Зое Дженни - Зов морской раковины

• Название: Зов морской раковины
• Автор: Зое Дженни
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-414-0

В издание вошли дебютное произведение молодой швейцарской писательницы Зое Дженни «Комната из цветочной пыльцы» и роман «Зов морской раковины» – глубоко психологичные повествования о юных, об их мировосприятии и непростых отношениях с окружающими.

---

– Ну да, значит там война.

– Именно поэтому там войны нет. Это же беженцы, и, соответственно, они там, где войны нет.

– А где они?

– В пути, где же еще. Они бегут.

– Куда?

– Откуда мне знать? Наверное, в горы. Они перебираются через горы в другую страну. Война перекинулась на восток.

– Какая еще война, черт возьми! Я не понимаю, что все-таки происходит? – резко спросила Сью.

– Раскрой глаза и увидишь, – раздраженно ответил Рамон и показал рукой на экран. И будто извиняясь за резкий тон, примирительно добавил: – Но нас это вообще-то не касается.

– Тогда я хотела бы знать, почему их самолеты так разлетались по нашему небу. Я из-за них каждую ночь просыпаюсь.

– Небо ведь принадлежит всем, с этим ничего не поделаешь, – пожал плечами Рамон. Затем он попрощался, и Сью с Элизой увидели, что он еще раз остановился возле сцены, помедлив, словно хотел о чем-то спросить. Потом, хромая и подтягивая ногу, он медленно побрел по улице и свернул за угол.

Рамон лежал в своей комнате на кровати. Маленький жесткий резиновый мячик подлетал к дверце шкафа – бум! – отскакивал на пол – бом! – и возвращался ему в руку. В неизменном ритме: дверца шкафа—бум—бом—рука. Из-за закрытой двери его звал отец, кричал, ругался. Отец выбил у него из рук лекарство. «Не то принес!» – орал он. Хотя Рамон просто купил лекарство по рецепту, который сам же отец ему и дал, но ведь Рамон всегда покупает не то, что надо. Отец уже замахнулся, чтобы ударить, но Рамон скрылся в своей комнате и запер дверь. Бум – бом. Пусть орет перед дверью, пусть разнесет хоть всю квартиру. В детстве отец столкнул его с лестницы, с тех пор у Рамона парализована левая нога. Нет, он ни за что не откроет дверь. Маленький мячик подлетал к руке, рука ловила его, бросала, снова ловила, снова бросала.

За четырехугольником окна пролетали птицы. «Где-то там, за окном, должна быть моя Крис», – думал Рамон. Он написал на своей руке это имя, каждую букву красным цветом впустил в поры. «Если бы она только знала, – думал Рамон, бросая и снова подхватывая мяч, – если бы она знала». Но она ничего не знает, она где-то там, ни о чем не догадывается, не знает его, Рамона, парня с розой. Но он найдет Крис, однажды он найдет ее. Ее имя уже наколото у него на руке. Рядом с именем – маленькая роза. Когда он вырисовывал цветок – каждый штрих вызывал короткую, резкую боль, – он думал о ней, думал о Крис, которая ни о чем не догадывается, не знает его. «Когда я найду тебя, – думал Рамон, а отец в это время барабанил в дверь, – я покрою розами всю свою руку, и онемевшую ногу тоже, покрою розами все тело».

Уже несколько недель Элиза и Сью живут вместе. Делят друг с другом кровать, кухню и ванную. Вечерами, когда Сью готовит, на кухне поднимается пар. Элиза сидит за столом и пишет письма Георгу. Написав письмо, она рвет его и начинает новое.

– Если он не хочет никого видеть, ему не нужны и письма, – сказала она, когда начала писать.

– Все-таки хотя бы одно письмо ты можешь написать, – послышался из пара голос Сью.

– А если он его выкинет?

– Выкинет так выкинет.

Сью подошла к столу с тарелками и кастрюлями, и Элиза отложила бумагу в сторону.

– Ты похожа на настоящую маму, – сказала Элиза.

Потом они приступили к еде; сидя напротив друг друга, они обменивались тарелками и пили из одного стакана. У них вошло в привычку пить из одного стакана, который всегда стоял посередине стола как знак их дружбы. Элиза считала это разумным, чем-то, что стоит сохранить, и ей казалось, что они похожи на птиц, собирающих веточки и листья для общего гнезда.

* * *

Уже издали Элиза заметила людей, столпившихся перед биржей труда. В здание входило больше людей, чем выходило из него. Элиза заняла место в очереди. Пахло потной одеждой и липкой кожей, некоторые обмахивались проштампованными формулярами, как веером. Рядом с дверью, ведущей в приемную, стоял стул, на котором сидел тот, кто был следующим. Будто приготовившись к прыжку, на стуле сидел молодой человек. Как только дверь открылась и вместо красной лампочки зажглась зеленая, он провел рукой по волосам, будто хотел удостовериться, что они на месте, и вошел в кабинет.

