Джин Флей - Чудачка, стоящая внимания

• Название: Чудачка, стоящая внимания
• Автор: Джин Флей
• Жанр: Современные любовные романы

---

– Но в них больше никто не войдет, их теперь не будет.

Всю обратную дорогу я никак не могла решить: привиделось мне или нет? Ах, если б знать наверняка! Я не оглянулась, хотя мне очень хотелось, но когда он нес меня на руках, не могла оторвать от него любопытных глаз, пока Корсан не обратил на это внимание и не спросил:

– Чем я вас так поразил сегодня, милая леди?

Я не нашла ничего лучшего, как сказать:

– Я хочу написать ваш портрет, вы мне обещали.

– Хорошо, вы поправитесь, и я буду в вашем распоряжении.

Но ждать еще целых два дня! Ну уж нет! И я сама напросилась к нему в кабинет.

Он усадил меня в кресло, поставил еще одно, навалил туда книг, а я вместо того, чтобы наблюдать за ним, уткнулась в книги и забыла напрочь о цели своего коварного визита, согласно которой должна была разрешить свои сомнения. Так и следующий день, несмотря на благие намерения с утра. А вечером он не заставлял меня наряжаться, ввиду моей болезни, как он выразился, а просто уносил к ужину и возвращал после него обратно, и не делал никаких попыток поцеловать. Ну как тут узнаешь? Ладно уж, буду писать его портрет, тогда, может быть, прояснится что-нибудь.

Нет, не тут-то было. Во-первых, он согласился позировать не больше двух часов в день и, во-вторых, сидел отсутствующим замкнутым истуканом.

Я забеспокоилась и отступила от своих обычных правил, принялась рассказывать всякие истории, исключая наши со Стивом, привирая для складности. Он ожил, и его вполне можно было писать. Потом, после сеансов, мы не могли остановиться и еще долго болтали просто так. Я удивлялась самой себе, потому что думала, что от природы молчалива. Оказалось, ничего подобного, но это, наверно, из-за него: он умел слушать и задавать каверзные вопросы, и потом он сам много рассказывал и часто говорил такие возмутительные, неслыханные вещи, что их очень и очень хотелось слушать, прямо заслушаешься. Например, он ни в грош не ставил Фолкнера и Селинджера, я не говорю уж о Шекспире, он перещеголял в этом Толстого. Доводы его были убедительны, и мне трудно было их оспорить, я сердилась и о Теккерее благоразумно помалкивала, боялась за незыблемость собственной теории, надо же иметь хоть какие-то принципы.

И вообще он был парадоксальным человеком. Ну вот, взять хотя бы то, как он работал, я ему ничуть не мешала, я могла бродить по кабинету, забираться на лестницу, двигать ее, ронять книги, и хоть бы что. Он думал о чем-то, писал, а мне так хотелось знать о чем, но он отвечал решительным отказом, а когда, наконец, уговорив Билли, я взялась серьезно за его обучение (он согласился, потому что не нашел сундука, не смог разгадать головоломку и был этим чрезвычайно задет, почти убит), то на следующий день явился Корсан, высыпал мне груду листков трубочками и исчез. В самом прямом смысле, уехал на несколько дней, но я не очень заметила это из-за того, что утонула в его рассказах и собственных переживаниях, по этому случаю пришлось даже Билли объявить временные каникулы.

Это была блестящая проза, он имел все основания не признавать некоторые авторитеты, так как без труда сам мог бы стать одним из них. Но он никогда не опубликует их.

ГЛАВА 36. ВЫСШИЙ КЛАСС НАХАЛЬСТВА, ИЛИ ЧЕТВЕРТАЯ РАЗБИТАЯ ГОЛОВА

Он приехал ночью. И я огрела его вазой, когда он сел рядом и стаскивал рубашку, а потом склонился ко мне.

Я осторожно сдвинула с себя его неподвижное тело, собрала осколки и цветы, села и в отместку не сразу перевернула его, потому что злилась, он даже не был пьян! Но все-таки перевернула и волосы ему поправила а потом поразилась его лицу. Око принадлежало тому юному Корсану, и шрам его совсем не портил.

Проснулись мы, кажется, одновременно. Я открыла глаза и не сразу сообразила, почему у меня так затекли руки и шея и вообще почему я страдаю в этом кресле, а Корсан приподнялся на локтях, тряхнул головой, болезненно сморщился и упал на подушки.

– Эй, как вас там, чем это вы меня покалечили? – ворчливо спросил он.

– Вазой, и я милая леди (может, перестаралась и память отшибла?).

– Нет, вы не милая леди, вы черт знает что такое, леди так не встречает зашедшего к ней мужчину с дружественными намерениями.

– А как?

– Она чуть посопротивляется, чтобы получше разжечь его, самая артистичная выдавит пару слезинок и получит удовольствие. И много черепов вы так раскроили?

– Ваш идет под третьим номером.

