Евгений Филимонов - Мигранты

• Название: Мигранты
• Автор: Евгений Филимонов
• Жанр: Научная Фантастика

---

По контрасту - арабские сладкоречивые нашептывания-сказки, где на каждом шагу из-за тугого стана одалиски, подобный змеиному язычку, может вымелькнуть кинжал! Эти плаксиво-страстные стоны, замешанные на вожделении, вероломстве и гашише: "Клянусь Аллахом, госпожа моя Мириам, записал Калам то, что судил Аллах, и люди сделали со мной хитрость, чтобы я тебя продал, и хитрость вошла ко мне, и я продал тебя".

Еще, как бы искаженная расстоянием в тысячелетие, родная речь:

"В лето 6454. Ольга с сыномъ Святославом събра вои многы и храбры, и иде на Деревьскую землю. И изыдоша Древляне противу; и снемъшемася обьма полкома на купь, суну копьемъ Святославъ на Деревляны, и копье летъ въсквози уши коневи и удари в ногы коневи: бъ бо въльми дътеск. И рече Свенгельдьи Асмудъ: "князь уже почалъ; потягнемъ, дружино по князи". И победиша Деревляны". Малолетний Святослав не смог толком бросить копье, но победил. Это как-то ободряет даже теперь. А может, именно теперь.

И вот так, по методу контрастной бани, окунаясь то в один, то в другой речевой поток, возможно, мы и сами не заметим, как окажемся вовсе не там, где есть, вовсе не с теми, кто рядом, а может и вовсе не в тех местах, где б нам хотелось быть. Ибо, ведь теперь-то, надеюсь, ясно стало, что речь, рассказ, повествование - это неуправляемая стихия, и куда стихия выносит - заранее неизвестно...

ПРОГНОЗ ПО КИЕВУ

Запад фонит 0,03-0,04, пик на вечерние часы. Видимость в тоннелях метро нулевая. Тем, кому необходимо выйти на улицу, советуем держаться теневой стороны.

Возможны налеты татаро-монголов из Керчи, которой возвращено древнее название Тмутарахань. Горение поверхностных вод Днепра, благодаря северо-западному ветру, перекинулось на левобережные районы, где, к счастью, почти не осталось жителей.

Назначенный на четверг традиционный ход мучеников по Крещатику под сомнением в связи с приближающейся пыльной бурей.

РЕМИНИСЦЕНЦИЯ

Любой мало-мальски наделенный воображением человек, полагаю, в тот или другой момент жизни своей мог представить себя этаким губителем Вселенной, на худой конец пилотом, что ли, "Энолы Гей", взявшимся за рычаг бомбосброса и глядящим с непостижимым чувством на четкие кварталы приморского города сквозь легкую августовскую дымку. Тут закрутка такая, что самому Достоевскому не снилась: нормальному человеку, не фанату, не истерику, потенциально образцовому семьянину и честному работнику вдруг дано право и подтверждено всячески разными уставами и представлениями убить одним махом, за секундную вспышку сотни тысяч таких же, как он! Ведь, небось, в машине едучи, пилот этот затормозит, юзом пойдет по дороге, спасая кошку на шоссе, ведь племянницу свою трехлетнюю с нежностью тетешкает у себя на коленях (а внизу таких племянниц - тысячи), и все же... И все же дергает рычаг!

А может, как раз загвоздка в том, что у него воображения этого самого, фантазии нет ни грамма, и лишь потом, из газет узнавши и снимков насмотревшись, он хлопает себя по лбу: да что ж это я? Да как же вышло, что именно я?!

В микроскопической степени что-то подобное я ощутил раз летом, когда по ходу жизни возникло у нас на чердаке и вскоре разрослось до фантастических размеров осиное гнездо. Обычно осиное гнездо - это окружностью с железный рубль невесомое такое упругое образование с десятком, не более, сотовых ячеек. А тут выросло разлапое, ни на что не похожее страшилище, овеваемое ежесекундно тучами ос и гудящее, как трансформатор. Женщинам стало страшно забираться на чердак, и обратились ко мне.

О насекомых хоть и знаем достаточно, но мир этот для нас изнутри абсолютно закрыт. С собакой, иной раз, контакт больше, чем с другим человеком, да что там - с курицей, с мышью ручной - но вот с элементарным сверчком запечным? С пчелой, наконец, хотя известно, что пчеловода она не жалит и вроде признает, но признание это какое-то спиритическое, потустороннее, как к мертвому непостижимому объекту. Словом, нет у нас чувства биологического родства даже к самым симпатичным насекомым. А тут осы.

И вот, закрыв лицо марлей, с баллончиком "Примы" в руке, подобный бомбардировщику "Энола Гей", я приближался к гнезду. А оно все так же ровно гудело, влетали и вылетали сотни ос, и, судя по всему, могучий этот доминион осиного мира был в самом расцвете. У нас (людей) представляется, что такие вот насекомые коллективы, вроде муравейников, роев, как бы не имеют личностного начала, в отличие, скажем, от индивидуальной мухи, живущей сама за себя. Они там всего лишь часть целого, ничтожная часть. Об этом думал я, осторожно поднимая баллончик и нацеливая его в самый эпицентр химеры.

