Лэрри Макмуртри - Чья-то любимая

• Название: Чья-то любимая
• Автор: Лэрри Макмуртри
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-249-5

Страх остаться одной заставляет Джилл Пил, довольно успешно подвизающуюся в Голливуде на поприще режиссера, лихорадочно цепляться за любого из своих многочисленных приятелей. Впрочем с двумя из них многолетняя связь перерастает в нечто, похожее на дружбу. Потеряв их обоих, Джилл приходит к неожиданному решению – снять фильм…

---

– Ну, что же ты ей сказала?

– Я ей сказала, что любой человек может делить свою комнату с кем хочет, – произнесла Джилл. – В этом отношении она не очень-то может мне навредить. Если моя картина провалится, я смогу впустить к себе в комнату Кинг Конга, и всем будет наплевать. А если картина получится, никто даже и рта раскрыть не осмелится, хотя бы какое-то время. И потому мне можно делать все, что я хочу.

Джилл все прекрасно продумала. Те, кто кидает в людей резаки, не кидает их в режиссеров, крепко стоящих на ногах. Вот когда режиссеры спотыкаются, тогда-то и в них начинают лететь резаки. Марте просто придется выждать другой, более благоприятный случай и, разумеется, именно это она и сделает. За двадцать лет, проведенных ею у Аарона Мондшиема, она стала отличным продолжением своего босса. Марта жила для сражений, и она никогда ничего не забывала.

– Ну, ладно, – сказал я. – Мы будем вместе в одной комнате. Но если картина получится хорошо, я надеюсь, ты перейдешь в другую студию. Мне совсем не хочется всю жизнь каждый день нервничать из-за Марты Лундсгаарде.

Джилл в этот момент разворачивала мою утреннюю газету.

– Увидим, – сказала она.

Пейдж нравилось ставить свою машину ко мне в гараж, подальше от чужих глаз. У нее был коричневый «мерседес» с откидным верхом. А у меня был «морган», с правым рулем, довольно древний, но все еще вполне крепкий, чтобы возить меня ежедневно с холмов в Бербенк. В те дни я работал над эпизодом для телепостановки под названием «Линейный монтер». Это был не очень многообещающий сериал, написанный по балладе Глена Кэмпбелла. В нем рассказывалось об одном мощном парне, который работал в телефонной компании, ликвидируя разрывы на линиях. Для этого надо было часто лазить на столбы и работать под напряжением.

В эпизоде, которым я тогда был занят, угрозе попасть под высокое напряжение подвергался милый черный медвежонок. У меня этот медвежонок оказался в очень рискованной ситуации, и теперь я раздумывал, как бы его из этой ситуации вызволить. Разумеется, если бы в передаче «Семейный час» американские дети вдруг увидели, как от электрического тока погибает милый медвежонок, у них у всех сердце бы сжалось от жалости. Я уже подумывал, как кончить этот самый эпизод по-хорошему и перейти к другому, в котором банда ненормальных чудаков похищает этого линейного монтера и требует за него выкуп. А выкуп весьма своеобразный – они требуют, чтобы телефонная компания предоставила всем в Америке бесплатное телефонное обслуживание сроком на одну неделю. Иначе они этого линейного монтера убьют. Когда я писал такие отчаянные сцены, мне требовалось их тщательно обдумывать. Однако медвежата не очень-то стимулировали мое вдохновение.

Мой «морган» и я, взбираясь на холм по извилистым дорогам, добрались от «Уорнерз» до моего дома и въехали в гараж, устроенный под первым этажом. Оказавшись в тени, подальше от палящего солнца, я решил не вылезать и подождать Пейдж в машине. Можно было бы пройти в дом, что-нибудь выпить и подождать ее там. Но если я посижу в машине, решил я, то, может быть, смогу себя заставить подольше думать о медвежонке. Вероятно, в идеале его могла бы спасти какая-нибудь умница-птичка, но только птичка достаточно больших размеров, чтобы она сумела стащить бедного медвежонка с этой электрической проволоки и кинуть в озеро или еще куда-нибудь. Однако вся трудность состояла в том, что такими большими птицами, которым было бы под силу улететь, неся в клюве медвежонка, могли быть только кондоры и орлы, а ни те, ни другие особым дружелюбием не славятся.

