Лев Троцкий - Сталин. Том II

• Название: Сталин. Том II
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Биографии и Мемуары

Сколько бы ни издали еще книг об Иосифе Виссарионыче – все они будут вызывать споры и обвинения в необъективности. Такой он был человек (а может, и не человек, нелюдь или монстр?). Однако мемуары Льва Троцкого занимают особое место среди огромного количества книг о Сталине. Прежде всего потому, что, в отличие от других авторов, Лев Давидович много лет знал его лично и был непосредственным участником описываемых событий.

Неумолимый и надежный как ледоруб принцип «нет человека – нет проблемы» не позволил Троцкому дописать книгу до конца, но даже то, что удалось опубликовать, вызвало потрясение и у сторонников Сталина, и у его ярых противников. Почему? Да потому, что и те, и другие прекрасно понимают: товарищ Сталин все еще с нами!

---

Бармин рассказывает, как он взялся в годы гражданской войны за изучение восточных языков, чтобы стать в Азии революционным агитатором и организатором. «Но события замедлились и вместо того, чтобы подготовлять тайную революционную борьбу, полную опасности и интереса, я оказался занят подготовкой консульской карьеры… Вместо того, чтобы быть агитатором или организатором восстания, я буду чиновником».

Несомненно, что Сталину свойственна личная физическая жестокость, то, что называется обычно садизмом. Во время заключения в бакинской тюрьме сожитель Сталина по камере предался однажды мечтам о революции. «Крови тебе захотелось?» – спросил неожиданно Сталин, который тогда еще назывался Коба. Он вынул спрятанный за голенищем сапога нож, высоко поднял штанину и нанес себе глубокий порез: «Вот тебе кровь».

У себя на даче, ужа став высоким советским сановником, он развлекался тем, что резал лично баранов. Каменев рассказывал, что, выезжая по субботам в Зубаловку на отдых, Сталин прогуливался по лесу и все время забавлялся стрельбой, пугая местное население. Или еще он очень любил обливать керосином муравьиные кучи и поджигать их. Таких рассказов о нем, исходящих от непосредственных наблюдателей, существует очень много. Но людей с такими склонностями на свете немало. Понадобились особые исторические условия, чтобы эти темные инстинкты природы нашли столь чудовищное развитие.

Сталин систематически развращал аппарат. В ответ аппарат разнуздывал своего вождя. Те черты, которые позволили Сталину организовать величайшие в человеческой истории подлоги и судебные убийства, были, конечно, заложены в его природе. Но понадобились годы тоталитарного всемогущества, чтобы придать этим преступным чертам поистине апокалиптические размеры.

Несомненно, что с тех пор, как он оказался на вершине власти, им владеет неуверенность, ему вообще несвойственная, но все усиливающаяся. Он сам слишком хорошо знает свое прошлое, несоответствие между амбицией и личными ресурсами, ту третьестепенную роль, которую он играл во все ответственные критические периоды и собственное его возвышение кажется ему, не может не представляться ему результатом не только собственных упорных усилий, но и какого-то странного случая, почти исторической лотереи. Самая необходимость в этих гиперболических похвалах, в постоянном нагромождении лести есть безошибочный признак неуверенности в себе. В повседневной жизни в течение лет он мерил себя в соприкосновении с другими людьми, он не мог не чувствовать их перевеса над собой во многих отношениях, а иногда и во всех. Та легкость, с какой он справился со своими противниками, могла в течение известного короткого периода создать у него преувеличенное представление о собственной силе, но в конце концов должна была при встрече с новыми затруднениями казаться ему необъяснимой и загадочной. На лицах всех представителей старого поколения большевиков он видел или чувствовал ироническую улыбку. Здесь – одна из причин его ненависти к старой большевистской гвардии. Он живет с опасением, не появится ли какой-либо новый, неожиданный комплекс обстоятельств со знаком минус, который сбросит его вниз.

С известного момента его возвышения обнаруживается загадочный и тревожный автоматизм. Невозможно, однако, ограничиваться общей фразой о том, что его «подняла» к власти революция, ибо в те годы, когда революция была революцией, Сталин оставался в глубокой тени. Если назвать его наследником революции, в том смысле, в каком это определение укрепилось за первым Бонапартом, то загадкой остается: какие именно черты его личности дали ему право на эту роль? В Наполеоне серым был только его походный сюртук; вся остальная фигура поражает и сейчас богатством красок. Наоборот, вся фигура Сталина окрашена в серый цвет. Если что поражает в его писаниях и речах, то ординарность содержания и банальность формы. Кажется, что истории не за что было уцепиться в этой фигуре, чтоб поднять ее вверх.

