Сергей Абрамов - Искатель. 1982. Выпуск №4

• Название: Искатель. 1982. Выпуск №4
• Автор: Сергей Абрамов
• Жанр: Прочие приключения

Ha I, IV стр. обложки и на стр. 2 рисунки В. ЛУКЬЯНЦА.

На II стр. обложки и на стр. 49 рисунки В. СМИРНОВА.

На стр. 61 рисунки Ю. МАКАРОВА.

На III стр. обложки и на стр. 110 и 127 рисунки К. ПИЛИПЕНКО.

---

Он дошел наконец до этого места и остановился. Все тут было точно такое же, как во время галлюцинации. Вот клочок голубой травы, запомнившийся потому, что он имел идеальную треугольную форму, вот упавшая с дерева ветка, вертикально воткнувшаяся в песок. Не было только загадочного аппарата, объятого пламенем, и лежащего навзничь человека.

Почему вторая галлюцинация так отличалась от первой? Почему у Данилевского они все были одинаковы? Данилевский проиграл сражения птицам.

А он с первого раза победил.

Маккиш резко остановился от неожиданной мысли.

Он победил, и галлюцинация изменилась. Данилевский терпел поражения, и это обрекало его без конца сражаться с птицами. Галлюцинации повторялись. Словно кто-то ждал, когда же он все-таки найдет оружие против птиц. Решение было таким простым, требовалось только немного воли, стойкости, мужества.

Значит, что же: галлюцинации искусственного происхождения?

Но кому это надо и зачем?

Зачем? Да просто затем, чтобы узнать цену существу, появившемуся вдруг на Лигейе. Для того чтобы определить, чего от него можно ждать, достоин ли он внимания. Вероятно, первая галлюцинация — бой с птицами — была испытанием на смелость и находчивость, вторая — проверка на доброту, сострадание, готовность помочь. И эти испытания он, надо полагать, выдержал. Какое же будет третье?

«Все это фантазии, — одернул он себя. — Лигейя пуста, автоматы не могли не заметить хоть каких-нибудь признаков разумной жизни. Две другие планеты системы тоже необитаемы, и, значит, некому проверять земных разведчиков галлюцинациями…»

Когда очередной восьмичасовой отрезок времени стал подходить к концу, Маккиш понял, что нервничает. До этого он работал: встретил вернувшихся «черепах» и выпустил на работу других, занимался микробиологическими исследованиями, внес собранную автоматами информацию в магнитный дневник. Но за полчаса до следующего сеанса наваждений Маккиш поймал себя на том, что третий раз диктует в дневник одну и ту же фразу. Он выключил запись, постарался успокоиться.

Лицо Степанова появилось на экране неожиданно. Оно было хмурым, озабоченным и в то же время каким-то оживленным, радостным. Маккиш понял: Степанов просто радуется, что летит на форпост, где его ждет загадка, с какой еще никто из разведчиков не встречался.

— Идеи есть? — спросил Степанов.

— Есть, — сказал Маккиш. — Планета населена, и галлюцинации — это не что иное, как попытка проверить нас, узнать, стоит ли вступать с нами в контакт. Есть, правда, одна загвоздка. Эти инопланетяне должны быть совершенно невидимы. Может, цивилизация невидимок?

Хмурое лицо Степанова разгладилось.

— Если ты можешь выдвигать такие гипотезы, — сказал он, — дело обстоит не так уж плохо.

— Да я не шучу, — сказал Маккиш.

Степанов улыбнулся широко и открыто:

— Ладно, еще немного, и мы с тобой во всем разберемся.

Экран погас. Маккишу вдруг стало легко и просто. Пришла уверенность, что все его предположения истинны. Откуда она взялась, эта уверенность? Может быть, кто-то следил за его рассуждениями, за его мыслями и в нужный момент помог выстроить логический ряд суждений?

Трижды в год на Лигейю обрушиваются ураганы, и потому никакое сооружение на поверхности невозможно. Но затихают ураганы, и вновь вырастают деревья и трава, снова появляются птицы, из каких-то потайных нор выползают животные. Так неужели разумное существо не приспособилось бы к местным условиям?..

Маккиш ходил взад-вперед под прозрачным куполом форпоста. Теперь ему казалось, что время тянется медленно. Хотелось поскорее окунуться в очередную галлюцинацию. Теперь он знал, что это контакт, и ждал его.

Николай ЧЕРКАШИН КРИК ДЕЛЬФИНА

Повесть

Трагическая ситуация, описанная в повести «Крик дельфина», вполне может сложиться на самом деле.

