Джон Толкин - Чудовища и критики и другие статьи

• Название: Чудовища и критики и другие статьи
• Автор: Джон Толкин
• Издательство: Elsewhere
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5–9900753–1–6

В книге содержатся статьи, эссе и лекции Дж. Р. Р. Толкина, посвященные аллитерационной поэзии, среднеанглийской литературе, кельтологии, проблеме создания искусственных языков и специфике оксфордского образования. Сборник «“Чудовища и критики” и другие статьи» — неотъемлемая часть английской «толкинианы» и знаменательное явление в истории литературы в целом, впервые публикуется на русском языке полностью, с сохранением структуры и справочного аппарата оригинала. Тексты снабжены обширными комментариями переводчиков.

Для широкого круга читателей.

---

66

В английском языке слово pentangle [‘пентаграмма’] впервые зарегистрировано в лексиконе автора поэмы; собственно говоря, автор — единственный, кто использует его в среднеанглийском. Однако поэт уверяет, что англичане повсеместно называют ее Бесконечным Узлом. Можно утверждать по меньшей мере следующее: отсутствие письменных упоминаний наверняка случайность, поскольку форма, которую поэт использует, penta(u)ngel, уже свидетельствует о широком употреблении, будучи образована от правильного книжного pentaculum через ассоциацию с английским словом angle [угол]. Более того, при том, что поэт уделяет большое внимание символике, говорит он так, словно его аудитория вполне в состоянии представить себе эту фигуру.

67

Попытка описать сложную фигуру и ее символический смысл оказалась не вполне по силам даже нашему поэту, мастерски владеющему длинной аллитерационной строкой. Как бы то ни было, поскольку пентаграмма отчасти символизирует взаимосвязанность веры, благочестия и учтивости в человеческих взаимоотношениях, попытка перечислить «добродетели» выявляет произвольность подобной классификации и их отдельных именований в любое время, равно как и непрестанную изменчивость значений этих имен (как, например, pité [благочестие или сострадание] или fraunchyse [щедрость]) от эпохи к эпохе.

68

А отчего храброму рыцарю пентаграмма пристала, Я поведаю вам, пусть заведомо и замешкавшись. (27.623–624)

69

Хотя на самом деле, как мне кажется, в литературоведении все это разбиралось чересчур подробно. Ускользнула от внимания, насколько я знаю, лишь одна–единственная деталь: автор постарался наглядно подчеркнуть, что хозяин замка самолично, своими руками (ане охотники вообще) убивал и добывал добычу, которую по возвращении вручал Гавейну. Это, разумеется, самоочевидно в случае вепря и лиса. Но даже в эпизоде первой охоты есть на это указания: «Прежде чем село солнце, он в лесах настрелял \ Столько оленей и ланей, что изумляться впору» (53.1321–1322). Но (поскольку, по всей видимости, других высокопоставленных лиц в охоте не участвовало) the best [здесь: самый знатный, самый высокопоставленный] в строке 1325 — это, вероятно, и есть владелец замка: он–то и распоряжаетсяразделкой своей собственной отборной «добычи». В таком случае didden [форма мн. ч. прошедшего времени от гл. do — (здесь) велеть, заставлять] в строке 1327 — это одна измногих ошибок в рукописи, где вместо единственного числа употреблено множественное, исходя из ближайшего контекста, не вполне понятного переписчику. Именно владелец замка выбрал самого жирного оленя из своей собственной «дичи» и распорядился, чтобы тушу должным образом разделали для подношения his venysoun [своей оленины] (1375).Может показаться, что подробность эта несущественна и не имеет никакого отношения к предмету обсуждения, но мне кажется, что она напрямую связана с темой lewté и верности своему слову, которую нам и предстоит рассмотреть подробнее.

70

Кроме как, пожалуй, в мыслях у пресыщенных литературой критиков. Однако даже они наверняка понимают, что нам полагается воспринимать происходящее глазами Гавейна, чувствовать то же, что и он, а Гавейн со всей очевидностью ни о чем не подозревает.

71

Я имею в виду, если бы мы задали автору этот вопрос, он бы на него, безусловно, ответил, ибо обдумал произведение досконально, от начала и до конца, в особенности же все то, что содержит в себе морально–этический аспект; и я так думаю, что ответ автора, в терминах его времени, был бы именно таким, какой пытаюсь сформулировать я.

72

Тем самым сопротивление Гавейна служит тем более к его чести, ибо он не сознает никакой опасности, кроме опасности «греха», и противится соблазну лишь на морально–этическом основании, а вовсе не из страха перед магической силой или хотя бы разоблачением.

