Альберт Вандаль - Разрыв франко-русского союза

• Название: Разрыв франко-русского союза
• Автор: Альберт Вандаль
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-85880-233-8, 5-85880237-0

«Наполеон и Александр I. Франко-русский союз во время Первой империи» – одно из самых известных сочинений крупнейшего французского историка, члена Французской Академии графа Альберта Вандаля (Albert Vandal) (1853-1910). Этот фундаментальный трехтомный труд был впервые издан во Франции в 1891-1893 годах и удостоен первой премии Гобера, затем он многократно переиздавался в конце XIX – начале ХХ веков. В книге раскрываются корни политического устройства Новой Европы, которое создавалось в начале XIX века в ходе наполеоновских войн. Франция и Россия в тот период играли ключевые роли в европейской политике. В своем глубоком, основанном на огромном количестве источников, исследовании Альберт Вандаль показывает, как шаг за шагом обе державы и их императоры подходили к войне 1812 года, решившей судьбы России и Европы. В рассмотрении политических событий исследуемого периода историк делает акцент на взаимоотношениях Александра I и Наполеона, их личных качествах и психологии.

---

Недовольство не останавливается на границах Германии. По побережью оно распространяется на запад и с особенной силой сказывается в Голландии. Тут стойкий национализм, не желая умирать, борется за свое существование. На юге Германии долины Альп хранят очаг, пылающий ненавистью: это тот мужественный Тироль, у которого в 1809 г. были свои герои и мученики. Если наблюдатель перейдет Альпы и спустится в равнины Ломбардии, если он объедет ту Италию, которую еще недавно Наполеон приводил в восторг, он легко убедится, что энтузиазм уже потух, любовь угасла. Новая власть своей педантичной строгостью заставляет иногда жалеть об уничтоженных ею злоупотреблениях. Она чересчур давит на текущую жизнь, и этот гнет заслоняет собой ее созидательную, плодотворную работу – те семена будущего, которые она всюду сеет в стране. Осенью 1810 г. Александр приказал собрать сведения о состоянии умов в Италии.[33] На основании их он мог убедиться в непопулярности французского режима: в упорном нежелании платить налоги, в недовольстве, порождаемом континентальной системой, а главным образом, рекрутскими наборами, и в придачу ко всему этому, в негодовании верных католиков на монарха, сделавшегося тираном Папы, мучителем служителей алтаря. На окраине полуострова Мюрат возмущается против гнета и начинает посматривать в сторону Австрии: с его языка срываются неладные слова[34]. Во всей центральной Европе Наполеон потерял власть над сердцами; его неограниченная, всеподавляющая власть непрочна; она опирается только на силу.

По ту сторону Италии и Германии, за блестящим но призрачным прикрытием, созданным из вассальных государств и присоединенных к ним округов, выступает сама Франция. На первый взгляд, эта возбуждающая удивление и ненависть Франция являет картину ни с чем не сравнимого блеска и силы. В ней, прежде всего, бросается в глаза нация, на диво дисциплинированная, превосходно упорядоченная, действующая как вышколенный, готовый на героические подвиги полк; затем администрация – исполнительная до пунктуальности, уверенная в себе, знающая, что не останется без поддержки; далее – великие учреждения; одни уже входят в плоть и кровь, другие начинают свою деятельность, третьи только намечены, но их величественные очертания уже рисуются на горизонте. Всюду ведутся работы, созидающие благо и величие государства. Правда, о частной инициативе нет и помину; но с высоты престола оказывается покровительство и поощрение талантам и самоотверженным деятелям, наукам и искусствам, равно как и ученым трудам по военному делу. Постоянно подстрекать и поддерживать соревнование – вот что сделалось главной задачей правительства. Общественная жизнь устроена наподобие громадного конкурса с раздачей денежных наград и знаков пальмовых ветвей, что возбуждает усердие к службе и желание отличиться.

Но за этой блестящей декорацией скрывается глухое недовольство и глубоко удрученное состояние. Франция страдает, и прежде всего в материальном отношении. Налоги непосильны и увеличиваются из года в год, распространяясь на все виды производства, в особенности на пищевые продукты. Но самый тяжелый налог – налог на кровь. Он истощает народонаселение, отнимая от него его жизнетворные силы. Торговля падает. В промышленности, мечтавшей вследствие прекращения английской конкуренции сделаться госпожой европейского рынка, действительно, на короткое время произошел страшный подъем; но затем перепроизводство и страсть к рискованным спекуляциям вызвали кризис. Теперь в Париже и в главных провинциальных городах банкротства следуют одно за другим; самые солидные торговые дома прекращают платежи. Это угнетает рынок и вызывает панику среди капиталистов.[35] Фабрики и крупные металлургические заводы закрывают свои мастерские. Лионская промышленность в отчаянном положении; в Авиньоне, в Рив-де-Жире боятся беспорядков; в Ниме, по донесениям полиции, тридцать тысяч безработных[36] , а в скором времени и в предместье Сен-Антуан их наберется двадцать тысяч. Рядом с материальной нуждой идет моральный гнет. На мысль и на слово наложен запрет; всюду мертвая тишина. Из боязни подозрительной и придирчивой полиции, которая в излишнем недоверии и ложном усердии доходит до идиотизма, вся нация говорит шепотом. На этом фундаменте из недовольства и скорби высится ослепительное по своему блеску здание администрации и двора; во-первых, мир гражданских и военных чинов – жизнерадостный, блестящий, по горло засыпанный золотом, которое он в лихорадочной погоне за наслаждениями разбрасывает полными горстями, затем красота и блеск столицы – высшие государственные учреждения, идущие в постепенно возрастающем по значению порядке; еще выше сгруппированная вокруг трона старая и новая аристократия, и, в завершение, венец всего – император, теперь менее доступный, чем в прежние времена. Теперь он окружает себя людьми старого режима; любит, чтобы ему служили царедворцы по рождению, чтобы пред ним курили тонкий фимиам лести. Приписывая себе божественные свойства, он застывает в священных позах; отдаляется от всех окружающих и, подобно его мысли, одиноко носящейся в области его сверхчеловеческих планов, одиноким живет среди своего народа. Его возрастающая строгость, его деспотизм тирана и вечно омраченное чело всех отталкивают от него, всех настраивают против него. Близится время, когда один русский агент напишет: “Все его боятся, и никто его не любит”.[37]

