Дмитрий Калюжный - Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции

• Название: Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции
• Автор: Дмитрий Калюжный
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01575-2

Человечество все быстрее удаляется от реальности, выраженной в естественно развившейся культуре народов. Усилия поколений писателей, философов и прочих гуманитариев привели к тому, что сознание людей наполнилось иллюзорными представлениями, а язык засорился словами, в большинстве случаев неоднозначными или вообще бессмысленными. Между тем естественные законы эволюции универсальны: они проявляются и в общественной жизни. Авторы на примере России показывают, что забвение культуры и увлечение «книжными» идеями на протяжении двух последних веков ведут человечество к гибели, и призывают вернуться к пониманию сути реальных процессов.

---

Российское оружие, которое «только там славы себе не приобретает, где руки своей не подъемлет». Победы одерживались на фоне таких символов, как «Москва – третий Рим», «единоверная Византия», исконные западнорусские земли, Святая вера оскорбляемых латинянами православных жителей Польши, и т. п. Когда же в арсенале традиционных ценностей не находилось подходящих аргументов, наступательная политика развёртывалась безо всяких идеологических обоснований.

Мужественное войско, построенное на природной храбрости и военной дисциплине, должно поддерживаться усилиями дипломатов, ибо высшей задачей своей политики императрица в духе идей Просвещения провозглашала мир, тишину и спокойствие. Однако от «праведно начатых войн» не отказывалась, а по тем или иным доводам все войны для отечественного оружия оказывались праведными.

Благоразумный государственный порядок, составляющий «крепость и изобилие государства». Недреманное наблюдение целости всего отечества и единоправление объявлялись важнейшей задачей и непререкаемой государственной ценностью для всех уровней власти, перед которой часто отступала политика дифференцированного отношения к различным провинциям и областям, которая, впрочем, тоже имела место.

Законное правосудие, не помрачённое «ни могуществом знатных, ни слабостию бедных, ни душевредным коварством и лихоимством богомерзким», и, наконец, распространение образования, культуры, европейской цивилизованности под мудрым покровительством просвещённой законодательницы.

Провозглашаемые самодержавной властью приоритеты в основном совпадают с «пятью предметами» или пятью правилами управления, которые сформулировала для себя Екатерина, ещё будучи Великой княгиней:

«Пять предметов:

1. Нужно просвещать нацию, которой должен управлять.

2. Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и заставить его соблюдать законы.

3. Нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию.

4. Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.

5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям».

Конечно, реальность внесла существенные коррективы в программу будущей императрицы, возвысив одни пункты и сведя на нет другие. Если в «пяти правилах» юной княгини все положения были умозрительными и в равной степени актуальными, то государственная доктрина царствующей императрицы распалась на провозглашаемые, но не реализуемые вербальные ценности, с одной стороны, и насущные государственные задачи – с другой. Оказались иллюзией соединение мира и спокойствия с решением стоящих перед страной внешнеполитических проблем, одновременное наполнение казны и защита людей от отягощения, утверждение единого для всех правосудия в условиях объективной экономической неизбежности сохранения крепостного права. Печальная данность российской истории в том и заключалась, что очень часто государственный интерес противоречил «умножению всеобщего благоденствия», и, разумеется, власть выбирала первое, сознательно или в силу необходимости попирая второе. А иначе и нельзя: или выживает государство и подданные, или никто.

Реально в политике екатерининского правления было очень мало произвольного, идущего от прихоти монархини. Государственная система действовала так, как было нужно государству, а значит, большинству. Частые упоминания в указах, что «от руки Божией прияли <Мы> Всероссийский престол не на свое собственное удовольствие, но на расширение славы Его и на учреждение доброго порядка и утверждение правосудия в любезном Нашем отечестве» – это не цинизм, и даже не «двойной стандарт».

Законодательные материалы второй половины XVIII века свидетельствуют, что власть переходила от запугивания народа к ориентации на воспитание людей и «подготовку их умов» для «введения лучших законов». Подобная просветительская направленность самодержавия была связана не столько с характером и кругом чтения императрицы, сколько с усложняющимися задачами, встающими перед страной. Престол нуждался в развитии государственного сознания у подданных и в их деятельной поддержке всех мероприятий правительства. Власть призывала к единству и общему согласию (сейчас сказали бы: к консенсусу) между «первыми Членами в государстве, между средними и самыми малыми людьми», напоминая о печальной истории рухнувшей из-за раздоров Греческой (Византийской) империи.