– Значит, профессионалка?

– Ага.

– Да-а, угораздило же меня! Но хоть компания пострадавших-то приличная?

– Приличная, приличная. Вы вместе с Рэем и Стивом будете.

– Ну тогда другое дело! Я умолкаю и убираюсь к себе залечивать раны. Помогите мне встать! Ну дайте же раненому руку!

И я, простая душа, дала. А ему только этого и надо было: в мгновение ока он меня перебросил на кровать, и с прижатыми руками я оказалась пригвожденная, разъяренная и абсолютно беспомощная. Он, смеясь, нагнулся ко мне и поймал мои губы и только на мгновение со страстью прижался к ним. Я не поверила, но он отпустил меня! И я в него не попала: первый раз он, хохоча, увернулся от летящей в него подушки, а от второй просто успел скрыться за дверью.

Чтобы меня не разорвало от ярости, я благоразумно бросилась в ванную и пустила холодный душ на полную мощность. Очень действенный метод. Я даже его галстук не выбросила, а просто сложила и убрала с глаз долой.

Потом я зашла в мастерскую, чтобы прихватить все необходимое для этюдов, но они не состоялись, потому что он был там, как ни в чем не бывало, а я-то втайне беспокоилась, думала, как же он появится теперь передо мной? Оказывается, можно, да еще и выговаривать мне не постеснялся:

– Опаздываете, дорогая, вот уже пятнадцать минут я здесь скучаю без вашего общества, на сегодня у вас осталось час и сорок пять минут.

И так непринужденно держится, и глаза такие ласковые, со смешинкой. Убиться, да и только! Высший класс нахальства и самообладания! Но раз так, то и я не лыком шита!

Усадила его, берет поправила и отработала в полном молчании плодотворно. Сеанса три-четыре всего осталось, и портрет готов, и, кажется, не хуже, чем в его фамильной галерее.

Я не спеша все сложила, вытерла руки. Может, догадается убраться? Нет, не догадался, а за мной увязался.

Но в комнату мою я его не впустила, он за дверью остался, ждет, думает, выйду. Ну жди, жди.

Я собрала книги и полезла через окно, радуясь, как здорово его обставила. Но, увы, оказалось, преждевременно. Когда имеешь дело с этим прожженным типом, ни за что ручаться нельзя заранее, поскольку спрыгнула я прямо к нему в лапы, к его несомненному удовольствию.

– Ну что вы злитесь?

– Как это что? И вы меня еще спрашиваете?

– Да, не могу понять. Это я должен злиться, ну сами посудите: вы нанесли мне второй раз жестокое поражение, причем не только моральное, но и физическое, вот можете потрогать.

Я потрогала, но шевельнувшееся в душе раскаяние было подавлено в самом зародыше.

– И у вас есть еще возможность отыграться на моем авторском самолюбии.

– И отыграюсь!

– Начинайте, я безропотно вас выслушаю.

– Сначала отпустите меня!

– Хорошо, но я буду держать вас за руку, чтобы вы не сбежали.

И я начала, и задала ему жару! Не забыла ничего: ни длинноты, ни неудачные сравнения, ни банальности, ни неясности сюжетных линий, ни сомнительные эпитеты, ни схематизм и невнятицу, ни прочие недостатки, которые без труда можно найти у любого классика. Он терпел эту пытку молча и стойко, но вот, когда я дошла до философского осмысления действительности, он взорвался: отбросил мою руку, которую еще до того удерживал, обозвал псевдоученой курицей, которая так же разбирается в настоящей литературе, как он в членистоногих, и шагнул прямо в кусты напролом.

Я прокричала ему вслед, что сам он индюк надутый, походила туда-сюда, но мало-помалу у меня зародилось беспокойство. Сначала я просто раздраженно отмахнулась от него, но оно стало расти, расти и разрослось до очень яркой картины: Корсан сжигает свои рукописи. Он прямо охапками бросает их в огонь, шурует кочергой, дико хохочет, потом берет пистолет и стреляется!

Я зажмурилась и присела в момент предполагаемого выстрела. И понеслась во весь дух. По дороге я чуть не сбила Жоржа, кого-то еще. Боже мой! Только бы успеть! Только бы успеть! В доме его не оказалось, и он не уезжал, и не брал вороного, и никто его не видел. Я обежала всю округу и не нашла его! Как сквозь землю провалился окаянный! Все кончено! Я теперь убийца! Душегуб!

У меня уже появились проблемы со зрением, но когда ноги принесли меня к пруду, я все же увидела его.

Он сидел на утешительном дереве, живой и невредимый. Я бросилась к нему. Он заметил меня и вскочил.

– Что случилось? – с тревогой спросил он. Я как дура улыбалась от уха до уха и ничего не могла с собой поделать, но что-то же надо.

– Я должна вам сказать, что ваши рассказы мне очень понравились, – и опять беспомощно замолчала.