Эти продиктованные ненавистью слова в высшей степени несправедливы в применении ко всей нации. Несмотря ни на что, значительное большинство городских и сельских жителей остаются верны тому человеку, который предстал пред ними на другой день революции в роли великого умиротворителя, который сумел вызвать в них самые благородные инстинкты и сделать их сверхчеловеками. Простой народ остается верен тому, кто овладел им, кто очаровал и привел в восхищение его душу. Без Наполеона он не может представить себе ни настоящего, ни будущего. Он страдает из-за него, но не винит его в этом. Однако, нельзя сомневаться в том, что средние и высшие классы отдаляются от императора; что по мере того, как из памяти изглаживается время революции, они все меньше ценят благодеяния восстановленного им порядка и начинают сожалеть об изгнанной свободе. Их угнетает мысль, что церковный мир – это великое дело консулата – снова нарушен, что произвол развивается до невозможности, что он воскресает в тысяче видов. Вдвойне верно, что сверхъестественные удачи наводят их на тревожные мысли; они сознают, что жизнь их какой-то волшебный сон. Они живут под страхом неизбежного пробуждения, и уже наиболее ловкие , и предусмотрительные подумывают о том, чтобы своевременной изменой подготовить себе будущее. Еще два с половиной года тому назад несколько вельмож составили против императора тайный заговор. Они готовы воспользоваться первой внешней неудачей, первым народным бедствием, чтобы под шумок нанести предательский удар, который бы ускорил падение пошатнувшегося колосса. Александру все это известно, ибо с 1809 г. то непосредственно, то через других, он поддерживает переписку с Талейраном, одним из главных двигателей интриги[38]. Он знает, что даже среди членов императорской семьи есть недовольные: в его секретной папке лежит письмо, которое написал ему король Людовик и которое по горечи нападок на императора превосходит самые едкие памфлеты.[39] По собранным сведениям, по перехваченным письмам ему известно, что образованные классы под сурдинку порицают правительство, что служебный персонал измучен, что народ устал, что все функции государственного организма ослаблены и истощены. Еще далее, позади сгибающейся под тяжестью своего собственного величия Франции, позади ее надорванного народа, он видит зубами вцепившуюся во Францию Испанию, – ту чудную, но ужасную Испанию, которая шаг за шагом отстаивает свою пропитанную кровью, заваленную трупами землю, свои превращенные в развалины города и опустевшие храмы; которая, сама выбиваясь из сил в этой ужасной войне, где только можно, по частям избивает оккупационные войска. Он знает, что у Наполеона в Испании пять армий, и что, все-таки, он не может справиться с ней. В завершение картины он видит на самой окраине полуострова, на юге Португалии – Веллеслея с его англичанами, который все еще борется, прикрывая Лиссабон и удерживая на месте Массена; он видит, что упорство Британии, засевшей в верхах Торрес-Ведраса, ставит предел бурному потоку французского нашествия.

Вся Европа, за исключением ее окраин, фактически в руках Наполеона, но океан – вне его власти. Близ берегов крейсирует английский флот и держит французские эскадры взаперти в их собственных портах. Установленной берлинским и миланским декретами блокаде Англия противопоставляет свою контрблокаду и охватывает огромную империю враждебными морями. Преграждение Англии доcтупа на континент – пустая фикция. Вопреки строгостям блокады, британские товары непрерывно проникают в Европу через Север, через оставшуюся для них полуоткрытой Россию. Колониальные товары, единственным поставщиком которых сделалась Англия, принимаются в русских гаванях, лишь бы они ввозились американскими кораблями, хотя бы и нанятыми и приспособленными для этой цели англичанами. Одни из этих продуктов продаются на месте, другие провозятся через обширную империю. После того, как они как будто поглощаются и затериваются в России, они вдруг снова появляются на ее западной границе и вывозятся через Броды, обратившиеся в крупный центр контрабанды, а затем незаметным образом расходятся по Германии. Александр по-прежнему покровительствует запрещенной торговле и ее провозу. Более того, он намерен развить и упорядочить экономические сношения с Англией, ибо видит в этом единственное средство покончить с экономическим кризисом, от которого страдают его подданные, и, таким образом, вновь создать благосостояние своего народа. Будет ли война, нет ли, он решил уже, что, лишь только представится удобный случай, он откроет гавани английским кораблям и массовому ввозу британских произведений. С этих пор это намерение делается одной из его сокровенных мыслей.[40]