Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы (Сборник)

• Название: Взгляд с нехоженой тропы (Сборник)
• Автор: Сергей Подгорный
• Издательство: Вэсэлка
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: ISBN: 5-301-00520-0

Авторский сборник научно фантастических произведений о тайнах человеческой психики.

В сборник вошли научно-фантастическая повесть и рассказы, в которых раскрываются загадки человеческой психики, неповторимый внутренний мир человека, торжество идеалов разума.

---

— Увы… — пожал плечами Евтеев. — Мы ведь знали, куда собирались…

— Знали, да не очень…

Последние километра полтора перед остановкой на ночлег они ехали по руслу давно пересохшей речки, которое оказалось самой удобной дорогой на этом отрезке пути. Саксаула в тот день нарубить не удалось, и воду для чая кипятили на маленьком походном примусе.

Весь вечер и даже уже лежа в спальном мешке Швартин мечтал о возвращении домой, в Киев. Евтеев не мешал ему, но слушал безучастно и долго не мог заснуть, глядя на яркие и далекие звезды…

17

ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА

«Отчего в Мире такое огромное количество разнообразных аналогий и возможно уподобление друг другу явлений как будто бы совершенно различных, из разных — в нашем понимании — областей?

Разве это не говорит — пока призрачно и невнятно, — что все многообразие существующих в природе законов, закономерностей, само многообразие мира — внутреннее и внешнее — являются производными от чего-то единого, в чем, однако, они были заложены в потенции при условии Эволюции материи, и неизбежность самой этой Эволюции — тоже?

С такой точки зрения интересно взглянуть на генетический код.

Неверно считать, что в ДНК записана «готовая» информация, о «готовой» многоклеточной системе, например, о человеке. Информация, имеющаяся там, лишь обуславливает тот или иной путь развития, который приводит к тому или иному конечному результату.

Записи «готового» человека в генах нет. С этой точки зрения становится понятным тот факт, что при внутриутробном развитии человеческий зародыш ускоренно проходит все предшествовавшие человеку стадии биологической эволюции, что совершенно непонятно, если исходить из того, что в генах записана информация о «готовом» человеке.

В Природе все тончайше взаимосвязано. В данном случае она подсказывает нам новый для нас способ записи информации, который в ней самой используется.

Это не детальная, исчерпывающая информация о какой-либо системе, а кодирующая такой путь развития материи, при котором появление только этой системы неизбежно.

Но чтобы пользоваться этим способом записи, надо, совершенно ясно представлять как все сложнейшее дерево взаимосвязанных, взаимозависимых процессов (когда одни, происходящие сейчас, неизбежно программируют другие, которые произойдут в следующее мгновение), должное развиться из именно этого зернышка минимально необходимой информации, так и уметь пройти в обратном порядке: проследить, как многообразные и многочисленные процессы, закономерности, качества неизбежно вытекают из менее многообразных и многочисленных — и так до некоего конечного, которое дальше нельзя уже упростить, «информационного семени».

Естественно, что такой принцип записи возможен только при условии, что система эволюционирует, развивается.

Подобная взаимосвязь и взаимозависимость существует не только в Природе, но и в нашем ее познании. Даже, казалось бы, небольшое изменение точки зрения на те или иные процессы, происходящие в Природе, вызывает — в конечном итоге — изменения радикальные. Вот почему надо с большим вниманием относиться и к тем предлагаемым изменениям точки зрения (особенно на взаимосвязь явлений в Природе), которые представляются, на первый взгляд, малозначительными, несущественными.

Столь жаждуемая «безумная идея» явится, скорее всего, лишь небольшим поначалу изменением точки зрения на некоторые общеизвестные, банальные вещи. И похоже — чем радикальнее, в конечном итоге, будут результаты этого нового взгляда, тем тривиальнее и нелепее он покажется вначале.

Нам еще слишком не хватает и ощущения, и понимания глубины взаимосвязанности в Природе, чтобы это оказалось иначе…»

18

— Ааа! — кричал Евтеев, пытаясь высвободиться из вязкой красной глины такыра, но она затягивала только сильнее, силы его подходили к концу, и он понял, что — все, ему не освободиться из мягкой, но мертвой хватки; хоть умом и понимал: это — смерть, помощи ждать неоткуда тут, в безлюдном пространстве, инстинкт жизни не давал смириться, и глаза — хотя Евтеев знал, что напрасно, — продолжали в бессмысленной надежде обшаривать окрестности.

«Помогите!!!» — хотел закричать Евтеев, но пересохшие губы только разомкнулись и сомкнулись снова: кто мог услышать его крик? Это было все равно, что взывать к беспредельности. «Почему человек до самого конца не может поверить в свою смерть, даже если она уже стоит с ним рядом?…» — зачем-то, наверно, просто по укоренившейся привычке, подумал он.

