В. Пашинин - «Мир приключений» 1968 (№14)

• Название: «Мир приключений» 1968 (№14)
• Автор: В. Пашинин
• Издательство: Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1968

Сборник приключенческих и фантастических рассказов разных авторов (В. Пашинин, Кирилл Булычев, Лев Полонский и др.). Альманах № 14.

Ежегодные сборники приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских и зарубежных писателей выпускались издательством «Детская литература» с 1955 г.

---

— Хорошо! — коротко сказал Брухмиллер и, пожав еще раз руку старику, вышел на улицу.

К обеду вся группа иностранных туристов собралась в гостинице.

За столом каждый с увлечением рассказывал о своих наблюдениях, выводах и впечатлениях. Молодые немцы с юным задором рассказывали о встрече со студентами Северо-Осетинского пединститута и о том, как хорошо и свободно разговаривали с ними по-немецки некоторые студенты.

— Мы заходили куда угодно, говорили обо всем, что только интересовало нас, получали самые точные и ясные ответы. Никто не подслушивал нас, никто не следил за нами, — говорил один.

— Вот тебе и железный занавес! — засмеялся другой. — Я чувствовал себя не менее спокойным и свободным, чем в Гамбурге или Бонне.

— Хороший народ эти русские, и никаких чека и сыщиков, о которых нам столько болтали в Европе, — сказал пастор. — Я тоже убедился в этом… Не зная языка, я легко находил все, что мне было нужно, и меня понимали прохожие… Хотя… — тут он обернулся к переводчице, — ни одной из намеченных мною церквей я не нашел.

Тут он вынул из кармана свой Бедекер и, найдя загнутый угол страницы, прочел:

— «В городе Владикавказе имеется большой военный собор, церковь имени Николая-Чудотворца, именуемая „Казачьей“, на углу Александровского проспекта и Московской улицы, церковь Сорока мучеников на Лорис-Меликовской улице». Их, этих церквей, нет. На их месте стоят скверы или же построены многоэтажные здания. Признаюсь, меня, как служителя церкви и человека религиозного, это несколько обескуражило. Не найдя церквей, я пошел к мечети. Она сохранилась и стоит на своем месте, но… — тут пастор покачал головой, — ее превратили в краеведческий музей… Скажите мне, пожалуйста, фрейлейн Ольга Ивановна, где же свобода совести и вероисповедания? — разводя руками, обратился он к переводчице.

— Видите ли, в чем дело, герр Брухмиллер, вас подвела ваша книга Бедекер, перепечатавшая в современное издание весьма устаревшие, времен первой мировой войны, сведения. Тех церквей, о которых написано в путеводителе, давно нет. Одна из них, Казачья, была разбита во время налета на город белых банд в августе восемнадцатого года в так называемом соколовском восстании.

Пастор быстрым и колючим взглядом глянул на девушку.

— Собор, стоявший посреди площади на горе, при современном движении стал мешать транспорту, затруднял городское движение и по решению городского совета был снят, как и многие другие устаревшие здания, вроде епархиального подворья, складов и так далее. Площадь заново перепланирована, на ней возникли прекрасные современные здания, разбит отличный сквер, установлено двойное, регулированное движение. Что же касается мечети, то ввиду почти абсолютного отсутствия в Осетии магометан ее превратили в музей, но в аулах, там, где имеются горцы-мусульмане, мечети сохранены в неприкосновенности.

— Да? Я этого не знал, — неопределенно сказал пастор. — Но все-таки в таком большом городе, как ваш, ведь сохранились же верующие, которым надо где-то сходиться вместе и молиться так, как им указывает их вера!

— Конечно! И в Орджоникидзе имеются церкви. Пожалуйста, я сейчас назову их вам. Сегодня суббота, и вы можете вечером посетить одну из них или все, как вам вздумается, и простоять всю вечерню вместе с молящимися.

— Да? — удивился пастор. — Благодарю вас, фрейлейн. Вы обрадовали меня. Я обязательно сделаю это и очень прошу извинить меня, что, не зная об этом, я позволил себе усомниться в их наличии. — Записав адреса указанных ему церквей, пастор с удовольствием принялся за вкусно пахнущий травами и специями суп.

Как только хромой предупредил Ладо об аресте Хомушки и оцеплении дома, в который он шел, молодой человек повернул к Сололаки и проходными дворами вышел к Ереванской площади. Через полчаса он уже затерялся в толпе людей, сновавших по базару.

Весенние вечера в Орджоникидзе всегда светлы и прозрачны. С окрестных гор спускается легкая прохлада, согревшаяся за день земля медленно остывает, а цветы, которыми так богат в это время Кавказ, благоухают ввечеру.

Часам к восьми пастор снова пришел в бывшую квартиру Почтарева, где его ожидали Дарья Савельевна и Антон Ефимович Машковы. На столе стоял кипящий самовар, на тарелочках была нарезана колбаса, селедка, острый осетинский сыр и ломти белого хлеба. Небольшой пузатенький графинчик с водкой и три рюмки украшали стол.

