Лев Троцкий - Между империализмом и революцией

• Название: Между империализмом и революцией
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Публицистика

Памяти Степана Шаумяна, Алексея Джапаридзе и 24 других бакинских коммунистов, – без следствия и суда – на глухом перегоне между закаспийскими станциями Перевал и Ахча Куйма убитых 20 сентября 1918 года начальником английской военной миссии в Асхабаде Тиг-Джонсом с ведома и одобрения других английских властей в Закавказье и, в частности, командующего британскими войсками в Закавказье генерал-майора Томпсона; памяти рабочих, расстрелянных меньшевистским правительством во время митинга в Александровском саду в Тифлисе 10 февраля 1918 года; памяти десятков, сотен и тысяч кавказских коммунистов, погибших в борьбе за Советскую власть, – расстрелянных, повешенных, замученных – коалиционным «демократическим» правительством Закавказья; меньшевистским правительством «демократической» Грузии; войсками султана, союзника закавказской «демократии»; войсками Гогенцоллерна, покровителя меньшевистской Грузии; великобританскими войсками, вошедшими в Грузию для совместной с меньшевиками борьбы против коммунистов; белогвардейцами Деникина и Врангеля, при прямом и косвенном содействии грузинских меньшевиков; памяти революционных вожаков крестьянских восстаний Осетии, Абхазии, Аджарии, Гурии, Мингрелии и пр., расстрелянных меньшевистским правительством Грузии, – посвящается автором эта книга, написанная для разоблачения лжи, клеветы и травли, идущих густыми тучами из лагеря угнетателей, эксплуататоров, империалистов, хищников, убийц и их политических наемников и добровольных лакеев.

---

Почти с исчерпывающей полнотой грузинский меньшевизм раскрывает себя в меморандуме, представленном делегацией Грузии Лиге Наций в Женеве.

«Став под знамя западной демократии, – гласит заключительная часть меморандума, – грузинский народ, естественно, с исключительной симпатией относится к идее образования такой политической системы, которая, являясь прямым последствием войны, одновременно служит средством для того, чтобы парализовать возможность возникновения войны в будущем. „Лига Наций“, воплощающая такую систему, представляет собой самое замечательное, по плодотворности, достижение человечества (!) на пути к его будущему единству. Возбуждая ходатайство о принятии в „Лигу Наций“… правительство Грузии полагает, что самые принципы, долженствующие регулировать международную жизнь, направленную отныне (!) в сторону солидарности и сотрудничества, требуют принятия в семью свободных европейских народов народа древнего (!), некогда авангарда христианства (!) на Востоке, ныне ставшего авангардом демократии, – народа, стремящегося только к свободному и упорному труду в своем доме, являющемся его законным и бесспорным наследием». Тут нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Классический документ пошлости! Его можно пустить в ход в качестве надежного критерия: социалист, которого не стошнит от этого меморандума, должен с позором навсегда изгоняться из рабочего движения.

Главный вывод Каутского из его изучения Грузии – тот, что, в отличие от всей России, с ее фракциями, расколами и внутренней борьбой, в отличие от всего вообще греховного мира, который на этот счет оказался не лучше России, только в горах Грузии нашел безраздельное господство подлинный, нефальсифицированный марксизм. В то же время Каутский не скрывает, что в Грузии не было ни крупной, ни средней промышленности, а стало быть и современного пролетариата. Главную массу меньшевистских депутатов Учредительного Собрания Грузии составляли учителя, врачи, чиновники. Главную массу избирателей – крестьяне. Каутский, однако, совершенно не утруждает себя объяснением этого явного исторического чуда. Он, который вместе со всеми меньшевиками обвиняет нас в том, будто мы черты отсталости России выдаем за ее преимущества, находит идеальный образец социал-демократии в самом отсталом углу старой России. На самом деле тот факт, что в грузинском «марксизме» не было до поры до времени таких расколов и такой широкой борьбы фракций, как в других не столь блаженных странах, свидетельствовал лишь о большей первобытности социальной среды, в которой крайне запоздал процесс дифференциации буржуазной и пролетарской демократии, а следовательно, и о том, что грузинский меньшевизм не имел ничего общего с марксизмом. Вместо ответов на эти основные вопросы, Каутский свысока заявляет, что знал истины марксизма тогда уже, когда многие из нас еще находились в пеленках. Оспаривать это преимущество Каутского мы не покушаемся. Мудрый Нестор, шекспировский, а не гомеровский, видел свое преимущество в том, что его возлюбленная была некогда прекраснее, чем бабушка его более молодого врага. Всяк утешается, как может. Однако же, быть может, именно потому, что Каутский слишком давно проходил азбуку социализма, он не сумел применить к Грузии первых ее букв. Более прочное и длительное господство грузинского меньшевизма он истолковывает как плод высшей тактической мудрости, а не как результат того, что эра революционного социализма для отсталой Грузии началась позже, чем для других частей старой России. Обиженный ходом истории, Карл Каутский приезжал в Тифлис утолять свою духовную жажду в последние дни меньшевистской эры, через три четверти столетия после того, как Маркс и Энгельс написали свой манифест. Сюда же поспешила мистрис Сноуден проветрить свой духовный погреб. Еще бы! Евангелие от Жордания, разумное, органическое, истинно-фабианское[77], охватывающее и грузинского царя Вахтанга[78] и господина Гюнсманса, самим небом создано для удовлетворения высших запросов официальных лидеров британского социализма.

Как живуча глупость, когда она имеет социальные корни!

