Иван Лазутин - Сержант милиции

• Название: Сержант милиции
• Автор: Иван Лазутин
• Издательство: ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР МОСКВА - 1958
• Жанр: Полицейский детектив

Приехавшего в Ленинград из Сибири Алексея Северцева ловко обманывают опытные преступники. Однажды им удается заманить Северцева в безлюдное место, избить и обворовать. Расследовать это происшествие поручают молодому сержанту милиции Николаю Захарову. Захаров проявит и находчивость, и смелость, и, конечно, задержит рецидивистов.

---

Алексей мысленно взмолился, чтобы дождь пошел скорее и не маленький, а ливень! Зачем — он не раздумывал. На его лбу и на висках выступили мелкие капельки пота. Сливаясь в крупные капли, они струйками стекали по щекам, попадали в глаза.

Темп гребли нарастал. Опуская в воду руку, Лариса восторженно взвизгивала, наблюдая, как за ее ладонью кипел белый бурун. На некоторое время Алексей впал в полузабытье, какое обычно наступает при длительных однообразных и ритмичных движениях. Он видел только лицо Ларисы и ее маленькие загорелые руки, которыми она теперь судорожно вцепилась в борта лодки. Каждый рывок веслами точно эхом отдавался на ее лице. Глядя на равномерную игру мускулов Алексея и на летающие весла, она мысленно как бы вливала в них свою силу и в такт каждого его движения втягивала голову в плечи. С закушенной нижней губой она казалась такой напряженной и сосредоточенной, что можно было подумать: она, а не Алексей сидит за веслами. В своей беленькой кофточке с розой на груди Лариса выглядела, как маленькая девочка, которая хочет, но не может скрыть своей радости оттого, что ее, вместе с взрослыми, взяли покататься на лодке. И несмотря на надвигающиеся тучи и сильные волны, она ничего не боится.

— Как хорошо, Леша!..

Перебирая руками края бортов, она осторожно подобралась к Алексею и, выждав момент, когда он, занося весла, наклонился вперед, вытерла с его лица пот маленьким надушенным платочком.

Деревня уже давно скрылась за холмами. На берегу не осталось ни одной души, все, кто загорал или купался, испугались дождя и убежали с речки. Лариса решила, что они очень далеко заехали, и уже подумывала предложить повернуть обратно. Извилистые зеленые берега с грустными левитановскими березками и кустарником, однообразный тяжелый и все нарастающий плеск волн в правый борт, сгущающаяся преддождевая хмарь вселяли в нее тревогу.

Внезапный мощный раскат грома, гулко пронесшийся по воде, заставил Ларису вздрогнуть. Первые капли дождя были крупные и редкие. По детской привычке Лариса вытянула руку кверху ладонью и пыталась поймать дождинки, но, как назло, тяжелые капли падали ей на лицо, ныряли в светлые прядки волос и никак не хотели падать на ладонь. Второй грозовой разряд, прочертивший небо огненной ломаной линией, был еще сильнее. Гром на этот раз начался где-то вдалеке, за холмом, со стороны деревни, потом мягко перекатился через лесок и, достигнув лодки, оглушительно раскололся. Закрыв голову руками, Лариса сжалась в комок и плюхнулась на дно.

Житель западносибирской равнины, Алексей видел большие грозы и твердо усвоил народную примету, что на воде в грозу быть опасно — притягивает.

— Леша, греби скорей к берегу, — взмолилась Лариса.

Алексей круто повернул лодку.

Когда сошли на берег, на Ларисе уже не было сухой нитки. За какую-то минуту дождь хлынул как из ведра: крупный, частый. Грустно посматривая на свою потемневшую юбочку, Лариса обиженно спросила:

— Что нам теперь делать?

Спрашивая, она смотрела на Алексея глазами, в которых светилась и мольба, чтобы он что-нибудь сделал, и наивная вера в то, что он наверняка что-то придумает.

А дождь все усиливался. Небо заволокло сплошной завесой туч и ливня. Лариса все сильнее прижималась к Алексею. От холода она уже начала дрожать.

Алексей вытащил лодку на берег и опрокинул ее так, что, касаясь одним бортом земли, а другим упираясь в толстый березовый пенек, она могла служить надежным убежищем от дождя. Он даже пожалел, что не додумался до этого раньше. Первым под лодку залез Алексей, вслед за ним туда юркнула и Лариса.

Крупные капли дождя били по просмоленному днищу, и от этого под лодкой стоял монотонный, набатный гул. Трава была мокрая, но теплая. Разместившись поудобней, Алексей положил голову на скрещенные на коленях руки и стал прислушиваться к шуму дождя. Через минуту на правом плече он почувствовал руку Ларисы. Рука была теплая.

— Ты не уснул? — спросила она шепотом, точно боясь нарушить эту странную и печальную музыку над головой. Не дождавшись ответа, она еще ближе придвинулась к Алексею. — Ты сейчас походишь на врубелевского демона со скрещенными руками.

Он ничего не ответил.

Монотонный гул дождя все нарастал.

Пытаясь понять, что ее сблизило с Алексеем, Лариса начала вспоминать дни их первого знакомства и дошла до той зимы, когда с ней случилось несчастье. Это было накануне экзаменационной сессии, в декабре, на втором курсе. Она так увлеклась гимнастикой, что все вечера проводила в спортзале. В один из таких вечеров она попыталась выполнить сложное упражнение на брусьях. Излишне перегнувшись корпусом, Лариса сделала неудачное движение и, потеряв равновесие, упала. Встать уже не смогла. В пункт медицинской помощи ее внесли без сознания. Врачи определили сотрясение мозга.

