Ираклий Церетели - Кризис власти

• Название: Кризис власти
• Автор: Ираклий Церетели
• Жанр: История

Ираклий Церетели в своей книге удивительно точно передает атмосферу первых дней революции, яростный накал идеологических страстей и непримиримое противоборство партии, сводившее на нет и так довольно слабое стремление демократических сил к объединению. Подведя итог самым кризисным моментам двух революций, И.Г.Церетели отвечает на главный вопрос: почему не устояла коалиция и демократические партии потерпели полное поражение?

---

Но, приехав в Петроград и ознакомившись с создавшимся положением, Ленин вполне одобрил действия, предпринятые его партией. Это неудивительно, так как эти действия с неизбежностью вытекали из всей предыдущей политики большевистской партии, руководимой Лениным. Нельзя было изо дня в день внедрять в сознание членов партии и идущих за нею масс убеждение, что рабочие и солдаты должны быть готовы под страхом гибели революции выступить на улицу с оружием в руках при первом же кризисе, способном поколебать положение правительства, а затем, когда такой кризис действительно произошел, удержать партию и идущие за нею массы от такого выступления.

Ленин одобрил также и те поправки, которые под влиянием опыта 10 июня были внесены партией в тактику восстания. Как я уже указывал в предыдущей главе, Ленин после провала заговора 10 июня намечал тактику, направленную к прямому захвату большевиками власти. «Мирные манифестации – это дело прошлого», – говорил он в своей программной речи 11 июня. Теперь партия, сознавая невозможность в создавшихся условиях такого прямого способа действий, облекла свое вооруженное выступление в форму «мирной демонстрации» и непосредственной задачей этого выступления поставила не прямой захват власти большевистской партией, а передачу власти правящему советскому большинству. Соответственно этому и призыв к демонстрации, обращенный большевиками к солдатам и рабочим, и резолюция, проведенная большевиками на собрании рабочей секции, значительно отличались от призыва к выступлению 10 июня. Вместо крайне обостренного, агрессивного по отношению к демократии тона в июльских обращениях подчеркивалась необходимость соглашения с большинством советской демократии в целях создания однородного правительства из представителей этой демократии.

В многочисленных воспоминаниях Организаторов и участников июльского восстания, стремящихся изобразить дело так, будто большевистская партия с начала и до конца июльского восстания старалась ввести стихийно возникшее вооруженное выступление в рамки организованной мирной демонстрации, прорываются указания на действительную роль большевиков и на деморализующее влияние их двойственного поведения в июльские дни.

В «Уроках октября» Троцкий говорит, что в глазах большевистской партии, поскольку она готовилась к захвату власти, июльское выступление имело задачей «прощупание своих и неприятельских сил» (Соч. Т. 3. Ч. 1. С. XXXII). Результаты этого «прощупывания» должны были определить дальнейшие действия большевиков. Как известно, выражение «прощупать противника штыком» Ленин употребил во время советско-польской войны, когда он провел в Политбюро решение продолжать наступление на Варшаву с целью проверить силу сопротивляемости Запада.

В своих воспоминаниях «Ленин в июльские дни» (Пролетарская революция. 1927. № 67/68) Зиновьев передает, что Ленин, следивший с хоров Белого зала Таврического дворца за заседанием соединенных Исполнительных Комитетов 4 июля, выйдя с товарищами в коридор, сказал им: «А не попробовать ли нам сейчас», имея, конечно, в виду арест правительства и лидеров советского большевизма. Но тут же Ленин прибавил: «Нет, сейчас брать власть нельзя, потому что фронтовики еще не наши. Сейчас обманутый либералами фронтовик придет и перережет питерских рабочих» (с. 62.). И вслед за тем, описывая свое совместное с Лениным пребывание в избе финляндского крестьянина, где они оба скрывались после поражения июльского восстания, Зиновьев отмечает, что Ленин все время возвращался к вопросу: «…можно ли было все же 3–5 июля поставить вопрос о взятии власти большевиками? И, взвешивая десятки раз все „за“ и „против“, каждый раз приходил к выводу, что брать власть в это время было нельзя» (с. 70).

