Феликс Юсупов - Конец Распутина (воспоминания)

• Название: Конец Распутина (воспоминания)
• Автор: Феликс Юсупов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-19801-6

Феликс Юсупов – офицер, аристократ, представитель древнего дворянского рода, супруг племянницы Николая II и он же – активный участник покушения на Григория Распутина, любимца царицы Александры Федоровны, пророка и врачевателя, влиятельного проходимца царского двора. В своих воспоминаниях, которые долгое время были доступны лишь ограниченному кругу специалистов (книга была издана в 1927г. в Париже), он раскрывает обстоятельства совершенного убийства. Несмотря на определенную предвзятость мнений автора, что объясняется его воззрениями, симпатиями и антипатиями, книга является своего рода документом эпохи, помогает понять и связать воедино многие факты минувшего времени.

---

Надо думать, что и Распутин, держась за Вырубову, как за самое удобное орудие в своих руках, поощрял доверие к ней Императрицы.

Трудно предположить, чтобы Вырубова, став в центре распутинского влияния и постоянного его вмешательства в государственные дела, имела бы какие-нибудь политические планы. Она была слишком глупа для сложных замыслов; но ее пьянила роль «влиятельного человека». Сплетая постоянные интриги, поддерживая одних, устраняя других, она упивалась этой игрой в могущество.

Впрочем, влияние Распутина на государственные дела при сотрудничестве Вырубовой началось не сразу. Оно стало возможным лишь в той очень замкнутой обстановке, в которой протекала жизнь Царской Семьи, после того как Государь избрал своей постоянной резиденцией не Петербург, а Царское Село.

Император Николай ІІ был застенчив по природе, избегал частых публичных появлений и предпочитал тихую жизнь в интимном семейном кругу.

К этой жизни он привык еще с юных лет, потому что Император Александр III сравнительно недолгие годы своего царствования большею частью провел тоже не в Петербурге, а в Гатчине.

Но обстановка царствования при Императоре Николае II была совершенно иная, нежели при Его державном Отце: наступили бурные годы и удаление Государя от столицы вызывало самые пагубные последствия.

Император Николай ІІ ближе всего был знаком с военными кругами. Его деятельность, как Монарха, почти целиком проходила в Царском Селе, куда к Нему ездили для докладов Его министры. Он очень много и усидчиво работал, но не видел близко своей страны, и страна Его не знала. Лишь те, которые имели доступ в Царское Село, встречались с Монархом, необычайно обаятельным, чарующим ласковой простотой своего обращения, горячо любящим Россию.

Замкнутому образу жизни Государя особенно способствовала Императрица Александра Феодоровна. Она все больше отходила не только от петербургского общества, но даже и от Императорской Фамилии.

В уединенной обстановке Царского Села Государь проводил свободное время с Императрицей. Умный, чуткий, но в высшей степени мягкий по натуре, Он незаметно привыкал в некоторых случаях подчинять свою волю настойчиво-властному характеру Государыни. Она стала его единственным другом, так заполнившим Его жизнь, что влиянию других близких лиц уже не оставалось места.

Императрица страдала болезнью нервной системы и тяжелым неврозом сердца; это действовало на Ее душевное состояние и часто омрачало атмосферу в Царской Семье. Недомогания Императрицы волновали и огорчали Государя, увеличивая Его семейные заботы. Но самым тяжелым испытанием для Них явилась неизлечимая болезнь столь долгожданного единственного сына, Цесаревича Алексея. У Него обнаружилась гемофилия, наследственный недуг, передававшийся мужскому поколению по женской линии. Императрица, нежно любящая мать, страдала вдвойне: Ее терзали и постоянные опасения за жизнь Цесаревича и мучительное сознание того, что Она сама передала Ему эту болезнь.

Болезнь Наследника старались скрыть. Скрыть до конца ее было нельзя, и скрытность только увеличивала всевозможные слухи, которые вообще порождались в обществе, благодаря уединенной жизни Государя. Казалось, какой-то таинственный покров был наброшен на Царскую Семью. Он разжигал любопытство, подстрекал недоброжелательство и меньше всего заставлял думать и догадываться о том, как мучились и Отец и Мать за своего ребенка, в какой постоянной тревоге Они жили.

При таких условиях широкое поле действий открывалось для Распутина.

Государыня слепо уверовала в его сверхъестественную силу и старалась убедить в этом и Государя.

Она верила, что только чудо может спасти Ее сына. Распутин внушил Ей, что именно он может совершить это чудо и что, пока он будет близок к Царской Семье, – Цесаревич останется жив и здоров.

Она верила также, что и Россию может спасти только Распутин, которому дарованы «высшая мудрость, знание людей и предвидение всех событий».

В этой болезненно-мистической атмосфере протекала жизнь и деятельность Императора Николая II около больной Императрицы, близ Вырубовой и Распутина... Временами Государь пытался бороться с окружающими влияниями и даже удалял Распутина, но побороть до конца того, что уже как бы вросло в Его жизнь, Он не имел сил.