Три месяца Лариса пролежала в больнице, потом еще два месяца ее продержали на строгом постельном режиме дома. Вместе с другими студентами навещал Ларису и Алексей. Глядя на ее осунувшееся и бледное лицо, с которого смотрели большие печальные глаза, он не находил о чем с ней говорить. Ему было неловко ощущать рядом с этой хрупкой и истомленной девочкой свое могучее здоровье. Бессильный чем-либо помочь, он в таких случаях молчал.

— Леша, расскажи что-нибудь о факультете, — попросила она однажды.

Алексей нахмурился, не припоминая ничего интересного, потом вдруг вспомнил, что у декана инфаркт миокарда и что его положение, говорят, безнадежное.

— Эх, Леша, Леша, — вздохнула Лариса, — ты все такой же угловатый сибиряк. Неужели ты не знаешь, что о таких вещах больным не говорят? Ступай лучше на улицу и принеси мне снежок. Только смотри, чтоб никто не видел, особенно сестры.

Алексей был готов принести не только снежок, а целый айсберг с Северного полюса.

В белом халате он казался еще выше и шире в плечах.

Вернувшись с улицы, он положил крепко скатанный комок снега на тарелку, и Лариса принялась нежно гладить его своими тонкими пальцами. Ощущение прохлады напомнило ей зимние морозы, улицу, каток, быструю езду… все то, что зовется жизнью и о чем она истосковалась в четырех стенах больничной палаты.

— Какой порядок в комнате? Наверное, без меня у вас полный хаос? — спросила она, наблюдая, как постепенно тает снег под ее пальцами.

— Все так же, как было при тебе, только вымпел и приемник у нас на прошлой неделе отобрали.

— Эх, вы, поросята, достукались, — слабо покачала головой Лариса. — Обождите, вот выздоровлю — я вам покажу. Наверное, опять стали курить в комнате?

— Частично, — кашлянув, ответил Алексей, но это, в основном, ночью. Днем все выходим в коридор.

Лариса слабо рассмеялась.

— На сон, значит, окуриваете друг друга? Это вместо проветривания? Остроумно, очень остроумно.

Когда Ларисе разрешили ходить, за ней приехала мать. Выслушав строгий наказ врача, она увезла дочь домой.

Так прошла зимняя экзаменационная сессия, прошли зимние каникулы. Художественная самодеятельность факультета уже готовила концерт к 8 марта, а Лариса все еще не появлялась на факультете.

Домой к ней ходили девушки, и от них Алексей узнавал о ее здоровье — сам, без приглашения, пойти не осмеливался. А когда врачи разрешили Ларисе посещать университет, стоял уже май. Было ясно, что догнать своих сокурсников невозможно: она пропустила шесть месяцев.

Декан Сахаров к этому времени тоже поправился и, внимательно выслушав Ларису, посоветовал ей летом хорошенько отдохнуть и с сентября снова пойти на второй курс.

Грустно было отставать от своих друзей, к которым она успела привыкнуть, но иного выхода не было: перенапрягаться и сдавать летом экзамены за весь второй курс врачи ей строго запретили. Чувствовала она себя еще слабо. Резкая смена больничного режима на напряженный студенческий распорядок быстро утомляла. Всплакнув, она в конце концов смирилась с мыслью, что осенью снова придется идти на второй курс.

Все лето Лариса провела вместе с матерью на побережье Черного моря и в Москву вернулась только к концу августа. А первого сентября она пришла на факультет самая загорелая, по-прежнему веселая и неугомонная. О своей болезни она уже забыла, и когда кто-нибудь из товарищей справлялся о ее здоровье, Лариса только улыбалась и благодарила за внимание.

Заведующий учебной частью факультета зачислил ее в группу, где учился Алексей Северцев. Шефство над комнатой мальчиков Лариса по-прежнему не бросала. А ее первое появление в общежитии подшефной комнатой было встречено бурно. Целый вечер она рассказывала о юге, о море, о шлюпочных гонках…

После ухода Ларисы Автандил Ломджавая и Алексей Северцев не ложились до двух часов ночи и готовили сюрприз для комнаты — выпускали стенгазету-молнию, которую назвали «Даешь вымпел и приемник!» Передовая была посвящена Ларисе. Кончалась она витиеватым лозунгом: «Да здравствует и сто лет благоденствует наша Лариса!» Раза два она ходила с Алексеем в кино. Все больше и больше ее тянуло к нему. Примеряя новое платье или шляпку, Лариса стала невольно думать, как эта обнова понравится Алексею, заметит ли он? И все было бы хорошо, если бы не тот вечер, когда он наступил ей на ногу. Нет, даже не тот вечер, а другой, когда она принесла ему эти злополучные лекции княгини Волконской… Если б она знала, что они будут причиной их ссоры, разве она принесла бы их? Потом эта скандальная история с номерком! Как она позже ругала себя за то, что закатила по пустяку такую истерику! Ей почему-то хотелось причинять ему боль, мстить, но этого у нее не получалось. А оттого, что не получалось, она злилась еще больше. Ей часто казалось, что Алексей не любит ее, а просто смеется и упражняется, как над подопытным кроликом. Даже букет цветов, который передала лифтерша, и тот ей показался демонстрацией, насмешкой… Разве так дарят? Даже не сказал своего имени. А сколько тайных слез было пролито над стихами, которые он прислал ей по почте! Она их знает наизусть. Они и сейчас лежат в особом конвертике… И ведь нужно же быть таким вредным и заядлым, когда было два предложения: одно — «Поставить на вид», другое — «Выговор», он поднял руку за выговор. Поднял первым. Неужели можно сразу и любить, и быть таким строгим? А может быть, и можно, недаром он из Сибири. Там и слова-то особые, злые, если захотят осмеять, то могут стереть одним словом. «Свиристелка!.. Никогда ему не прощу за это слово. Нет, тот кто любит, тот должен прощать, тот не может не прощать…»