Б-ж-ж-ж-ж! Ядовитое облако окутало Хиросиму. Я дал еще несколько залпов по окрестностям, чтобы расширить аэрозольную завесу и пресечь подлет новых полчищ. Также беспокоило - не набросятся ли на меня уцелевшие. Но где там!

Мощный гул гнезда будто схлопнулся в один миг; очумелые осы выбирались из его лабиринтов и градом сыпались вниз, влетавшие в облако также гибли. Весь этот строй сложнейших (внутри гнезда) и, наверное, еще более причудливых пространственных связей гнезда с миром вовне, простиравшихся на многие километры вдаль, в один миг был порушен, и осы, бывшие дотоле всего лишь винтиками этого государства, теперь умирали индивидуально. Если перевести эту трагедию с насекомого на человеческий, если возможен такой перевод, то, скорее всего, это выглядело так:

Оса, ошпаренная "Примой", тут же прекращает свою суету в гнезде. Этим коротким замыканием она выбита из своего рабочего цикла, выключена, словно реле огромного автомата. На пять секунд оставшейся жизни ей дано каким-то чудом (человеческое допущение) индивидуальное сознание, отъятое от сознания роя. Оса в эти пять секунд понимает себя как существо, как отдельную особь, обреченную сейчас погибнуть возле непостижимой (теперь) развалины гнезда, рядом с другими, совершенно чужими ей осами. "Что это было? Зачем это было?" - вот такие вопросы пронеслись бы в ее гаснущем сознании, в человеческой транскрипции всеобщего бедствия, наверное, как-то доступной даже осе...

Я поставил опустевший баллончик и направился к открытой двери в фронтоне, к сияющему проему, в сторону океана, слегка покачивая крыльями.

ПИСЬМО

Нина, пишу тебе наспех, выпала лишь одна (несколько слов неразборчиво). Возможно, ты не поверишь мне, но это сейчас не так уж и важно. Сразу о деле.

Помнишь, года два назад над нашей околицей появлялась в сумерки та светящаяся чечевица; поначалу все очень взволновались, а потом привыкли и не обращали внимания. С нашего балкона хорошо было видно. У нас тогда шли нелады, скандалы, словом, не до того. Однажды ночью лежал я без сна и все смотрел на эту штуку. Подумалось: ежели они такие всемогущие, чего б им стоило уладить все наши с тобой дела - и квартиру, и любовь, и заработки, словом все. А уж я б им...

(Целый абзац жирно, неприглядно замазан)... словом, когда это выяснилось, предпринять что-то было уже невозможно. Я оказался полностью в их власти, в этих подземельях, которым вроде и конца-краю нет. Это не в иных мирах, это по сути рядом с тобой, но - недостижимо, и все время страшное ощущение полной потери себя. Фатальный вздор - представлять их посланцами издалека, это обычные бесы, они просто регулярно меняют приманку и облик. Но не это главное - Ниночка, тот, кто живет с тобою теперь, это вовсе не я, знай! Это изделие, кукла, Буратино с тремя-четырьмя датчиками, он еле умеет говорить, да и на меня не очень-то смахивает, но им сходство и не важно, они заряжают внушением, и тебе, за исключением очень уж грубых несуразиц, все кажется нормальным. Нинок, я пропал окончательно, но ты еще можешь выбраться.

Эта иллюзия, нынешнее верование в "серебристых людей" из пространства оборачивается уже теперь многими жертвами; расскажи об этом, где надо, подключи контрразведку. Здесь много тех, что числятся пропавшими без вести.

Этого Буратино можно уничтожить, нужно только (несколько строк зачеркнуто) и тогда все станет на место. Тогда - но это почти несбыточно, - может быть, ты вызволишь и меня. Главное, пока не позволяй ему (зачеркнуто), не подписывай ничего в его присутствии, не смотри в глаза они читают по взгляду, не эта кукла, конечно, а те, кто пользуется им, как биноклем; на него действуют, как это ни смешно, лишь заклятья, те, что я перечислил.

Нина, про... (тут письмо обрывается на полуслове, внизу страницы длинный росчерк, будто писавшего куда-то вдруг поволокли).

ВСЕ ПРОТИВ ВСЕХ

Столетье назад - теперь это видно - тогдашний широкий всеохватный гуманизм напитан был крепчайшей убежденностью, что мировой вектор событий несомненно к лучшему, "из мрака" - так тогдашние прогрессисты обзывали свою чудесную пору. И огромный хрустальный массив той убежденности лишь нынче, похоже, осел, растрескался, обратился в стеклянный бой. Но жить без такой вот эпохальной веры в лучшее - это ведь вовсе уподобиться хряку, что сегодня повизгивает, жрет, плодится, а завтра, глядишь, его уже потрошат на заднем дворе. И все же этой славной людской традиции, блистательной перспективе вдали, по всему видать окончательно пришел конец. А потому и биологическая природа наша, чувствительная к таким вещам как сейсмограф, меняется на глазах.