Главная черта Сталина – осторожность. Будучи лично человеком не трусливым, он в больших вопросах проявляет крайнюю робость. Достаточно напомнить, что в день Октябрьского переворота он вовсе сошел со сцены. Он не появлялся в штабе восстания и не принимал в событиях того большого дня никакого участия, это видно из точных официальных протоколов Центрального Комитета. Не потому, что он боялся личного риска, а потому, что он не верил в успех восстания и хотел оставить за собой свободные руки для того, чтобы отойти в сторону и обвинить других. Такова его позиция перед большими событиями всегда и вообще. Он принимает участие тогда, когда нельзя не принять участия и когда успех обеспечен объективной обстановкой.

Хитрость Сталина, по существу, очень груба и рассчитана на примитивную мысль. Эта хитрость не могла бы быть победоносной без стоящего за нею аппарата, который связан не доверием к хитрости, а материальными интересами. Если рассматривать, например, московские процессы в целом, то они поражают грубостью замысла и выполнения. С одной стороны, из тысяч людей многие устранены, ликвидированы, сосланы в качестве возможных враждебных свидетелей. Очевидно, у организатора всего предприятия была надежда заткнуть все дыры и щели, создать герметическую или, говоря более новым термином, тоталитарную обстановку для самого гигантского подлога мировой истории. Истребление возможных свидетелей составляло в течение долгого периода важнейшую часть государственной деятельности Сталина. Однако свидетельская замена дипломатического корпуса, грандиозное по размерам и по жестокости, произведена была под этим же углом зрения. Тем не менее она ничего не предотвратила. Из заграничной агентуры дипломатической, как и полицейской, выдвинулось несколько фигур исключительного значения: Игнатий Рейсс, Кривицкий, Бармин, Раскольников и некоторые другие. Их показания свели на нет всю работу по истреблению дипломатического корпуса.

Конструкция подлога отличалась чрезвычайной грубостью, расчетом на непосредственный эффект и не выдержала сколько-нибудь внимательного прикосновения фактов.

Сталин не умен в подлинном смысле слова. Все низшие стороны интеллекта (хитрость, выдержка, осторожность, способность играть на худших сторонах человеческой души) развиты в нем чудовищно. Чтобы создать такой аппарат, нужно было знание человека и его потайных пружин, знание не универсальное, а особое, знание человека с худших сторон и умение играть на этих худших сторонах. Нужно было желание играть на них, настойчивость, неутомимость желания, продиктованная сильной волей и неудержимым, непреодолимым честолюбием. Нужна была полная свобода от принципов и нужно было отсутствие исторического воображения. Сталин умеет неизмеримо лучше использовать дурные стороны людей, чем их творческие качества. Он циник и апеллирует к цинизму. Он может быть назван самым великим деморализатором в истории.

Именно эти стороны характера – при определенных исторических условиях – обеспечили Сталину его нынешнее положение. При исключительном, поистине дьявольском честолюбии и столь же исключительной воле он отличался общей посредственностью умственных качеств. Из этого основного противоречия – флегматичности натуры – выросла осторожность, вкрадчивость, хитрость, получившие в свою очередь с верх естественное развитие. Мы имеем здесь ту сверхкомпенсацию, которая нередко в биологическом мире заполняет органическую слабость. Отсюда же из этого противоречия, которое через всю его жизнь проходило взялась и зависть – внутренняя не заживающая рана – и ее молочная сестра – мстительность.

Осетины известны своей мстительностью. У них сохранялись еще, по крайней мере, в годы юности Сталина, обычаи кровавой мести из рода в род. Сталин перенес этот обычай в сферы высокой политики. Говорят, у хеврусов существовал такой обычай кровавой мести. Если хеврусы хотели кому-либо мстить, они бросали на могилу родственников своих врагов дохлую кошку. Сталин, когда пришел к власти, все свои обиды, огорчения, ненависти и привязанности перенес с маленького масштаба провинции на грандиозные масштабы страны. Он ничего не забыл. Его память есть прежде всего злопамятство. Он создал свой пятилетний и даже десятилетний план мести (процессы).

Его отношение к людям было неизменно окрашено недоброжелательством и завистью. Он уже с этого времени стал отмечать тех, которые намеренно или по невниманию наступали ему на ноги. Его честолюбие переплеталось с мстительностью. Уже в духовной семинарии, он в борьбе с монахами, в борьбе с соперниками среди воспитанников научился подмечать слабые стороны людей, чтобы бить противника в слабые места. В среде южан-кавказцев, быстро воспламеняющихся, но и быстро остывающих, восприимчивых, нередко мягких и сентиментальных, он научился сознавать свои преимущества – осторожность, хитрость и холодную выдержку.