— Здравствуйте еще раз, — встречая гостя у дверей, сказал старик. — А вот и супруга наша Дарья Савельевна, а это племянник покойного, Сергей Сергеич, — познакомил он их.

— Будем знакомы. Хороший был человек ваш дядя, царство ему небесное! И тетеньку вашу Клавдию Ивановну, тоже вспоминаем добром, — протягивая лодочкой руку, сказала старуха.

— Просим к столу, Сергей Сергеич! В ногах правды нет, — усаживая возле себя пастора, заговорил старик и аккуратно, стараясь не капнуть, наполнил рюмки.

— За знакомство… чтобы хорошо жилось, — сказала, чокаясь с гостем, старуха.

— Будем здоровы!

— За ваше… — сказали пастор и хозяйка и, выпив, стали закусывать.

— А Дарья Савельевна вам кой-чего собрала, Сергей Сергеич. Какие-то бумаги, старый портфель с тетрадями, и, кажись, все.

— Все, дорогой товарищ! И в чулане, и в сарае все перерыла, ничего, никаких карточек, кроме этих бумаг, не нашла, — подтвердила хозяйка.

— Это очень жаль, мне особенно дороги были именно наши семейные фотографии, — с грустью сказал пастор. — Ведь нас, Почтаревых, осталось так мало в живых. Я, сестра да еще племянница в Риге. Были двое племянников, и оба погибли в войну… Жаль, жаль, — покачивая головой, сказал он.

— Вы, Сергей Сергеич, оставьте ваш адресок. Может, что еще найдется, так мы с дорогой душой отошлем вам, — сказал старик.

— Непременно, непременно, — охотно согласился гость и, оторвав из блокнота листочек, написал: «Рига, улица Свободы, 126, кв. 4. С. С. Почтареву». — Прошу, — сказал он, передавая листок хозяйке.

Та бережно взяла бумажку и положила ее в ящик стола.

Выпили еще раз за здоровье хозяев, за память покойных дяди и тети Почтаревых, затем перешли к чаю.

Гость рассказывал о Москве, о том, как он посетил с экскурсией Кремль, говорил о высотных зданиях, о метро, но когда Дарья Савельевна стала расспрашивать о его жизни и работе, Брухмиллер коротко и односложно сказал:

— Тружусь, как и все советские люди.

— И долго вы прогостите у нас? — полюбопытствовал Антон Ефимыч.

— Дней пять проживу.

— А где остановились, Сергей Сергеич? — спросила хозяйка.

— У вокзала. В общежитии туристов.

— Удобно ли вам там, батюшка? Может, к нам бы перебрались? У нас хоть и тесно, но спокойнее, — предложила Дарья Савельевна, вглядываясь в гостя.

— А верно! Постельку вам мягкую дадим. И вам хорошо будет, и нам веселее. А? — обрадовался старик.

— Спасибо. Может быть, через день-другой и воспользуюсь вашей любезностью, но пока неудобно. Надо хоть переночевать там.

— Как знаете, а то мы с дорогой душой, будем рады, — сказала старуха.

— Что вы так разглядываете меня, Дарья Савельевна? Или напомнил кого? — засмеялся пастор.

— Нет, никого, только извините, Сергей Сергеич, а лицо у вас вовсе как не русское. Больше на армяна смахиваете, — улыбнулась хозяйка.

— Что ты, что ты, мать моя! Скажешь тоже! — замахал на нее руками старик. — Чисто русская личность, разве что только кожа чернявая… Так это ведь и у русских брунеты водятся.

— Не-ет, уважаемая Дарья Савельевна права. Вот что значит острый женский глаз. Верно, в нашем роду, Почтаревых, действительно водится восточная кровь. Ведь мой отец, старший брат покойного дяди, был женат на армянке. Моя мать была армянкой, до пятнадцати лет даже не знала ни одного русского слова. А когда мой отец женился на ней, она кое-как, но уже знала русский язык. И хотя я русский, но лицом очень похож на мать.

— Жива ваша матушка? — спросила хозяйка.

— Умерла. Еще в тридцать шестом году скончалась, — тихо, с грустью сказал пастор.

— Царство ей небесное! — перекрестился старик. — Может, вам еще стаканчик?

— Нет, благодарю. Пора идти. Уже девять часов.

— С вареньем, — сказал Антон Ефимыч.

— Спасибо, — засмеялся гость, — и с вареньем не могу. Если дадите завтра, выпью с удовольствием, а сейчас, уважаемая Дарья Савельевна, дайте, пожалуйста, бумаги дяди. Я их утречком разберу, а вечером, если разрешите, завтра снова зайду к вам.

— Милости просим. Очень будем рады, — поднимаясь с места, сказала хозяйка и, взяв с окна кипу бумаг, уложенных в газету и перевязанных бечевкой, подала ее гостю.

Тот стал было прощаться, как во дворе послышались голоса, кто-то завозился на лестнице и зашагал по балкончику в направлении квартиры Пашковых.