Марти Леймбах - Дэниэл молчит

• Название: Дэниэл молчит
• Автор: Марти Леймбах
• Издательство: Фантом Пресс; Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86471-433-1

Роман «Дэниэл молчит» — об отваге и самопожертвовании, о женской сути и о природе любви, о драме современной молодой женщины, готовой на все, лишь бы вылечить своего сына.

Мелани живет в Лондоне с мужем и двумя детьми. У них образцово-показательная семья. Но, когда младшему сыну Дэниэлу ставят диагноз «аутизм», идиллия рушится точно карточный домик. Дэниэл не спит ночами, часто плачет и упорно отказывается говорить. Пока муж ищет утешения в объятиях бывшей подруги, Мелани одержимо пытается помочь своему мальчику, действуя вопреки медицинским рекомендациям, светским условностям и советам ближних. На этом пути ей придется пройти через очень многое. И все же сила духа, надежда и добрые люди помогут ей не только выстоять, но и победить.

Эта достоверная, оптимистичная и очень светлая история увлекает не меньше, чем знаменитый фильм «Человек дождя». Сейчас готовится экранизация романа, главную роль должна сыграть Джулия Робертс, которая уже снялась в известном фильме по предыдущей книге Марти Леймбах «Умереть молодым».

Перевод с английского Елены Ивашиной.

---

Он стоял рядом с братом и беседовал о крикете.

— Всего хорошего. — Я кивнула.

— Пока, — буркнул Стивен, кивнув в ответ. После секундного замешательства, с холодом во взгляде, наклонился и поцеловал в щеку. Сухо и почти официально. Эта дань вежливости была оскорбительнее пощечины и тягостнее разлуки. Меня отодвинули в сторону, как ненужный хлам.

Я поплелась прочь, к тяжелой двойной двери, настежь открытой в фойе гостиницы. Я жалела, что приехала, жалела, что я такой «славный и отзывчивый человек». Жалела себя и мечтала превратиться в свою противоположность. Сняв горчичного цвета ленточку между двумя металлическими столбиками, я пошла по коридору. Миновала двери лифтов, стойку администратора и служащих в униформе. «Хочу домой», — как молитву беззвучно повторяла я, когда за спиной раздался голос. Я услышала, как Стивен окликнул меня, как глухо застучали его ботинки по ковровой дорожке, в которой я только в этот момент узнала напольное покрытие из дома Дафны.

— Подожди! — Стивен взял меня за локоть и осторожно развернул к себе, в точности повторив свой жест в вечер нашего знакомства, когда он не позволил мне уйти без него. — Вот… — Вытащив из кармана бумажник, он доставал банкноты одну за другой, по двадцать фунтов, по пятьдесят. — Свози детей на море, Мелани. — Посеревший и осунувшийся, он был не похож на себя. — Поцелуй их за меня и скажи, что я их люблю, ладно?

Глава двадцать первая

Коттедж в Уэльсе не назовешь отличным местом для летнего отдыха. Изначально предназначенный для овец, он был переделан под жилье где-то в семидесятых, когда искусство интерьера, похоже, переживало глубокий кризис. Линолеум на кухне мастера незатейливо бросили поверх нескольких слоев прежних покрытий; от его буро-оранжевой расцветки рябит в глазах и давление подскакивает. Ковер в комнате, искусственное чудовище со свалявшимся ворсом унылого болотного цвета, здорово выгорел в том месте, куда сквозь эркер (ладно, без прикрас: сквозь самое примитивное окно с заурядным стеклом, наводящим на мысли о витрине магазина) попадают лучи бессовестно скупого уэльского солнца. Вся сантехника темно-коричневая, что хотя бы избавляет от необходимости ее надраивать, а кирпичный камин смахивает на облепленную дурацкими узорчиками помесь улья с допотопной печью. Ну и наконец, оазис красоты — садик при коттедже. Агент по недвижимости расписал «буйство трав и цветов», но на деле это клочок земли, заросший сорняками и маками, чье «буйство» подпитывает благоухающий отстойник — дырявый, судя по слизистым потекам на стенках.

— Н-да… — протянул Стивен, в первый раз увидев эту лачугу, с приобретением которой, если откровенно, я дала маху. — Теперь мы по крайней мере знаем, как тяжела была жизнь первобытного человека.

Об уэльском коттедже я вспомнила в связи со звонком своего агента. Только я зря обрадовалась.

— Прошу прощения, миссис Марш, — сказал агент, — но у меня неважные новости. Позади вашего коттеджа кто-то незаконно вывалил целую кучу навоза. Кто и с какой целью, неизвестно, но мы не имеем права показывать недвижимость со всем этим добром в придачу. Хотелось бы, чтобы вы или ваш муж приехали и разобрались лично.

Куча навоза? Коровьего? Лошадиного? Овечьего? Навоз с козьей фермы, что смердит в двух шагах от моего коттеджа? Не с неба же он свалился. И что означает «незаконно»? А если «узаконить» конкретный навоз — коттедж можно продавать вместе с кучей?

— Ну и что за навоз? — поинтересовалась я у агента.

Оказалось, о природе дерьма никто понятия не имел, хотя об амбре поговаривали и парок над кучей наблюдали.

— Настоятельно советую вам решить эту проблему, — сказал агент Роберт, молодой человек с очаровательным, как наверняка считала его мама, заиканием. «Це-це-це-целая куча навоза», по его мнению, являлась непреодолимым препятствием для продажи коттеджа, а если жалобы дойдут до местных властей, то неприятностей не миновать. — Сезон подходит к концу, миссис Марш. Эти фе-фе-фекалии вам совершенно не на пользу.

