Александропулос — известный греческий писатель-коммунист, участник движения Сопротивления. Живет в СССР с 1956 года.

Роман-дилогия состоит из двух книг — «Город» и «Горы», рассказывающих о двух периодах борьбы с фашизмом в годы второй мировой войны.

В первой части дилогии действие развертывается в столице Греции зимой 1941 года, когда герой романа Космас, спасаясь от преследования оккупационных войск, бежит из провинции в Афины. Там он находит хотя и опасный, но единственно верный путь, вступая в ряды национального Сопротивления.

Во второй части автор повествует о героике партизанской войны, о борьбе греческого народа против оккупантов.

Эта книга полна суровой правды, посвящена людям мужественным, смелым, прекрасным.

---

Космас обнаружил, что остался в одиночестве. Янну бережно кружил незнакомый юноша; с грехом пополам поспевал за своей молоденькой партнершей Спирос, а тетушка Ольга, утомленная шумом и гамом, ушла домой.

Через зал пробиралась одна из подруг Янны. Она только что прочитала со сцены хорошее стихотворение. Космас пригласил ее на танец.

— Чье это было стихотворение?

Девушка покраснела.

— Ну, тогда дай его мне, мы напечатаем в «Свободе».

— Так, значит, вы не читали? — огорчилась девушка. — Его напечатало «Молодое поколение».

III

В редакции Космас нашел записку на свое имя. Записка была от Стелиоса, он тоже сумел избавиться от Мила, тоже перебрался в Афины и очень хотел повидать Космаса. Стелиос приглашал его к себе, он снимал комнату на улице Алопеки. Космас зашел к нему в тот же вечер.

— Пока что работаю переводчиком при одном англичанине-полковнике, — рассказывал Стелиос. — Сняли для меня номер в гостинице «Король Георгий». Но ты сам знаешь, я человек мирный. Звон шпор и щелканье каблуков мне не по вкусу. Поэтому в своем номере я редкий гость. Эта квартира устраивает меня гораздо больше. Скоро сбегу от полковника и займусь журналистикой.

Стелиос был увлечен новыми планами. Несколько дней назад в Афинах был проездом друг их семьи, корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме». Он направлялся из Каира в Турцию, оттуда собирался в Иран, а потом в Советский Союз. В Афины он рассчитывал вернуться в начале будущего года и оставлял вместо себя Стелиоса.

— Я, конечно, понимаю, что эта затея с журналистикой — прихоть и скоро пройдет, — смеялся Стелиос. — Но пока я еще не остыл. Остались сущие пустяки, формальности. На днях начну новую карьеру.

— И какова твоя программа, Стелиос?

— Журналистская? Буду защищать вас. Если побежденные мужественны и чисты духом, мои симпатии на их стороне…

— Побежденные?

— Не обижайся. Ты знаешь мои дружеские чувства к вам, но они дела не изменят.

— Что ты хочешь сказать? Почему ты считаешь нас побежденными?

— Я хочу сказать, что вы останетесь побежденными, — поправился Стелиос. — Слишком уж вы большие энтузиасты… Энтузиазм штука опасная, он отвлекает внимание от практических проблем. Вот ответь мне: рассчитываете вы на конфликт с англичанами?

— Разве я могу отвечать тебе за всех! Что бы я ни ответил, это будет пустая, безответственная болтовня. Но лично мне кажется, что если бы такому конфликту суждено было возникнуть, он уже возник бы…

— Сейчас столкновение с англичанами было бы для вас более трудным и рискованным, чем раньше. Так?

— Должно быть, так.

— И, значит, чем дальше, чем больше англичан будет прибывать в Грецию…

Космас остановил его:

— Ты как будто уже не сомневаешься, что этот конфликт непременно возникнет?

— Ты прав… Я уверен, что он возникнет… И не смотри на меня такими глазами. Не думаешь ли ты, что я знаю секреты, которых ты не знаешь? Ничего подобного. Я исхожу из логики вещей. Для меня ясно, что влияние у вас колоссальное и, если события будут развиваться без постороннего вмешательства, победа за вами. Но ясно для меня и то, что англичане этого не допустят. Они улучат момент, удобный для них и неудобный для вас…

— Что бы ни случилось и когда бы ни случилось, побежденными будем не мы… Я как-нибудь зайду за тобой и приглашу на молодежный вечер. Побудешь с нашей молодежью, посмотришь на ее энтузиазм.

Стелиос слушал с улыбкой.

— Вот ты говоришь об энтузиазме, а ведь с него мы и начали наш разговор… Ну ладно, я с удовольствием пойду на ваш вечер, а теперь послушай, какую я принес для тебя новость. Здесь сейчас находится твой старый друг, подполковник Стивене. Хочешь его видеть?

— Ну конечно! Где он? Как нам встретиться?

— Нет ничего легче. Приходи ко мне в гостиницу, он все время там… Кстати, справлялся о тебе и не больно был рад, когда узнал, что ты с левыми.

