Лэрри Макмуртри - Чья-то любимая

• Название: Чья-то любимая
• Автор: Лэрри Макмуртри
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-249-5

Страх остаться одной заставляет Джилл Пил, довольно успешно подвизающуюся в Голливуде на поприще режиссера, лихорадочно цепляться за любого из своих многочисленных приятелей. Впрочем с двумя из них многолетняя связь перерастает в нечто, похожее на дружбу. Потеряв их обоих, Джилл приходит к неожиданному решению – снять фильм…

---

К тому времени, когда мы подошли к столу регистратора, мы совсем позабыли, зачем это надо. Регистратору пришлось нам напомнить, что необходимо записаться в журнале для приезжающих. Потом нас подхватил эскалатор, и мы оказались в люксе. Посыльный быстро проинструктировал нас, как включать кондиционер, нагреватель и телевизор. По-видимому, он решил, что с водопроводными кранами мы сумеем справиться и без его помощи. Я дал ему чаевые.

Не прошло и двух минут, как раздался звонок в дверь. Это был посыльный.

– Мадам не взяла своей корреспонденции, – сказал он, протягивая мне конверт из коричневой манильской бумаги.

Я еще раз предложил ему чаевые, но он отказался.

– Это была наша оплошность, простите ради Бога, – сказал он.

– Я думала, ты хотя бы знаешь, когда давать чаевые, – сказала Джилл. Она взгромоздилась на подоконник и смотрела из окна в парк.

– Обвиняешь меня в недостатке воспитания? – спросил я. – Читай-ка свои письма. Вдруг ты уже сейчас пропускаешь какую-нибудь важную встречу.

Джилл встряхнула конверт, и на ковер полетело писем тридцать. В большинстве своем это были просьбы от журналов или телестудий, которые хотели взять у Джилл интервью. Кроме того, выпал листок с перечнем мест, где ей надлежало быть на следующий день.

– Не хочу смотреть на все это сейчас, – сказала Джилл. – Мы только потеряем время и не увидим Нью-Йорка. Нам нельзя поехать в какое-нибудь ночное местечко?

– Не понял.

– В какое-нибудь впечатляющее место, – сказала Джилл. – Или же просто пойдем прогуляемся.

Я прошел в ванную и проверил, в каком состоянии у меня галстук. Насколько я мог судить, он был завязан как надо.

– Я подумала, ты пошел спать, – сказала Джилл, когда я вернулся.

Мы выяснили, что далеко искать ночное местечко нет необходимости, потому что одно такое, и при том достаточно привлекательное, было прямо у нас в отеле. Я выпил двойной скотч. Джилл заказала себе кампари с содовой, что, по ее представлениям, было верхом непринужденности. Глаза у Джилл все еще светились – она пила на сцене. Это ночное местечко, а точнее сказать, гостиничный бар, было битком набито отлично одетыми посетителями. Все они оживленно разговаривали друг с другом. Я был счастлив, зная, что галстук у меня завязан как надо.

– Похоже, Нью-Йорк лишил тебя обычной для тебя безмятежности, – проговорила Джилл.

Я не стал защищаться. За несколько столиков от нас сидел Джек Леммон. Он разговаривал с сыном О. Б. О'Коннора. В мое время О.Б. был необычайно толковым продюсером. Но у его сына такого редкого нюха не было. Чуть подальше, за угловым столиком я заметил Максину Ньютип. Это, несомненно, одна из самых скромных женщин во всем мире. В свое время она была настоящим рекламным агентом – если бы не Максина, никакой Лулу Дикки, или таким, как она, никогда бы не состояться. Но время Максины ушло, и она вернулась в Нью-Йорк, где занималась всякой мелочевкой с теми, кто был связан с Бродвеем. Мне лично никогда не приходилось иметь с ней дело самому, но я знал о ней немало историй. Сейчас рядом с нею сидела парочка младших агентов, одетых в синие костюмы. В профиль Максина напоминала пилу.

– Вон там сидит Максина Ньютип, – сказал я. Увидеть Максину удавалось куда реже, нежели, скажем, Джека Леммона.

Джилл взглянула на указанный мною столик.

– Я тебе доверяю, ты умеешь сразу распознавать старичков, – сказала она. – Как ты думаешь, что они все здесь делают?

– Они создают экономику всего мира, скажем так.

– Я в этом не очень-то уверена, – сказала Джилл. – Пойдем прогуляемся, пока ты еще больше не напился.

Мы расплатились и довольно медленным шагом направились вниз по Пятой авеню. Мы шли зигзагами, то вперед, то назад, через всю улицу, чтобы Джилл могла заглядывать в витрины. Где-то после четвертой витрины мое терпение иссякло. Я стал замерзать, а для моего терпения это всегда скверно.

– Ну это же абсурд! – сказал я. – Ты могла бы всю эту ерунду увидеть у себя на Беверли-хилз. – Не могу поверить, что мы пересекли весь этот затраханный континент только для того, чтобы глазеть на витрины в Бонвите.

– Я не очень-то часто выбираюсь на Беверли-хилз, – сказала Джилл. – Ты ведь знаешь, какие там дорогие вещи.