Пообещав что-нибудь предпринять, я положила трубку и плюхнулась на пол рядом с Дэниэлом и Энди — они смотрели видеофильм о том, как из бумажных пакетов мастерить роботов. На экране — светлый стол с разложенными на нем необходимыми предметами: простой карандаш и несколько цветных, набор ярко-красных пуговиц, блестящая бумага, клей и, разумеется, бумажный пакет. Затем появились руки, в которых я моментально узнала руки Энди. Пока голос за кадром — голос Энди — объяснял каждое действие, руки на экране что-то резали, прилаживали, приклеивали, и в результате на свет появился вполне убедительный робот.

— Прежде всего роботу нужны глаза, — сказал голос. — Глазками у нас будут пуговицы. Берем клей…

Энди называл такие фильмы «игровым видео». Дэниэл быстрее запоминал увиденное по телевизору, и потому Энди записал на пленку то, чему хотел его научить.

— Ты когда успел? — спросила я.

— Пока ты была… Пока тебя не было.

Слово «похороны» с недавних пор под запретом. Меня насторожили игры Эмили, наслушавшейся разговоров о похоронах Бернарда. Микки-Маус у нее то умирал, то восставал из мертвых.

Фокус с «игровым видео» удался. Дэниэл смотрел, раскрыв рот, а в конце фильма обнаружил у себя за спиной тот самый светлый столик с теми же приготовленными к работе материалами!

— Глазками у нас будут пуговицы, — попугайчиком повторил Дэниэл слова «комментатора».

Энди механическое повторение не устроило:

— А какие мы возьмем пуговицы?

— Красные пуговицы, — ответил Дэниэл. — Красные пуговицы будут глазками.

— Супер! — сказал Энди.

Стоп. Секундочку. Хотелось бы кое-что прояснить. Я дернула Энди за рукав, он оглянулся, сияя от успеха своей задумки.

— Где ты взял видеокамеру, Энди?

Видеокамера — едва ли не единственная ценная вещь, которую я не продала. И хранила я ее в укромном месте, на случай грабежа.

— В твоем ящике с нижним бельем, — не моргнув глазом ответил Энди.

— А что конкретно тебе понадобилось в ящике с моим нижним бельем? Что ты вообще делал в моей спальне?

— Искал видеокамеру, — уморительно серьезно ответил Энди.

Виина принесла мне чашку чая.

— Я ему сказаля, Меляни, что у тебя точно быля видеокамера, но ты ее, наверное, продаля. Это я виновата.

Я перевела взгляд с Виины на Энди. Тот стоял с простодушным видом, подбрасывая на ладони детские пластмассовые ножницы.

— Мне все равно надо было узнать, — шепнул Энди, — что моя девочка предпочитает — чулочки или колготки?

Он отвернулся, с головой ушел в занятия с Дэниэлом, и оторвать его не представлялось возможности, хотя я безжалостно хлопала его по спине, дергала за футболку, даже забралась пальцами под ремень джинсов и оттянула резинку трусов, чтобы щелкнуть как следует.

Поздно ночью, едва мне наконец удалось уснуть, зазвонил телефон. Я потянулась к трубке, в полной уверенности, что это мой брат.

— Ларри, что за мировая катастрофа вынудила тебя позвонить сюда и расстаться с живыми деньгами?!

— Это не Ларри.

Точно. Это не Ларри. Это Стивен.

Я села на кровати, прижав колени к груди. Еще полгода назад я все бы отдала за ночной звонок Стивена. А сейчас даже не знала, что сказать.

— Тоскуешь по отцу?

— Угу. — И после паузы: — Ты его никогда не любила.

Я вздохнула.

— Сейчас у тебя самое трудное время. Постепенно будет все легче. После смерти мамы я постоянно набирала ее номер телефона и только потом вспоминала, что ее больше нет. Везде видела похожих на нее женщин. Но через несколько месяцев боль начала уходить, и через год я была более-менее в порядке.

— Теперь совсем не скучаешь по ней?

Я помолчала. Язык не поворачивался произносить такие страшные слова. Разве можно когда-нибудь привыкнуть к чему-то настолько страшному и бесповоротному, как смерть родителей? И все же мы привыкаем. Мне очень не хватало мамы, только когда я услышала диагноз Дэниэла. Никакой аутизм не помешал бы маме обожать Дэниэла.

— Боли нет, — сказала я в трубку. — Но я часто о ней думаю.

— А я часто думаю о Дэниэле. К такому не привыкаешь, верно?

Нет. К такому не привыкаешь. У Дэниэла бывали дни хорошие и плохие. Утром мы с Энди повели детей в городок аттракционов — и потеряли Дэниэла. Я снимала Эмили с качелей, а Энди отвечал на очередной телефонный SOS кого-то из мам аутистов. Поставив Эмили на землю, я оглянулась, не увидела Дэниэла и жестом попросила Энди помочь. Он обошел городок, но вернулся ни с чем. Через несколько минут я уже металась между качелями и песочницами с отчаянными криками «Дэниэл!». Энди подключил к поискам охранника. Вместе мы организовали поисковую группу из нескольких мам. Я описала им своего мальчика — карие глаза, светлые волосы, зеленые шорты, желтая футболка, — и волна тошноты подкатила к горлу от страшной мысли: то же самое придется повторять в полиции. Я разрыдалась, кинулась к Энди, но и ему нечем было меня утешить.