Такие же показания дает о настроениях Ленина и Троцкий. В частности, он рассказывает о том, как уже после захвата власти большевиками, в эпоху III конгресса Коминтерна, Ленин говорил как-то: «В июле мы наделали немало глупостей». И Троцкий поясняет, что Ленин подразумевал под этими «глупостями» преждевременность военного выступления момент, когда соотношение сил в стране было явно не в пользу большевиков.[9]

Почему же Ленин и руководимый им ЦК, сознавая неизбежность поражения, все же не дали вовремя своим сторонникам директивы прекратить выступление? Объясняется это тем, что у них до ночи 4 июля была надежда своим выступлением и кровавыми жертвами, которыми это выступление сопровождалось, повлиять на большинство советской демократии и подвигнуть эту демократию на образование Советской власти. Вся тактика большевистской партии с вечера 3 июля до ночи 4 июля была направлена в эту сторону. Они рассчитывали на то, что нервы представителей демократии не выдержат картины кровавых столкновений, и для прекращения этих столкновений они уступят требованиям делегаций от манифестантов и образуют Советскую власть. А такой исход большевистского выступления предотвратил бы, по их расчетам, вмешательство фронта и враждебную реакцию в стране. Переход же власти из рук советского большинства в руки большевиков не представлял уже после этого больших затруднений.

Из числа многочисленных свидетельств об этих расчетах большевиков я остановлюсь здесь на одном, но очень характерном.

Суханов, поддерживавший близкие личные отношения со многими видными большевиками, рассказывает в своих «Записках о революции» (Кн. 4), как Луначарский, разоткровенничавшись с ним рано утром 8 июля, поведал ему о планах Ленина и Троцкого в дни июльского восстания.

«По словам Луначарского, – пишет Суханов, – Ленин в ночь на 4 июля, посылая в „Правду“ плакат с призывом к „мирной манифестации“, имел определенный план государственного переворота. Власть, фактически передаваемая в руки большевистского ЦК, официально должна быть воплощена в „советском“ министерстве из выдающихся и популярных большевиков. Пока что было намечено три министра: Ленин, Троцкий, Луначарский. Это правительство должно было издать декреты о мире и о земле, привлечь этим все симпатии миллионных масс столицы и провинции и закрепить этим свою власть. Такого рода соглашение было учинено между Лениным, Троцким и Луначарским. Оно состоялось тогда, когда кронштадтцы направлялись от дома Кшесинской к Таврическому дворцу…»

Нужно сказать, что Суханов, передавая свои интимные беседы с большевиками, соблюдал всегда большую осторожность и, прежде чем их напечатать, показывал соответствующие места своей рукописи заинтересованным лицам, в данном случае Троцкому, который, со своей стороны, обратился к Луначарскому с запросом об этом его рассказе Суханову. И вот Луначарский, бывший уже в то время, вместе с Троцким, членом Советского правительства, прислал Суханову письмо, опровергавшее или, вернее, уточнявшее смысл его тогдашних слов. Суханов не изменил ничего в тексте своих «Записок», но рядом с своей версией о сообщении, сделанном ему Луначарским, поместил и опровергающее письмо Луначарского, которое явно составлено в сотрудничестве с Троцким. Вот текст этого документа:

«Николай Николаевич!

Вчера на съезде я получил от т. Троцкого следующую записку: „Н. Н. Суханов сказал мне, что в третьем томе его книги содержится рассказ об июльских днях, причем он с Ваших слов и ссылаясь на Вас рассказывает, будто в июле мы трое (Ленин, Вы и я) хотели захватить власть, поставив себе такую задачу?!?!?!“

Очевидно, Николай Николаевич, Вы впали в глубокое заблуждение, которое может иметь для Вас, как для историка, неприятный результат. Вообще ссылка на личные беседы – плохая документация. В данном случае, если Вы действительно только написали что-нибудь подобное, память Ваша совершенно извратила соответственную нашу беседу. Конечно, ни т. Ленину, ни т. Троцкому, ни тем более мне не приходило в голову сговариваться о захвате власти, никакого даже намека отдельного на что-то вроде триумвирата не было.

Июльские дни имели только тот смысл в сознании всех руководителей этого движения, который мы совершенно откровенно выставляли вперед: вся власть Советам Р., С. и К. Д.

Конечно, мы не скрывали от себя, что, если бы меньшевистский с.-р. совет захватил власть, она скоро соскользнула бы к более левым и решительным революционным группам.

Поводом к Вашему заблуждению явился, вероятно, мой рассказ Вам о том, что в решительную минуту июльских событий я, разговаривая с т. Троцким, сказал ему, что считал бы бедствием и вступлением в неизбежное поражение, если бы власть оказалась тотчас же в наших руках, на что т. Троцкий, который всегда был гораздо более меня решителен и уверен в победе, отвечал мне, что, по его мнению, это вовсе не было бы так плохо, что массы, конечно, поддержали бы нас.

Все это говорилось только в виде взвешивания ситуации в частной беседе в горячий исторический момент.