* * *

Встреча со Стивенсом произошла в ресторане гостиницы. Англичанин был очень любезен, он не забыл услугу, которую оказал ему Космас.

— Первую весточку от тебя принес мне Квейль, и с тех пор я уже не упускал случая справиться…

— Спасибо. Я рад был узнать, что ты благополучно добрался до Каира. И не сомневался, что мы увидимся, только, по правде говоря, надеялся, что это случится раньше, в горах…

Стивене улыбнулся.

— Если бы ты остался в Афинах, мы бы увиделись. Сюда я приезжал не раз.

Англичанин возмужал, поправился и в военной форме стал совершенно неузнаваемым. Зато по-гречески он говорил все так же — правильно и в то же время не по-гречески.

— Очень, очень приятно снова с тобой повидаться. — Стивене старался держаться как можно сердечнее. — О твоих военных делах я знаю… Я очень уважаю ваших партизан, они прекрасно воевали и выиграли войну. Ну, а как ты живешь теперь? Чем занимаешься?

— Журналистикой. Пишу статьи, репортажи, фельетоны. Тоже, знаешь, война…

Стивене попросил принести коньяк.

— Давай выпьем за твое здоровье! Я ведь не забыл, что без спросу выпил у тебя бутылку вина…

Воспоминание об этой бутылке и о других грустных и смешных случаях того времени, когда Стивене скрывался у Космаса, а также крепкий коньяк развеяли вежливую сдержанность первых минут.

— Ну-ну! — Стивене весело похлопал Космаса по плечу. — Все будет хорошо, а у нас останутся дорогие сердцу воспоминания. Я люблю греков, одно мне только не нравится — зачем ты снова говоришь о войне?.. Я уже сказал тебе, что восхищаюсь героизмом ваших партизан, но война уже прошла! А вы, к сожалению, занимаетесь политикой и ущемляете как интересы Греции, так и свои собственные. Сами ломаете то, что построили!

Космас пристально посмотрел ему в глаза.

— Это ты сейчас занимаешься политикой. Я и не подозревал, что ты дипломат…

— Ничего подобного, — запротестовал Стивене, — я говорю как солдат — и только. В политику я сам не вмешиваюсь и друзьям не советую. Я советую им делать свое дело и блюсти собственные интересы. В мирное время они — главное. Только на войне мы отдаем предпочтение интересам общества и, защищая их, жертвуем собой.

Логика Стивенса рассмешила Космаса. — А что будет с интересами общества в мирное время?

— Это уже политика, и на это существуют политики! Вчера я говорил с одним из ваших левых, он толковал мне то же, что и ты. А зачем вам все это нужно, не могу понять! Сражались вы мужественно, Греция обрела авторитет и славу, пришла пора пожинать плоды борьбы, а вы все дело портите. Разделились на два лагеря, половину греков объявили предателями…

Стивене остановился, налил коньяку себе и Космасу и с улыбкой спросил:

— А в самом деле, когда вы собираетесь устроить переворот и свести с ними счеты?

— Подождем, пока вы стянете сюда побольше танков.

— А! Браво! — громко рассмеялся Стивене. — Прав был Квейль, когда говорил, что ты еще зеленый, но крепкий орешек!

— И ты решил попробовать?

— Да, каюсь! Я, конечно, пошутил…

— Тогда позволь и мне пошутить: когда вы собираетесь спровоцировать этот переворот?

Стивене засмеялся еще громче.

— Это шутки, и не больше. Я лично убежден, что все уладится. К счастью, обе стороны проявляют благоразумие и правильно оценивают обстановку. Вот если бы еще устранить ненужные обострения… Меня как-то очень задевает ваше воинственное настроение. Ваши нападки часто несправедливы.

— Например?

— Пожалуйста! Ваша газета опубликовала оскорбительную статью о судье Кацотакисе, а между тем это очень достойный, уважаемый человек… высокое должностное лицо. Он очень обижен и расстроен.

— А знаешь, как вел себя этот господин во время оккупации?

— Что было, то прошло. Войны больше нет…

— И критерии ее устарели? — закончил за него Космас. — Но скажи, если, не дай бог, ты снова попадешь в беду, решишься ли ты искать убежища у достойнейшего господина, о котором мы говорим?

— Безусловно, нет! — не замедлил с ответом Стивене. — Я предпочту снова прийти к тебе!

Вдруг Стивене приподнялся и, попросив у Космаса прощения, поспешил к выходу. Шум в зале затих. Космас тоже обернулся к двери. Уверенной походкой по ресторану шла Кити. Она выглядела еще выше и стройнее, чем раньше. Узенькое бежевое платье при каждом движении подчеркивало ее совершенные, уже зрелые формы. Казалось, она была создана по рецепту французского мудреца, который советовал художникам изображать женщину как существо, готовое к творению, с округлыми бедрами, ибо там таится первое обиталище жизни.

— Здравствуй, Космас! — весело сказала Кити, бросая прямо на бокалы свою сумочку и перчатки. — Стелиос сказал, что ты здесь, и я зашла повидать тебя. Я узнала, что ты меня ненавидишь!