Вместо того чтобы уйти от нее, я решил позволить Джилл отвести душу. Волей-неволей мы проделали долгий путь до самого Рокфеллеровского центра. Я потащил Джилл вниз, чтобы посмотреть, не катается ли там кто-нибудь на катке. Лед был белый, и на нем никого не было. Поднялся ветер, с каждой минутой становилось все холодней. Джилл выглядела очень броско-модной в своем брючном костюме, и я решил, что на нас вполне могут напасть грабители. Когда мы шли вниз по авеню, я про грабителей совсем забыл, но как только мы двинулись в сторону Бродвея, улица стала темнее, и я вдруг отчетливо вспомнил все, что мы когда-то про них читали.

– В этом городе высокий уровень преступности, – сказал я. Джилл двигалась чуть впереди меня.

– Когда попадешь в Рим… – произнесла Джилл, видимо, желая сказать, что нам следует радоваться, если появятся грабители. Без них, вероятно, наше представление о Нью-Йорке не сможет быть достаточно полным. Невзирая на полную беззаботность Джилл, я все-таки внимательно вглядывался в прохожих. Мы встретили несколько парней, которые, на мой взгляд, вполне походили на грабителей, но, к счастью, они нас не ограбили. Может быть, они, как львы, уже достаточно насытились за этот вечер и пребывали в апатии. Я же испытывал что угодно, кроме апатии. В конце концов мы выбрались на Бродвей, и нас тут же засосал людской водоворот. Я бы почувствовал себя куда комфортнее в Африке, но Джилл совершенно утратила всякое чувство опасности. Она даже отважилась войти за один цент в какой-то пассаж с магазинчиками. Там парни с оспинами на лицах без устали играли на каких-то странных громких машинах самого разного вида. Обстановка напоминала сценки на автобусных остановках где-нибудь на окраине Лос-Анджелеса. Правда, здесь все надо было бы помножить, скажем, тысяч на десять.

– Теперь я понимаю, какая у меня затворническая жизнь, – сказал я.

– Верно, у тебя, вместе с твоими богатыми девицами, – сказала Джилл.

Мы пошли дальше, вверх по Грейт-Уайт-Уэй, и миновали район театров. Вдруг перед Джилл совершенно неожиданно возник какой-то чернокожий. Он захлопал в ладоши и исполнил для Джилл небольшой танец. На чернокожем был почти такой же брючный белый костюм, как на Джилл.

– Приветик! Здорово скроено! – произнес он и пошел своей дорогой.

По мере того как мы продвигались вверх по Бродвею, толпы народа постепенно редели. Большинство витрин, как нам показалось, были забиты фото– и кинокамерами или дешевыми дорожными вещами. Я снова насторожился насчет возможных грабителей, особенно после того, как мы оказались на улице совсем одни. Вдали, на 59-й улице, замаячили огнями ярко освещенные подъезды отелей, вытянувшихся в одну линию. Они как будто обещали нам безопасность. Однако моя спутница упрямо взирала на темный и сулящий опасности парк.

– Может, пойдем прямо через этот парк? – спросила она. – Ведь правда, ты еще не устал?

– Нет, еще не устал, да к тому же, пока еще не рехнулся, – сказал я. – Мне еще надо подумать о будущем. А если я допущу, чтобы тебя убили до того, как покажут твой фильм, старик Аарон меня убьет.

Я довел Джилл до конца улицы, почти до самого нашего отеля. Не успел я чуть-чуть ослабить свою бдительность, как Джилл вскочила в какой-то кабриолет и заставила меня сесть рядом. Вскоре мы уже ехали через парк под цоканье нашей лошадки. Извозчик наш выглядел весьма угрюмо. Он начал рассказывать Джилл, насколько хуже стал Нью-Йорк по сравнению с прошлыми временами. Мы поняли, что он уже давно потерял всякую надежду на лучшее и потому-то и осмеливается ездить по этому парку по ночам. Пока мы приближались к Вестсайд, над большими, темными, похожими на соборы зданиями можно было видеть бледноватую луну, напоминавшую грушу.

Позже, наслаждаясь полной безопасностью гостиничного бара, я очень быстро напился, просто оттого, что избавился от чувства страха. Джека Леммона уже не было, не было и Максины Ньютип. Я попытался внушить Джилл, что Нью-Йорк – город опасный, где непредсказуемо господствует насилие. Однако Джилл моим внушениям не поддавалась.

– Единственно действительно скверное, что со мной может случиться, это если я проживу дольше всех, кого знаю, – сказала она, зевая.

– Ага, а как же я? – спросил я. – Я ведь один из тех, кого ты явно переживешь. Тебе надо, чтобы меня убили в Центральном парке, и тогда ты спокойно начнешь испытывать свою судьбу?

Когда мы вернулись в наш люкс, Джилл потратила довольно много времени на то, чтобы проверить матрацы. Я устроился спать в кресле, а Джилл все еще выбирала, куда ей лечь. И ей пришлось довольно долго меня расталкивать, чтобы я встал с кресла и пошел спать в предназначенную для меня кровать. Насколько я помню, на Джилл был велюровый купальный халат персикового цвета. Она выглядела очень сладострастно. Это настолько не ассоциировалось с моим представлением о ней, что на какой-то миг я даже подумал, будто передо мною Пейдж или еще какая-нибудь другая женщина.