Герман САДУЛАЕВ - Апокрифы Чеченской войны

• Название: Апокрифы Чеченской войны
• Автор: Герман САДУЛАЕВ
• Жанр: Современная проза

---

Динька, нельзя считать людей варварами, дикими, бескультурными, чурками только потому, что их культура отличается от твоей. С их стороны и ты выглядишь дикарем. Надо понять, что люди разные. У каждой нации своя история, свои традиции, свой язык. Русские называли иностранцев “немцами”, то есть немыми, так как им казалось, что если человек не говорит на их языке, значит, он вообще не умеет говорить и все равно, что немой. Это и есть психология дикарей, каждое племя первобытных людей считало собственно людьми только себя, а других — нет. “Ад — это другие”. Оттого самоназвания многих народов обозначают простое слово “люди”. Например, нохчи, от “нах”. Позже появилось “вай-нах”, наши люди. То есть другие — они тоже люди, хотя и чужие. Хотя бы какое-то движение вперед.

У дикарей обычаи и ограничения распространяются только на соплеменников, а инородец всегда вне закона. С ним можно поступать как угодно. Это и есть дикость, варварство. И те чеченцы, которые считают, что должны быть нравственными только в своем кругу, а с чужими можно быть распущенными и жестокими, — они лицемеры, подонки, они не понимают законов гор, обычаев своего народа. И те русские, которые презрительно именуют иноплеменников “чурками” или еще как-нибудь, которые считают, что чеченцы — вне закона по определению и их можно и нужно убивать, истязать, как вздумается — самые худшие из первобытных дикарей, настоящие чурки.

А твой отец… Я не должен был говорить тебе о нем так, прости меня. Но и ты, ты тоже мог понять, хотя бы постараться понять. Это не вина твоя, не позор. Просто судьба, испытание. В Коране сказано, что Аллах не посылает человеку такого испытания, которого тот не смог бы вынести. Ты сильный, Динька, ты всегда был сильным, поэтому Аллах подвергал тебя суровым испытаниям, ведь ты мог преодолеть все и сохранить в сердце чистоту и любовь.

И, знаешь, мы все — как ты. Все люди, они не знают, кто их отец. Мы знаем только свою мать — вот она, эта земля, эта природа, ее можно видеть, слышать, трогать руками. Но никто не видел отца. А когда мы узнаем, внезапно, как ты, кто он, то оказывается, что мы — одной крови. Мы все одной крови. Мы братья.

14. Солнечная страна

Как я жил в Безмеине девять месяцев в году, от одних летних каникул до других? Обыкновенно, как жили все дети в СССР. Ходил в школу, занимался в спортивных секциях. Я увлекался вольной борьбой, потом самбо и фехтованием.

Безмеин был обыкновенным русским городом, хотя и находился в Туркмении. Большинство населения составляли русские, поселенные здесь, чтобы работать на большой электростанции и промышленных предприятиях. Жило в городе и немного туркменов, с нами учились их дети, но городские туркмены были обрусевшими. Настоящие туркмены жили в сельской местности. Иногда они приезжали в город и, в своих ярких халатах, с головами, обмотанными тряпками, на ишаках, выглядели так, как будто сбежали с карнавала или съемок кинофильма по мотивам восточных сказок.

Иногда мы с пацанами, увидев на улице такого али-бабу, забрасывали его булыжниками. Он слезал с ишака, громко ругался на своем языке и гнался за нами, закрывая руками голову от летящих камней.

А на праздниках в школе, когда разыгрывался сюжет “15 республик — 15 сестер”, в туркменскую национальную одежду наряжали темненькую Риту, хотя она была еврейкой.

Безмеин был новым, красивым городом. С белоснежными многоэтажками, широкими прямыми проспектами, фонтанами и парками, кафетериями и кинотеатрами. И жизнь в нем была современной.

Мы рано взрослели. В пятом классе я уже целовался с подружками взасос, а в седьмом девушка с соседней улицы завела меня в подвал, раздела и сделала мужчиной.

В Шали все было по-другому.

15. Безумие

Что-то стало меняться, сначала незаметно, исподволь. Потом все реальнее, тверже. Во мне поселилась другая сила, она рвала меня изнутри, тянула вверх мое тело, прорывалась угрями на коже.

Приехав на очередные каникулы, Динька стал рассказывать уже не о том, как он летал в космос или плавал на подводной лодке. Теперь темой его подвигов были девушки, которые, если верить его словам, десятками признавались ему в любви и хотели сделать с ним “это”. Об “этом” Динька рассказывал скупо, хотя всем нам, особенно мне, так хотелось деталей, подробностей. Но он, пространно описав предысторию события, в самом интересном месте ограничивался фразой вроде “ну, тогда я тоже снял штаны и вые. л ее”. Мы и верили, и не верили. Ведь все это для нас было даже фантастичней, чем полеты в космос.