Мужчина, сидевший за столом в приемной, посмотрел на Элизу взглядом, в котором читалось сочувствие и раздражение одновременно. Затем он полистал ее документы, поставил поверх старого штампа новый, вытащил из ящика потрепанную карточку и сказал утвердительным тоном, обращаясь больше к самому себе:

– У вас минимальное школьное образование и справка о расстройстве речи в детстве. Если бы у вас по сей день были трудности с дикцией, я мог бы назначить вам пенсию, но так как вы справились с этим недугом…

Он не закончил фразу и неожиданно повернулся к экрану компьютера, стоявшего на приставном столике.

Элиза думала, что он подыскивает что-то для нее и просматривает какие-то возможности. Он быстро и сосредоточенно ударял по клавиатуре, а затем нетерпеливо сказал, будто удивляясь тому, что она все еще сидит в кабинете:

– В данный момент ничем не могу вам помочь, приходите на следующей неделе.

В зале ожидания тем временем набилось еще больше народу, некоторые стояли прислонившись к стене. У входа курили несколько женщин, они чему-то смеялись; Элиза прошмыгнула мимо них, как будто они смеялись над ней.

Люди, сгорбившись от жары, торопливо шли в тени, которую отбрасывали высотные дома. Каблуки Элизы проваливались в размягченный солнцем асфальт, повсюду были видны следы от каблуков, и Элиза, сосредоточенно всматривалась в тротуар, выбирая ровные участки. Откуда-то она услышала пение, самозабвенное, страстное пение детей, и оглянулась, будто пытаясь найти старый дом с высокими узкими окнами.

Элиза решила пойти в клинику, в которой был Георг. Перед ней стояло антрацитовое здание, словно воронка поглощавшее все, что город не хотел терпеть на своих улицах.

Она вошла в автобус, ехавший в сторону юга, и села на заднее сиденье. Какой-то молодой человек посмотрел через головы людей взглядом хищной птицы, протолкался вперед к водителю и через матовое стекло кабины резким тоном перебросился с ним парой непонятных фраз. Когда он повернулся и, держась за поручень то слева, то справа, покачиваясь, направился прямо к Элизе, люди оборотились к нему. Казалось, всем хотелось увидеть, как он споткнется и упадет. Стоя перед Элизой на своих слабых ногах, он спросил, может ли она дать ему немного денег на еду. Элиза, не глядя на него, быстро протянула деньги. Он засунул их в карман и вышел на следующей остановке. Элиза обернулась и посмотрела на него через заднее окно. Он остановился посреди улицы и поднял на нее глаза. Он разжал свои высохшие губы, чтобы выкрикнуть ругательство, которое никто бы и не расслышал, стиснул кулак и поднял его в воздух – дрожащий, беспомощный кулак, которым он грозил вслед уезжавшему автобусу.

Элиза посмотрела на зарешеченные узкие окна лечебницы. Темным пятном здание стояло под солнцем; Элиза обошла вокруг него, как зверь обходит вокруг своей норы. В фойе она наконец спросила, можно ли оставлять для пациентов письма или посылки. Женщина за окошком объяснила, что все передачи и письма просматриваются специальной контрольной комиссией. Ее голос из громкоговорителя доносился как будто издалека, и Элизе показалось, будто женщина за стеклом и ее голос существуют отдельно, без всякой связи друг с другом.

* * *

Сью стояла в желтоватом свете неоновой лампы в кухне ресторана и чистила овощи. Во время работы она уже открыто отпивала из бутылки виски с молоком.

– Пока не оттяпаешь себе пальцы, можешь делать что хочешь, – сказал ей повар, когда однажды неожиданно зашел в кухню и успел заметить, как она поспешно заткнула бутылку и спрятала ее в нагрудный карман рубашки.

Во время перерыва она садилась в зале ресторана к окну – оттуда было видно, как взлетают и приземляются самолеты. Сью уже столько раз видела, как маленькие автобусы подвозят людей к самолетам, и столько раз представляла себе, что находится среди этих людей. Она видела пассажиров, поднимавшихся по трапу и исчезавших за открытой дверью, будто в чреве животного. Когда за ними закрывалась дверца и самолет медленно выруливал на взлетную полосу, она думала о людях за узкой полоской иллюминаторов, о том, что у всех у них есть имя, паспорт и определенная цель. Когда самолет поднимался в воздух, шасси на какой-то момент замирало в воздухе, пока не прижималось к самолету, подобно руке, которая поднялась для приветствия и снова опустилась. Тогда Сью почему-то чувствовала себя покинутой. Когда она снова стояла на кухне и разрезала на кусочки перезрелые помидоры, ей вдруг стало безразлично, кто эти люди и чем они занимаются: уже то, что у них было место в этом самолете, означало, что они имели на это право.

Он уже третий раз за неделю сидел во время ее обеденного перерыва за задним столиком. Сью каждый раз занимала такое место, чтобы можно было понаблюдать за ним. У него был беспокойный взгляд, он непрестанно листал свою записную книжку, говорил по мобильному телефону, произнося короткие, быстро следующие друг за другом фразы. При этом он изредка перехватывал ее взгляд, открыто улыбался, ничуть не смущаясь тем, что их разделяют десять столиков, будто вел по телефону разговор, к которому Сью тоже была причастна.