Тим Уиллокс - Религия

• Название: Религия
• Автор: Тим Уиллокс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33790-3

Все началось страшной весенней ночью 1540 года от Рождества Христова в маленькой карпатской деревне.

Так уж вышло, что тринадцатилетний сын саксонского кузнеца закалил свой первый в жизни клинок в крови воина-сарацина, убившего его маленькую сестру. Пройдя трудными путями войны, воюя то под зеленым знаменем мусульман, то под знаменами крестоносцев, повзрослевший Матиас Тангейзер приходит к выводу, что война в жизни человека не самое главное. Но судьба распоряжается по-иному.

Пустившись по следу тайны исчезновения сына графини Ла Пенотье, он оказывается на острове Мальта в самом эпицентре сражения между рыцарями-госпитальерами и отрядами захватчиков-турков. Привычный к военным будням, Матиас пока что не знает, что ему следует опасаться вовсе не вражеского меча, а той тайной и страшной силы, которая невидимо управляет кораблем кровавой войны.

---

Что бы ни последовало дальше, Карла все вынесет. Она открыла для себя умиротворение, приходящее вместе со страданиями. Это было странное умиротворение, жуткое умиротворение, умиротворение, какого не пожелаешь никому, потому что за него было заплачено жертвами войны. В своей уязвимости и беспомощности они были свободны от всякого зла — вообще от всего, не считая некой первозданной храбрости и веры, — и вновь обретали утраченную невинность детей. Ранения, как ничто другое, обнажали самую сущность человека, и то, что обнажалось, было таким удивительным, таким благородным, чем-то таким, что, несмотря на агонию, грязь, унижение, заключало в себе больше истинного достоинства, чем все когда-либо виденное Карлой. Больной человек в самом деле был ближе к Богу, и она научилась принимать умиротворение, которое раненые приносили ей как дар от Христа. Тот самый дар, который Он Сам обещал на кресте ценой собственных страстей. Ее гордость была подавлена, и без малейшего сожаления. Ее собственные страхи и устремления были отправлены куда-то далеко и там и остались. Подходя к обержу, она думала об Ампаро, надеясь, что та ее ждет.

Иногда Карла заставала девушку свернувшейся в клубок на кровати. Тогда Карла ложилась рядом, и они просыпались, держась за руки, и день начинался чем-то очень похожим на счастье. Иногда Карла не видела Ампаро целыми днями — до нее доходили слухи, что та ночует прямо на берегу или в конюшне рядом с Бураком, которого она обожала. Каждый раз, когда они встречались после очередного исчезновения Ампаро, девушка оказывалась еще на шаг ближе к тому дикому созданию, безмолвному и покрытому синяками, какой Карла нашла ее в лесу. Она играла с детьми, словно была того же возраста, что и они. Она гадала по ладоням свирепым испанским tercios, ела с ними хлеб и оливы, и испанцы, кажется, считали ее расположение чем-то вроде оберега от несчастий. Она перестала ходить в церковь, если только Карла не просила пойти с ней. Многие в городе считали Ампаро полоумной, но никто не осмеливался обидеть, или оскорбить ее, или хотя бы заговорить с ней в недобром тоне, поскольку Борс дал всем понять, что девушка находится на его попечении; он уже успел отлупить пару клеветников, причем с такой яростью, что дело едва не закончилось смертоубийством. Мир, перевернувшийся с ног на голову, такой, как этот мир, пугал Ампаро меньше, чем кого-либо другого.

Карла думала о Людовико.

Почти месяц прошел с тех пор, как Карла узнала о его приезде. Борс видел, как он прибыл, и предупредил ее. Затем она узнала, что Людовико попал в госпиталь, что он герой битвы за форт Святого Михаила. Его товарищи бросили всего один взгляд на ужас, царящий в «Сакра Инфермерии», и тут же понесли его к двери их собственного небольшого лазарета при Итальянском оберже. Карла его не видела ни тогда, ни потом. Однако мысль о присутствии на острове Людовико не выходила у нее из головы. Она не выходила из головы у многих.

* * *

— Инквизиции на Мальте не рады, — сообщил Борс, который внимательно изучил этот вопрос.

Они сидели в трапезной за столом, где Борс трудился над подносом с кремовыми пирожными. Откуда взялись яйца и сахар, было известно лишь ему одному. Благодаря его чутью на добычу и его талантам дельца, которые были равны кулинарным талантам Никодима, Борс являлся единственным человеком на острове, который умудрялся набирать вес во время осады.

— А разве инквизиции рады хоть где-нибудь? — спросила Карла.

Борс засопел.

— Зло всегда обращается на пользу кому-нибудь. Иначе с чего бы вообще ему процветать? — Блестящий розовый шрам, разделяющий пополам обожженное солнцем лицо, добавлял ему нелепости. — В Мессине служителей инквизиции тысячи, самих отцов церкви всего горстка, это верно, зато у них за спиной стоит целая армия лизоблюдов, служек и приживал. Бароны и воры, купцы и священники — все богачи, вся полиция, все преступники. Они отрывают себе кусок от каждого пирога и творят, что хотят. Во всяком случае, с теми, кто им позволяет.

Он улыбнулся каким-то своим теплым воспоминаниям, а Карла вспомнила священника из экипажа и то, как он умер.