73

В машинописном варианте значилось: «никогда не достигнет. Да и пытаться не станет. Ибо [это] способ дать почувствовать неподдельное напряжение, что полагается ощутить в повествовании о духовной борьбе». Когда «едва ли достигнет» было переправлено на «никогда не достигнет», следующая фраза была взята в скобки, словно для изъятия {Ред.}.

74

Данное утверждение принадлежит автору. Подробнее см. Предисловие {Ред.}.

75

В машинописном тексте карандашом вписано: «а эту жертву он пока что принести не готов» — данное добавление предполагалось внести либо в конец фразы, либо после слов «пришлось бы нарушить слово» {Ред.}

76

Грубиян и невежа.

77

Отсылка на издание поэмы «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» под редакцией сэра Израэля Голланца, выпущенное «Обществом по изданию ранних английских текстов» [56] в 1940году, стр. 123, прим. к строке 1880 {Ред.}.

78

И, к слову, написавший, вне всякого сомнения «Перл», не говоря уже о «Чистоте» и «Терпении».

79

Поскольку действенность исповеди целиком и полностью зависит от настроя кающегося и никакие слова священника не в состоянии искупить дурные намерения либо сознательное утаивание приходящего на память греха.

80

Я, разумеется, не утверждаю, что настоящий договор, пусть даже заключенный в шутку, лишен какой бы то ни было морально–этической подоплеки и не подразумевает никаких обязательств. Я лишь хочу сказать, что в глазах автора «рождественские игры», вроде тех, в которые играют владелец замка и Гавейн, — это явления иного порядка. К данному вопросу я еще вернусь.

81

То, что Гавейн присовокупляет к понятию synne соображение, благодаря которому грех становится еще более отталкивающим и отвратительным, а именно, предательство гостя по отношению к хозяину, этически вполне оправдано и согласуется с характером персонажа. А также весьма уместно в поэме, имеющей дело с верностью на всех планах. Здесь Гавейн отвергает вероломство, что на самом деле обернулось бы грехом, благодаря чему мы получаем возможность оценить истинные масштабы недостатка верности, в котором героя впоследствии обвиняют.

82

Так, Чосер сообщает о своем perfit gentil knight [безупречном благородном рыцаре], что he neuer yet no vileinye ne sayde… unto no maner wight [он доселе в жизни не говорил ничего грубого никому из людей] [57]; а позже демонстративно защищается от обвинений в vileinye (и здесь имеется в виду именно манера изъясняться вульгарно и непристойно), что можновыдвинуть против его более грубых рассказов и персонажей.

83

Назвал бы он приглашение дамы vileinye, это вопрос другой. На самом деле поступки господина и госпожи вообще никак не оцениваются. Критическому анализу подвергается лишь поведение Гавейна как показательное для Куртуазности и Благочестия. Слова и деяния остальных персонажей используются главным образом лишь для создания ситуаций, в которых возможно пронаблюдать действия и характер Гавейна.

84

Что он впоследствии искупает совершенно в том же духе, рассказывая о происшедшем всем и каждому.

85

Хотя, вздумай мы подвергнуть эту деталь волшебной сказки подробному анализу (для которого она слишком незначительна), могло бы показаться, что поцелуй вернуть невозможно, и,в любом случае, раз источник его не назван, никак нельзя утверждать, что поцелуй жены по назначению передан мужу. Однако даже эту тонкость автор не упустил. Два ложных удара, возможно, и были boute scaþe [безвредны] (94. 2353) для плоти Гавейна, однако оказались весьма болезненны. Зеленый Рыцарь (или сэр Бертилак), похоже, не считал, что принимать поцелуи от его жены — дело пустячное, даже если принимались они «из учтивости».

86

В обычном, мирском смысле. Если наш автор написал еще и «Перл» (в чем я не сомневаюсь),для тех, кто задается целью рассмотреть его взгляды и представления в целом, он усложняет дело, используя там слово «вежество» в более возвышенном смысле: применительно к обхождению не земных дворов, но Двора Небесного; это Божественная Щедрость и Милость, и беспредельное смирение и милосердие блаженных душ; то есть тот самый дух, из которого должна исходить даже мирская «учтивость», для того, чтобы сохранить жизнь, и искренность, и чистоту. Возможно, это прослеживается в сочетании clannes [чистоты] и cortaysye [учтивости, куртуазности, рыцарственности] (28.653) в «пятой пятерке» Пентаграммы, воплощающей в себе добродетель человеческих взаимоотношений.