Однако диалог шёл всё же не со «средним» или «малым» человеком, а с политически активной образованной элитой, как оно обычно и бывает, особенно в России. Проводя выверенную и продуманную политику в отношении к знати, Екатерина переложила разговор с большей частью населения на низовые органы власти. Ведь общество разделялось на высшее сословие, государственное сознание которого, преданность престолу были фактором имперской политики, на «подлых людей», всецело подчинённых помещику и даже лишённых права приносить присягу, и так называемых низких, но «по состоянию своему свободных» подданных. Состав последней группы был очень разнообразен и включал, в частности, как горожан, так и консолидирующееся в особое сословие гильдейское купечество.

Большинство законодательных актов того времени было направлено на решение исключительно конкретных задач, касающихся внедрения новых механизмов, регламентации деятельности важных для государства производств, ценового регулирования выпуска продукции и т. п. Были и такие документы, как Наказ Екатерины II Уложенной комиссии, Жалованная грамота городам, Книга «О должностях человека и гражданина», адресованные собственно роду людей, «пользующихся вольностью и не причисляемых ни ко дворянству, ни ко хлебопашцам».

От купца, в пользу которого осуществлялись казённые субсидии, вводился благоприятный таможенный режим, самодержавие ждало материальной отдачи, что совершенно здраво. Торговая структура в состоянии сама позаботиться о своём интересе, но её надо контролировать, чтобы не забывала об интересе всего сообщества. А этот последний реализовался через интерес императрицы, олицетворявшей собою государство. Весь пафос доктрины, обращённой к купцам и горожанам, в этом и заключался: «Каждая степень подданных в государстве должна охотно тому способствовать, что верховная власть повелевает», чтобы купечество, обогащаясь, не забывало «богатить государство» (из Книги «О должностях человека и гражданина»).

Землепашцам же Екатерина адресовала указ «о пребывании крестьянам у своих помещиков в должном повиновении и послушании», «чтоб никто неведением не отговаривался читать в праздничные и Воскресные дни в сёлах, в приходских церквах и по торжкам». («Мучились» ли при этом крестьяне, сказано в предыдущей главе.)

В отличие от современной ситуации, когда верховная власть стремится подчинить своим решениям всё и вся, а народ вымирает, построение «вертикали власти» с вычленением прав (и обязанностей) «горизонтали народа» привело к быстрому росту численности, причём не только за счет приращения новых земель. За десять лет до правления Екатерины II в России насчитывалось не более 19 миллионов человек; в городах проживало от силы 600 тысяч. А за год до её смерти (1795) в России было уже около 37 миллионов жителей!

Интерес императрицы был целиком слит с интересом России, которую она с простодушием самодержавной правительницы воспринимала, как своё именье. Выражения «моя слава и слава моего государства», «польза моего престола», «рвение к моей службе и преданность мне и моей империи» относятся к устоявшейся лексике её переписки и именных указов. Рационально мыслящая и властолюбивая, она, вероятно, наилучшим образом соответствовала перспективам страны, в развитии которой традиционно ведущую роль играло государство.

В «Наказе» Уложенной комиссии Екатерина до тонкостей прописала свой политический идеал государства, защищённого от внешних врагов и «внутри поддерживаемого крепкими подпорами», «при спокойном царствовании законов» и «под образом правления», утверждённым «всего народа желаниями». Но, превратив свой «Наказ» в набор даже не перефразированных цитат из Монтескьё, она позаботилась о том, чтобы главный пафос документа был авторским:

«Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединённая в его особе власть не может действовать сходно с пространством столь великого государства. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит… Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и в конец разорительно».

Императрица запретила бранные и поносные слова в официальных бумагах, запретила даже слово раб в подписях под челобитными на высочайшее имя. Она уничтожила за ненадобностью Тайную Розыскную Канцелярию и само «ненавистное изражение «слово и дело», поскольку старание власти об исправлении нравов «возымело желаемое действо». По документам, исходящим от престола, можно сделать заключение, что к последней трети XVIII века понятие государственного интереса стало более весомым по своему значению и, преодолев узкий смысл наполнения казны, приблизилось к, казалось бы, недосягаемому символу «пользы Ее Императорского Величества, Обладательницы Всероссийской». Шло усложнение объекта патриотических чувств подданных, призванных служить монархине, а в её лице – «всякому для государства полезному делу», «благополучию и славе всего отечества, обширной Российской Империи».