Николай Внуков - Тот, кто называл себя О.Генри

• Название: Тот, кто называл себя О.Генри
• Автор: Николай Внуков
• Издательство: Ленинградское отделение издательства «Детская литература»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

---

Он опустил перо на бумагу и размашисто подписался.

— Вы оделись к случаю, Боб. Сегодня мы направимсяс вами в оперу.

«Короли и капуста» вышли в декабре 1904 года. Как предсказывал Мак—Клюр, книга дала работу критикам. Первым отозвался журнал «Оутлук», посвятив роману целую страницу. За ним подали свои голоса «Букмэн», «Независимый» и «Критик». Писали не только о романе, но и о рассказах, что были опубликованы в «Мак-Клюрс мэгэзин», «Космополитэн» и в «Журнале для всех». Мнения были, в общем, хорошие, хотя и разные. Критики сходились в одном:

«… В Америке не было еще писателя, который довел бы до такого совершенства технику короткого рассказа».

Дэвис подчеркнул эти строчки красным карандашом.

— Я ждал этих слов, Портер, и дождался. Вот та дверь, через которую вы войдете в литературу. Приветствую вас и завидую вам. Нет, нет, это хорошая зависть. Она не подтачивает человека, а поднимает его. Сегодня у меня под пиджаком крылья. Можете пощупать, если не верите. Кстати, когда вы начали писать, Билл? И как это у вас началось?

Портер пожал плечами.

— Как началось? Право, не знаю. Мне всю жизнь хотелось быть писателем. Наверное, это желание и сделало меня тем, кто называется сейчас О. Генри. А писать я начал еще мальчишкой. Писал стихи, скетчи, пьесы, шутливые поздравительные адреса. Все это, конечно, неважное, слабое, обыкновенная литературная чепуха. Первое стоящее, что я написал, называлось «Месть лорда Окхэрста». Мне было тогда двадцать два года. Мне и сейчас нравится этот рассказ.

Дэвис грустно помолчал. Потом улыбнулся бледно и жалко.

— Я тоже хотел писать. Господи, сколько бумаги я извел на свои попытки! Но выходили какие-то серенькие, заурядные рассказы. Я стыдился их… — Он махнул рукой. — Хорошо, что я очень скоро понял, что писателя из меня не выйдет…

Билл похлопал Дэвиса по плечу:

— Бросьте, Боб. Шире крылья! Вы еще напишете книгу — и замечательную. Когда путь труден, человек становится настойчивым и злым. Мне тоже жизнь ничего не давала в готовом виде. Все — каждый пример, каждую мысль, каждое правило поведения — я брал у судьбы горбом своим. Поэтому я ненавижу тех баловней, которым все в жизни с самого начала открыто и легко доступно. Такие баловни, по-моему, не живут по-настоящему, а прозябают. Их ошибка в том, что они родились…

ГЛАВА ОБ ИСХОДЕ ИЗ АДА, о четырех миллионах, о том, как продают вещи, о встрече с прошлым и о записке, которой следовало прийти двадцать пять лет назад

20 мая 1901 года в Буффало открылась четвертая всеамериканская выставка. На ней были представлены почти все страны континента. Тридцать шесть зданий и одиннадцать павильонов распахнули свои двери для посетителей. Зрелище было обставлено с невероятной пышностью и размахом. Даже сводный военный оркестр состоял из пятисот двадцати инструментов.

сентября выставку посетил президент Мак-Кинли и произнес полуторачасовую речь о расширении рынков сбыта за границей.

сентября, около четырех часов дня, Мак-Кинли стоял в музыкальном павильоне выставки и, по заведенному обычаю, пожимал руки сотням проходивших мимо людей. Через толпу к нему пробился молодой парень в рабочей спецовке, правая рука которого была обернута платком. Президент протянул руку левой руке подошедшего. В тот же момент человек в спецовке быстро поднял перевязанную правую руку, отрывисто щелкнули два выстрела, и тяжело раненный Мак-Кинли упал назад, на руки одного из зрителей.

14 сентября президент умер.

Расследование убийства не привело ни к каким результатам. Поэтому убийцу объявили анархистом и без долгих хлопот электрокутировали.

Пост главы государства занял вице-президент Теодор Рузвельт.

В 1904 году, в связи с законом об амнистии, Рузвельт просматривал наиболее сенсационные уголовные дела. Среди прочих ему попалось дело Эльджи Дж. Дженнингса, поездного налетчика и грабителя банков.

Изучив это дело, Рузвельт пришел к выводу, что приговор, осудивший упомянутого Э. Дж. Дженнингса на пятилетнее заключение в Ливенворт, не имеет силы, ибо его приговорили к этому наказанию уже после того, как он был осужден на пожизненное заключение.