Военно-морские силы крупных империалистических держав и НАТО, по определению Пентагона, — это их «самая длинная дубинка». Атомные подводные лодки, вооруженные баллистическими ракетами стратегического назначения, являются главными силами ВМС этих стран. Такие подводные лодки могут месяцами находиться в океане на больших глубинах, неся в себе потенциальную возможность внезапного ядерного нападения. Особенно опасно то, что командиры подводных лодок, как однажды заявил об этом американский адмирал Р.Картер, могут принимать самостоятельные решения о запуске своих ракет.

Длительное плавание в подводном положении вызывает большое нервное напряжение всего экипажа. И не исключены случаи, когда у кнопок оружия массового уничтожения окажутся люди с надорванной психикой. Положение усугубляется тем, что у пусковых установок смертоносных ракет на таких подлодках, как правило, стоят наемники, не очень-то затрудняющие себя размышлениями о катастрофических последствиях для человечества ядерной войны, находящиеся на щедро оплачиваемой поденной работе, не понимающие своей ответственности за безопасность людей и ждущие на больших дорогах войны лишь разбойничьего посвиста своих шефов из Пентагона.

Вице-адмирал К. СТАЛБО

Командир еще раз ругнул этих мудрецов из Центра. Назвать новейший корабль флота «Архелоном»?! Именем гигантской черепахи и к тому же давно вымершей! Хороша черепаха, летящая под водой со скоростью курьерского поезда…

По обычаю в центральных постах атомных субмарин крепился щит с изображением животного, в честь которого назван корабль. Коммодор Рэйфлинт помнит, как прекрасно смотрелся бронзовый дракон в «пилотской» «Дрэгги». Его принес из своей тибетской коллекции первый и последний командир «Дрэгги» Кьер.

Рэйфлинт служил на «Дрэгги» старшим помощником командира.

У бронзового дракона в центральном посту были рубиновые глаза. Старшина-радист вставил в них микролампочки и соединил их через пьезоэлемент с глубиномером. «Дрэгги» погружался, и глаза у дракона разгорались; всплывал — медленно гасли. Интересно, как полыхнули его буркалы, когда подводная лодка промахнула предельную глубину? Это случилось в позапрошлом году на глубоководных испытаниях в Атлантике. Рэйфлинт находился на обеспечивающем судне и держал в руке микрофон звукоподводной связи. На глубине в двести сорок метров динамик сообщил голосом Кьера: «Нас слегка обжало, но я своих женщин обнимаю крепче…» Магнитофоны бесстрастно записали шутку на пленку. «Дрэгги» плавно приближался к трехсотметровой отметке, когда динамик пискнул и в странном нарастающем шорохе Рэйфлинт едва разобрал: «Небольшой дифферент на нос… Кажется, ничего страшного… Если…»

Это были последние слова Кьера, последний сигнал «Дрэгги», если не считать хлопка вроде лопнувшей лампочки, что услышали гидроакустики спустя десять секунд после потери связи с лодкой.

Потом правительственная комиссия целый месяц изучала обрывок кьеровской фразы, пытаясь выведать из нее тайну гибели ста двадцати человек и стратегического атомохода. Но тайна эта покоилась на марганцевых плитах пятикилометровой Канарской впадины. Ясно было одно, что титановый корпус «Дрэгги» не выдержал сверхдавления. Но почему возник дифферент на нос, почему корабль провалился за расчетную глубину — этого не успел узнать и сам Кьер…

На всякий случай «Архелону», пребывавшему тогда в чертежах, срочно усилили прочный корпус. Может быть, поэтому, за сходство с черепашьим панцирем, ему и дали имя древней рептилии. Но не выбивать же на геральдическом щите старую тортиллу?!

Коммодор еще раз окинул взглядом корабль. «Архелон» стоял у плавучего пирса, и лобастая черная туша его сыто лоснилась под майским солнцем. Могучим спинным плавником торчала черная рубка. Спереди она смотрелась куда как зловеще. Два немигающих ока, насупленных к узкой переносице, растопыренные рубочные рули придавали ей вид грозного языческого истукана, приподнявшего куцые сильные крылья. Острый взгляд лобовых иллюминаторов источал змеиный гипноз.

За спиной рубки, в длинном и плоском горбу убегали в два ряда, словно пищики на фаготе, шестнадцать потайных люков. Двадцать четыре ракетные шахты скрывали они от чужих глаз и забортной воды. Двадцать четыре бутылкообразные ракеты ростом с добрую водонапорную башню таились в стальных колодцах. У каждой из них был свой порядковый номер, но какой-то шутник из ракетчиков написал на крышках названия столиц, чьи координаты были введены в электронную память ракет. Рэйфлинт не отказал себе в мрачном удовольствии прогуляться по уникальному кладбищу, где на круглых «надгробных плитах» значились города-покойники. Конечно же, он приказал убрать надписи, дабы не нарушать режим секретности. Но с тех пор шахты стали называть не по номерам, а по столицам, подлежавшим уничтожению в первый же час войны.