Но сомнения развеялись еще через год. Изменилось не только время, наш возраст и то, как мы видели мир. Изменился сам Динька. Стало слишком очевидно, кто он…

Еще пару лет назад — угловатый мальчик, со смешными оттопыренными ушами. Теперь земной бог, настоящий Аполлон. Благородный профиль, безупречно сложенное тело, всегда загорелая и манящая кожа, к которой так хочется прикоснуться, а уши прикрыты черными вьющимися волосами.

Взрослые уже не запрещали ему выходить за стены ПП-2, и мы гуляли по всей округе. Это стало настоящим бедствием для окрестных девушек. Увидев Диньку в первый раз, они замирали и так стояли несколько минут, бесстыдно пожирая его глазами. Дальше было настоящее коллективное помешательство. Сарафанное радио распространило сведения о том, кто этот красавец, где он живет, как его зовут. Девушки стекались чуть ли не толпами. Завидев Диньку, еще издалека без всякого стеснения орали: “Денис!” Пользовались любым поводом, чтобы пообщаться с ним. Эпидемия принимала все более тяжелые формы. И вот уже пошли откровенные признания в любви. Причем чувство ревности этим девушкам было, похоже, не знакомо. Они могли прийти вдвоем, втроем, вчетвером, с подругами или сестрами. Все искренне и с выражением произносили твердо заученную по-русски фразу: “Денис, я тебя люблю!” — и при этом звонко смеялись. И никто не смущался, как будто бы речь шла о чем-то совершенно обыкновенном и естественном. Динька улыбался в ответ соблазнительнейшей из улыбок, обнажая два ряда ровных и белоснежных зубов, отпускал комплименты на грани фола, назначал свидания.

И я, и все юноши нашей округи были просто в шоке. Уж такого мы точно не ожидали от своих скромных чеченских девушек. Встречаясь с нами, они опускали глаза, из них слова было не вытянуть, а уж пригласить на свидание в уединенном месте — об этом мы и думать не могли!

Но для них Динька был другим, он был вне закона. С ним было можно все, чего нельзя с нами, и они были готовы. Я уверен, что, предложи Динька какой-нибудь из них переспать с ним сразу, с первой встречи, едва ли кто отказался бы. Но Динька не давался так просто. Он очаровывал, мучил, обольщал и… все. Оставлял их на полпути.

Мне кажется, что он мстил. Хотя кому и за что?

16. На току

В одни из летних каникул Зелик сказал, что пойдет работать в совхоз, на ток, в ночную смену. Заработать денег на одежду и обувь к учебному году, натаскать зерна для домашней живности. Вся местная молодежь лет с четырнадцати-пятнадцати летом работала в совхозе. Зарплата была маленькая, но зато позволялось после смены унести с собой сумку с пшеницей, кукурузой или даже семечками подсолнуха. Вернее, не совсем позволялось, через проходную зерно было не вынести, и даже у тайного лаза несунов иногда поджидал старый дедушка-сторож, заставлявший нести ворованное обратно и высыпать в элеватор. Но в целом на это смотрели сквозь пальцы. Иначе никто не стал бы работать.

Ни денег, ни тем более зерна мне не требовалось. Мать и отчим и так одевали меня в самую модную одежду, скота и домашней птицы мы, конечно, не держали, живя в благоустроенной по-городскому квартире в четырехэтажном доме. Но оставаться одному в ПП-2 было скучно. И я упросил бабушку, чтобы она разрешила мне пойти работать с Зеликом.

Зелик все устроил через своих знакомых. Официально работать можно было только с 16 лет, но вместо нас в ведомостях заработной платы оформляли каких-то других людей, совершеннолетних. Так делали все в округе. Без детского труда совхозу было бы не потянуть битву за урожай.

Совхозный ток представлял собой заасфальтированное волнами поле, элеватор, склады и цех по производству травяной муки. Мы работали на погрузчиках — самоходных установках с конвейерной лентой, загружая в машины зерно, золотыми барханами уложенное под открытым небом. Когда собирались тучи, мы накрывали барханы брезентом, а после дождя сушили зерно — пересыпали барханы погрузчиком.

Заборная лента погрузчика уже бархана, поэтому приходилось часами махать деревянной лопатой, подкидывая к ленте осыпающееся с краев зерно. Иногда нас отправляли на элеватор или ссыпать травяную муку в мешки. Работа тяжелая. Но на току было весело.

Все это больше напоминало праздник, чем трудовые будни. У чеченцев в Шали не было дискотек или клубов. А здесь каждый вечер собиралась вся окрестная молодежь, и парни, и девушки. Ночная смена начиналась в четыре пополудни и заканчивалась в час ночи. И всю дорогу из магнитофона в тракторе хрипела громкая музыка: “Ласковый Май”, “Мираж” или “Modern Talking”. По ходу работы мы разговаривали, перебрасывались шутками, знакомились. Девчонки кокетничали. Парни распускали хвосты.