Материалы были переданы в кассационный суд. На этот раз федеральный кассационный окружной суд сработал с удивительной быстротой. Решение по делу Э. Дж. Дженнингса пришло через месяц.

Такова была извилистая тропа, приведшая к освобождению Эля из уголовной тюрьмы форта Ливенворт.

«… После всех испытаний, невзгод и тяжелой нужды я, кажется, начал выбиваться на прямую дорогу, — писал Эль. — Мне удалось получить место адвоката в Оклахоме. Скажу откровенно — не ахти какое — но я уже провел здесь несколько процессов, и несколько раз на мою долю выпадал успех. С прошлым покончено навсегда. Прошлое перечеркнуто. Теперь мое будущее зависит только от меня самого, если только, конечно, опять не появятся какие-нибудь подводные камни. Но и в этом случае я пойду к истине другим путем.

Народ здесь простой, общительный, и мне хорошо среди этих людей. С ними можно разговаривать откровенно и вести дела, не боясь, что получишь удар из-за угла.

А вы знаете, как я ненавижу лицемерие, интриги и двурушничество.

Билл, мне кажется порой, что вы забыли меня, что вместе с прошлым вы похоронили память о наших вечерах в почтовой конторе Колумбуса. Или вы не хотите водить компанию с бывшим вечником? К слову замечу, что этот вечник собирается добиться свидания с Теодором Рузвельтом в Белом Доме. Он хочет получить полное помилование с восстановлением всех прав. Никакие триумфы в зале суда не могут в этом отношении успокоить меня. Всякий раз, проходя мимо избирательного участка и видя, как люди опускают в урны свои шары, я испытываю чувство мучительного унижения и неполноценности. Вот почему со времени своего освобождения я без устали добиваюсь восстановления в правах. Самые видные республиканцы в Оклахоме хлопочут за меня. Больше всего я надеюсь на одного из них — начальника федеральной полиции Джона Эбернесси. Это страстный охотник. Когда Тедди Рузвельт приезжал к нам в штат, Эбернесси охотился с ним на волков. Оба они искренне привязаны друг к другу. Эбернесси согласился поехать со мной в Вашингтон и доложить президенту о моем деле».

Ни Бобу Дэвису, ни Холлу, никому из своих новых нью-йоркских знакомых Билл не рассказывал о Колумбусе. Только несколько раз среди разговоров с младшим редактором он упомянул о своем «друге с Индейской территории». Теперь он сказал Дэвису:

— Скоро вы увидите интересного человека.

«Эльджи, дорогой, — написал он в Оклахому, — я рад, что вы, наконец, дали знать о себе. Я в восторге, что дела ваши налаживаются. Мне хотелось бы вас увидеть и показать вам со щедростью Гарун аль Рашида свой Багдад. Не завернете ли вы после Вашингтона в Нью-Йорк? Клянусь, это так же интересно, как ежедневный обход камер в нашей бывшей резиденции.

И еще об одном. Как поживают ваши «Всадники прерий»? Удалось ли им доскакать до слова «конец», или они так и затерялись в степях и лесах Дальнего Запада? Я надеюсь, что вы не бросили их на произвол судьбы. Запомните, Эль: тот, кто начал писать, этого дела никогда уже не оставит. Исключений почти нет. Может быть, вам нужна моя помощь?»

Он отправил письмо и начал размышлять, куда бы пойти сегодня вечером, но вдруг вспомнил о том, что Мак-Клюру не отправлена очередная рукопись. Он вздохнул и уселся за стол. Рассказ назывался «Выкуп Мака Лонсберри». Он тер лоб и старался придумать ту фразу, от которой начинается поворот к неожиданному. Фраза не приходила. В голове звенели обрывки слышанных днем разговоров, газетные заголовки, слова какой-то глупой песенки. Жизнь неслась вперед в темпе тустепа. Он чувствовал себя втянутым в это движение, опутанным прочными нитями отношений с другими людьми, разорвать которые он не в силах. И все ради денег. Тысячу долларов он послал в Питтсбург вместе с подробным письмом, что нужно купить для Маргарэт. Он просил, чтобы миссис Роч не стеснялась в расходах. Он все еще чувствовал себя виноватым перед дочерью и считал себя очень плохим отцом.

После статей в журналах «Критик» и «Оутлук» на него обратили внимание. То, о чем он мечтал за конторкой тюремной аптеки, сбылось. Издатели присылали ему любезные письма, в конце которых, перед стереотипными словами «преданный Вам такой-то», просили прислать «что-нибудь небольшое, слов на 100–150». У него было достаточно денег, чтобы пойти на всю ночь в самый дорогой ресторан Нью-Йорка и дать на чай швейцару десятидолларовую бумажку. Дэвис получал на его имя множество писем от читателей и поклонников. С ним искали встреч видные люди города. Его приглашали в литературные салоны. К нему прорывались репортеры.