ЕЩЕ РАЗ – ДЕМОКРАТИЯ И СОВЕТСКАЯ СИСТЕМА

Теперь, когда мы покончили с историческим очерком, позволительно остановиться на некоторых обобщениях.

Как раз история Закавказья за последние пять лет представляет поучительнейший курс на тему о демократии в революционную эпоху. При выборах во Всероссийское Учредительное Собрание ни одна из кавказских партий не выдвигала программы отделения от России. Через четыре-пять месяцев, в апреле 1918 г., Закавказский сейм, составленный из тех же депутатов Учредительного Собрания, постановил отделиться и образовать самостоятельное государство. Таким образом, по основному вопросу государственной жизни – с Советской Россией или отдельно от нее и против нее? – никто не опрашивал население Закавказья; о референдуме, плебисците или новых выборах не было и речи. Отделить Закавказье от России постановили те самые депутаты, которые выбраны были для того, чтобы представлять Закавказье в Петербурге на основании бесформенных обще-демократических платформ первого периода революции.

Первоначально Закавказская республика провозглашена была, как объединение всех национальностей. Но обстановка, созданная самым фактом отделения от России и поисками новых международных ориентаций, привела к тому, что Закавказье разбилось на три национальные части: Азербайджан, Армению и Грузию. Уже 26 мая 1918 г., т.-е. спустя пять недель после отделения, тот же самый сейм из депутатов Всероссийского Учредительного Собрания, который создавал Закавказскую республику, объявил ее ликвидированной. Никто опять-таки не справлялся у народных масс: ни новых выборов, ни других форм опроса. Сперва, не спрашивая населения, его отделили от России – во имя более тесного единения татар, армян и грузин, как объясняли лидеры сейма. Затем, при первом внешнем толчке татар, армян и грузин разбили на три государства, опять-таки не спрашивая их.

В тот же день грузинский сектор сейма провозгласил независимую Грузинскую республику. Никто не спрашивал рабочих и крестьян Грузии: они были поставлены перед совершившимся фактом.

В течение десяти месяцев после этого меньшевики укрепляли «совершившийся факт»: загнали коммунистов в подполье, вступили в сношения с турками и немцами, заключили мирные договоры, сменили немцев на англичан и американцев, провели свои основные реформы, а главное создали свою преторианскую вооруженную силу в лице Народной Гвардии, и только после этого всего решились созвать Учредительное Собрание (в мае 1919 г.), поставив массы перед необходимостью выбирать представителей в парламент независимой Грузинской республики, о которой ранее эти массы никогда не слыхали и не думали.

Что все это означает? Если бы, скажем, Макдональд был повинен в историческом мышлении, то есть если бы он способен был видеть в истории движение ее живых сил и интересов и отличать их подлинное лицо от их маски, их действительные побуждения от их уловок, он сделал бы прежде всего тот вывод, что меньшевистские политики, эти демократы par excellence, стремились самые важные мероприятия провести и фактически проводили в обход методов политической демократии. Правда, они воспользовались закавказским осколком Всероссийского Учредительного Собрания. Но они им воспользовались для целей, противоположных тем, ради которых он выбирался. Они затем искусственно поддерживали этот остаток вчерашнего дня революции, чтобы противодействовать ее завтрашнему дню. Они созвали Грузинское Учредительное Собрание только после того, как загнали Грузию в положение, из которого для населения не было никакого другого выхода, кроме того, который они навязали. Закавказье было отделено от России, Грузия – от Закавказья, англичане занимали Батум, ненадежные друзья – белые – стояли на границах республики, грузинские большевики были поставлены вне закона, меньшевистская партия оставалась единственным возможным посредником между Грузией и Антантой, от которой зависела доставка хлеба. В этих условиях «демократические» выборы означали только неизбежное санкционирование целой цепи фактов, совершенных при помощи контрреволюционного насилия самими меньшевиками и их иностранными соучастниками и покровителями.

Сравните с этим Октябрьский переворот, который мы готовили открыто, собирая массы вокруг программы «вся власть Советам», строя Советы, борясь за Советы и завоевывая всюду в них большинство против меньшевиков и социалистов-революционеров в непримиримой борьбе.

Где же действительно революционная демократия?

Тут нужно еще раз вернуться к некоторым вопросам механики революции, какою мы знаем ее по всему опыту новой истории.

Революция оказывалась до настоящего времени возможна только в том случае, если интересы большинства народа, следовательно, разных классов, противоречили существующей системе имущественных и государственных отношений. Революция начиналась поэтому с элементарных «общенародных» требований, в которых находят свое выражение классовый расчет имущих, туполобие мелкой буржуазии, политическая отсталость пролетариата. Только в процессе фактического осуществления этой программы обнаруживаются противоречия интересов в лагере самой революции. Ее имущие, консервативные элементы постепенно или одним ударом отбрасываются в контрреволюционный лагерь. Слой за слоем поднимаются на борьбу угнетенные массы. Требования становятся решительнее, методы борьбы неумолимее. Революция достигает своей кульминации. Для ее дальнейшего подъема отсутствуют либо материальные предпосылки (в условиях производства), либо сознательная политическая сила (партия). Тогда кривая начинает склоняться вниз, на короткий срок или на долгую историческую эпоху. Крайняя партия революции либо отбрасывается от власти, либо сама урезывает свою программу действий, выжидая благоприятных изменений в соотношении сил. Мы даем здесь алгебраическую схему революции без ее точных классовых значений, но этого для нас сейчас достаточно, так как речь идет о взаимоотношении между ходом борьбы живых сил и формами демократии.