— Религия не пустила бы инквизицию на Мальту, если бы не хитрость Папы, — продолжал Борс. — Он назначил Доминико Кубеллеса великим инквизитором, и, поскольку тот уже являлся епископом Мальтийским, рыцари так и не решились воткнуть кинжал ему в горло. Среди рыцарей тоже имеются свои паршивые овцы. Да и как может быть иначе в подобном сообществе убийц? Насилие, мужеложство, заказные убийства, черная магия, ереси и так далее — они повидали все. И почему бы нет? Но они всегда умудрялись устраивать собственные дела. Епископу оказалось не под силу противостоять им: были выдвинуты какие-то неуверенные обвинения против рыцарей Французского ланга — им вменяли сочувствие лютеранам. Но так никого и не арестовали. Инквизиция работает только тогда, когда получает поддержку со стороны простых людей, а епископ — человек из дворца. Но хотя бы и так, первый шаг уже сделан. И вот полгода назад Папа прислал сюда брата Людовико.

В воспоминаниях Карлы Людовико оставался молодым человеком, полным учености и рвения к духовному совершенствованию. Деликатность, казалось, была у него в крови. Она до сих пор не могла соотнести этот образ с человеком, который внушает такой страх.

— Он в самом деле так ужасен? — спросила она.

Борс сделал паузу, отправляя в рот очередное пирожное, издал несколько охов, выражающих наслаждение, затем утер рот тыльной стороной руки.

— Людовико — черная рука Папы. Благодаря его стараниям кардиналы и графы исчезали в пламени костров. — Борс внимательно посмотрел на нее, словно ожидая увидеть во взгляде Карлы отражение своей собственной точки зрения, что кардиналы и графы вряд ли годятся на что-то большее. — Гусман, один из здешних tercios, служил в Калабрии в шестьдесят первом, когда великий инквизитор Гислери очищал высокогорные долины от еретиков-вальденсов.[90] Он хорошо помнит брата Людовико. Чтобы подогреть энтузиазм местных маркизов, Людовико устроил кардинальскую шапочку своему брату, вот так запросто. После чего они очистили городок Сан-Систо от всех мужчин, женщин и детей. За убежавшими охотились по лесам с собаками, натасканными для подобных целей. Представь себе. Ночь, факелы, лающие псы, крики людей. Всего, как говорят, две тысячи. В Ла-Гардии они пыткой добились признания у семидесяти человек, затем оставшихся в живых обмазали смолой и подожгли на вершине голого утеса. Заключали пари, сколько из них прыгнет и в какой последовательности. В Монтальто они загнали восемьдесят восемь верующих в приходскую церковь, затем выводили по одному и перерезали им глотки прямо на ступенях.

Карла ощущала себя потрясенной до глубины души. Она ведь когда-то любила этого человека.

— Потом были чистки в Пьемонте, где пути Людовико и Матиаса впервые пересеклись…

Карла была не в силах слушать дальше. Она спросила:

— Кто такие эти вальденсы?

Борс пожал плечами.

— Люди, которые поклоняются Христу, только не так, как это считается правильным.

Карла ничего не ответила.

— Людовико никогда не марал собственных рук кровью еретиков, но руки у него длинные. У него информаторы и соглядатаи повсюду, и наверху и внизу, от дворцов до борделей. Прихлебатели. Они любят это дело, интриги, предательство. Стоит дать мужчине ощутить собственную значимость, и он сделает все, что угодно. То же самое относится к женщинам. Скажи им, что это ради Господа, Папы и империи, что на небесах ждет за это награда, добавь кошель с золотыми и обещание, что некий негодяй сгорит в пламени, — и мало кто сумеет устоять. А если они еще до смерти боятся сами угодить в колодки, что ж, тем лучше.

— Но зачем Людовико приехал сюда, рискуя своей жизнью?

— Никто не знает. Но поскольку он пролил кровь, защищая форт Святого Михаила, и передал рыцарям несколько реликвий, при виде которых, всем известно, братья глупеют — оно и понятно, я, может, и сам купил бы щепку от креста Господня, — он был принят в орден.

— Людовико стал рыцарем Иоанна Крестителя?

— Он принес клятву перед Конвентом в прошлое воскресенье, — подтвердил Борс. — И они еще об этом пожалеют, попомни мои слова. Это настоящий волк в овечьей шкуре. Я видел его лицо в ту ночь, когда он сошел с корабля. Людовико приехал сюда охотиться на крупного зверя, а не на кроликов.

Борс в один укус уничтожил очередное кремовое пирожное. Восторг его был так очевиден, что Карле показалось, он сейчас расплачется. Вместо того он съел последнее пирожное и утер рот.

— Мы люди маленькие, — сказал он. — Если нам повезет, так оно и останется.

* * *

Звезды над Английским обержем мерцали без числа. Карле хотелось увидеть в этом беспорядке образы и значения, какие умели видеть в них другие. Какие умел видеть Матиас. Смотрит ли он сейчас на эти же самые звезды? Как бы она хотела, чтобы он был здесь, чтобы обнимал ее. Она подумала об Ампаро и почувствовала собственную низость. Карла прогнала прочь эти мысли. Оберж, до сих пор не пострадавший от ядер, уже не был уединенным жилищем тех, кого она мысленно называла отрядом Матиаса, его странным семейством, состоящим из мятежных душ. Никодим спал на кухне, где поддерживал огонь и оставлял для нее зажженную лампу, чтобы она могла осветить лестницу, поднимаясь наверх. Борс отправился на свою мрачную вахту у Калькаракских ворот, куда его влекла ночная прохлада и где, как он божился, рано или поздно Матиас возникнет перед ними из темноты. Теперь в оберже обитали еще два английских джентльмена, а все остальное место было отдано выздоравливающим, переведенным сюда из госпитальной палаты. Но у Карлы до сих пор оставалась ее собственная комната в доме Старки, примыкающем к обержу, и эта комната была настоящим сокровищем.