Начало войны, сопровождавшееся огромным патриотическим подъемом во всей стране, было моментом радостного просветления и для Государя, и для России. Казалось, было забыто всякое недовольство Верховной Властью, – Царь и весь народ, без различия партий, слились в одно непобедимое целое, но это единство и взаимное доверие длилось недолго.

Война приняла затяжной характер. Ее гнет испытывала не только армия, но и вся страна: требовались великие жертвы...

Но ничего не изменилось в действиях Верховной Власти: Распутин опять зловещим призраком появился в Царском Селе... Люди хмурились от военных неудач: то тут, то там слышалось страшное слово «измена». Нелюбимой Императрице раздраженное чувство толпы, особенно под влиянием тайной немецкой пропаганды, приписывало чудовищные преступления. Эти клеветнические слухи об Императрице старательно распространялись в России немецкими агентами и теми революционными организациями, которые работали за одно с Германией и на ее деньги. Самым гнусным приемом такой пропаганды со стороны немцев было усиленное подчеркивание немецкого происхождения Императрицы и навязывание Ей немецкого патриотизма. Последнее особенно было ложно, так как Государыня Александра Феодоровна не любила Пруссии и ненавидела Императора Вильгельма. Клевета не миновала и Государя: говорили, что Он, под влиянием Императрицы, будто бы возглавлявшей немецкую партию, готовится к подписанию сепаратного мира.

На самом же деле, Государь не только, будучи на престоле, отвергал самую мысль о сепаратном мире, но и после отречения своего, в прощальном приказе по армии, не объявленном по приказанию Временного Правительства, призывал и армию, и Россию бороться до конца с неприятелем, в полном согласии с союзниками. Больше того: Он отказался от всякой помощи со стороны Императора Вильгельма даже в тот момент, когда вся Царская Семья находилась в Екатеринбурге в руках большевиков и, живя в ужасных условиях, была на краю гибели.

Нужно было при помощи самых решительных мер уничтожить все поводы для подозрения и клеветы. Приняв на себя Верховное Командование и находясь постоянно в Ставке, Государь с надорванными душевными силами и под гнетом тяжелого морального утомления почти уступил свою власть Императрице.

Тогда распутинская клика подняла голову с сознанием своей окончательной победы, а Императрица Александра Феодоровна, преисполненная лихорадочной энергии и самых лучших намерений, в больном своем неведении, хотела верить, что, при помощи «избранного Богом» «старца», именно Она и спасет страну...

* * *

На высоком открытом берегу реки Туры раскинулось село Покровское. По середине села, на возвышенном месте, церковь, а кругом, во все стороны, ровными рядами улиц, идут крестьянские дома, крепкие, построенные из векового леса.

Во всем здесь чувствуется довольство: на улицах бесчисленные стада домашней птицы, в каждом дворе много скота: коровы, овцы, свиньи; выносливые маленькие лошади местной породы кажутся вылитыми из стали. Внутренность домов блестит чистотой, на светлых окнах цветы в горшках.

Если выйти из села на берег Туры, – перед глазами тот сибирский простор, которого, кажется, нигде в мире нет: вольно раскинулись поля и степи, пересекаемые березовыми рощами, а за ними – бесконечный, непроходимый лес хвойный и лиственный, называемый в Сибири урманом. В урмане летом много всяких ягод: малина, черная и красная смородина, ежевика, лесная клубника стелется красным ковром на полянах; дичи в лесу в изобилии; трава и цветы вырастают почти в рост человека.

Зато селений не видно нигде кругом. Они здесь редки, как и вообще в Сибири: расположены иногда на сотни верст одно от другого; города еще реже. Железная дорога, пролегающая через уездный город Тюмень, проходит очень далеко от Покровского. Зимой сообщаются на лошадях: завернувшись поверх теплой меховой шубы еще в собачью доху, которая лучше всего спасает от здешних морозов, мчатся в легких санях по сверкающей, как серебряная лента, снежной дороге. Лошади быстры, не знают усталости; монотонно звенят бубенцы, убаюкивая седока, мелькают мимо белые равнины, потом лес обступит со всех сторон: гигантскими колоннами подымаются кедры и сосны, отряхая снег с пушистых хвойных вершин. Днем яркое солнце, ослепительное от снега, ночью – луна или далекие звезды, а иногда вспыхнет по небу голубовато-зеленым заревом северное сияние и все вокруг кажется тогда сказкой.

Летом, из Покровского вверх по Туре можно доплыть до Тюмени, а к северу, вниз по течению, Тура приводит в Тобол, по которому ходят пароходы до губернского города Тобольска. К нему уже никакая железная дорога не доходит, – городок маленький, глухой, но в нем сосредоточивалось все управление огромной Тобольской губернии, занимающей северо-западную часть Сибири и равной по размерам целому европейскому государству.