— Нет, я не верю, что мне никто не поможет… — проговорил он сквозь стиснутые зубы, сжав кулаки так, что из промежутков между пальцами брызнула красная глина. — Я не верю, что мне никто не поможет и я сдохну на этом такыре, умру от удушья, а он сомкнётся… надо мной…

И он увидел Махатму. Тот легко шел к нему — высокий и худощавый, не оставляя следов на поверхности предательской глины, и его окружало голубое сияние.

— Махатма… — прошептал Евтеев, чувствуя невыразимую радость избавления и глубочайшее удивление перед самим фактом его появления здесь, когда его — Евтеева — уже оставила последняя надежда.

Махатма приближался будто во сне, ободряюще и светло улыбаясь, но вдруг сверху обрушился густой поток черной воды, и тут же погасло голубое сияние, а силуэт Махатмы заструился и стал истаивать…

— Борис, проснись! — орал над самым его ухом Швартин, тряся за плечи. — Ливень!..

Евтеев открыл глаза — по лицу уже хлестали водяные струи — и стал с судорожной поспешностью выбираться из спального мешка.

— В машину, скорее в машину!.. — подталкивал его Швартин. В кабине «Нивы» Евтеев начал приходить в себя, хотя еще смотрел вокруг пришибленно и удивленно.

— Вот так дождик!.. — вдруг рассмеялся Швартин. — Чего мы перепугались? Ждали его, ждали, дождик пошел, а мы… Эх! — воскликнул он, распахивая дверцу машины и выпрыгивая в темноту под ливень. — Вот это душ!.. — и на сидение полетела сначала мокрая ковбойка, а потом брюки. — Душ Шарко… Борис, вылазь, а то пожалеешь!..

Евтеев еще с минуту сидел, окончательно приходя в себя, потом взялся за ручку дверцы, но Швартин вдруг торопливо залез в машину, лицо его было озабоченным:

— Черт… прибывает вода, — сказал он. — Мы, кажется, не там остановились, надо стать где-то повыше.

Он завел мотор, включил фары и дворники.

По лобовому стеклу струился поток воды, и, хотя фары были переключены на дальний свет, ничего толком не было видно. Евтеев высунулся в открытое окно; свет фар терялся в десятке метров перед машиной; казалось, природа обрушила на Гоби всю ту воду, которую по рассеянности не давала ей долгие сухие годы. Мутный, бурлящий поток, становящийся все стремительнее, прибывающий на глазах, уже бил в буфер машины. За какие-то считанные минуты «Нива» и Евтеев со Швартиным в ней вдруг оказались словно среди ярящейся реки.

— Быстрее, зальет мотор!.. — невольно крикнул Евтеев. — Давай, Степа!..

Швартина не надо было подгонять: напряженно-собранный, он развернул машину под углом к потоку, и она медленно, но упрямо выбиралась туда, где должен был быть берег неожиданной реки. Было мгновение, когда им обоим показалось, что опасность прошла, все кончится благополучно и останется в памяти лишь забавным приключением, но в открытое боковое окно Швартин вдруг совсем рядом увидел метровую селевую волну; он лишь успел повернуть голову к Евтееву, как она ударила по кузову машины, плеснулась грязью в салон и развернула «Ниву» капотом навстречу потоку. Следующая волна — Евтеев со Швартиным еще не успели опомниться — ударила в лобовое стекло, перекатилась через крышу, смахнув с багажника плохо прикрепленные вещи; мотор заглох.

— Прыгай!.. — крикнул Швартин. — Сейчас перевернет!..

Евтеев открыл дверцу и, оглянувшись, скорее почувствовал, чем увидел, как Швартин, перегнувшись на заднее сидение, пытается взять рацию.

— Прыгай!.. — заорал Швартин, поняв, что Евтеев мешкает, и тот вывалился из машины в воду и темноту.

Едва он стал на ноги, его тут же сбила и поволокла тяжелая, вперемешку с грязью, волна. Евтеев судорожно забился, стараясь не захлебнуться, удержаться на поверхности, его несколько раз перекрутило в потоке, и он очутился в сплошной темноте среди бушующей воды. Он ощутил острый, как удар ножом, страх, растерялся до беспомощности и только минуту — или час? — спустя вновь понял простую вещь: чтобы скорее выбраться, надо плыть поперек потока, лишь это самый короткий путь к спасению. У него даже не было времени крикнуть. «Только бы не ударило о камни…» — билась в голове единственная мысль.

Когда, наконец, он выполз из селевого потока, отполз подальше и распластался на мокром щебне под уже прекращающимся ливнем, он не мог сказать, сколько времени продолжалась его лихорадочная борьба за жизнь. Вокруг по-прежнему была густая темнота, он лежал не только опустошенный, но, казалось, до предела выжатый, без сил и без мыслей. Потом ему стало холодно, забила дрожь, он заворочался и вспомнил: «Швартин!..»