И все же у этой идеи были свои возможности. Благодаря тому, что кондорам сейчас грозит полное исчезновение, упомянуть именно их было бы как раз кстати. Допустим, что есть очень дружелюбный кондор. Скажем, его когда-то сшибла машина, но спасла и выходила какая-нибудь маленькая старушка из Энцино. Ну что-нибудь в этом роде. Допустим, тот кондор захотел показать всей цивилизации, как он благодарен этим маленьким старушкам. Даже невзирая на то, что большие бизнесмены отправляются в леса и строят свои предприятия в местах, где гнездятся кондоры. К тому же, если уж мы будем рассказывать про кондора, можно было бы попробовать и найти такого строителя предприятий, который бы стал спонсором этого фильма. И совсем неплохо было бы назвать такую строительную компанию как-нибудь так: «Кондорский кондоминимум».

В общем, мне показалось, что эта идея может во что-то вылиться. Ну, кто еще придумает, как кондору пришло в голову спасти медвежонка от электрического тока? Конечно, это было нелепо. Но ничуть не более того, что, по моим представлениям, вот-вот должно было случиться со мной.

Пока я вымучивал решение ситуации с кондором, во двор въехала Пейдж. Возле моего «моргана» остановился «мерседес» с откидным верхом. Я нажал на кнопку дистанционного управления и за ним тихо закрылись двери гаража, более или менее надежно скрыв нас от любых взоров. Правда, при этом мы оказались в полной темноте. Поскольку я сидел с правой стороны своей машины, а Пейдж – с левой стороны своей, мы находились довольно близко друг от друга. Я протянул руку и Пейдж ее взяла. В гараже было ничуть не темнее, чем в кинотеатре, и когда у меня глаза немножко пообвыкли, я огляделся.

– Почему ты всегда такой спокойный? – спросила Пейдж. – Абсолютно всегда.

На Пейдж был костюм для тенниса.

– Потому что на своем веку я переделал уйму всяких дел, – сказал я. – Я действительно сделал очень много дел, и ни одно из них меня не прикончило. Может, это и дало мне чувство безмятежности.

– Давай трахнемся прямо в машине, – сказала Пейдж, сменив тему разговора.

– Здорово сказано! – заметил я, на мгновение почувствовав даже отвращение к той, которая была плодом моего собственного воспитания. В конце концов, такой вульгарности эту девицу научил я сам – было время, когда Пейдж это было нужно, так же как другим нужны тонизирующие напитки. Ее художник не очень-то научил ее, как выражать мысли словами. Престон, у которого никакой своей языковой манеры не было вообще, мог просветить ее еще меньше. И показать Пейдж, насколько поступки зависят от слов, выпало на долю мне.

– Да нет, я действительно хочу трахнуться здесь, – сказала Пейдж. – Я эту машину купила только что; не знаю, может, сиденья не всегда будут так здорово пахнуть.

«Мерседес» Пейдж действительно был в употреблении не больше недели. Престон подарил его жене на день рождения, чтобы отпраздновать большое событие – его комедия ужасов под названием «Гардения вурдалаков» сделала за первый месяц проката такие сборы, что все были просто потрясены. Дорогие кожаные сиденья «мерседеса» и впрямь выглядели шикарно, и так же, разумеется, выглядела сама Пейдж. Исходивший от нее запах вобрал в себя солнце, пот и чистоту кожи.

– Пейдж, я ведь мужчина толстый, – сказал я.

– Ну и что? Заднее сиденье очень поместительное, – сказала она. – И к тому же, можно не закрывать двери.

И, для пущего моего удовольствия, она встала на переднее сиденье во весь рост и начала стаскивать с себя теннисный костюм, что было достаточно сексапильно уже само по себе. Но Пейдж стаскивала его с себя так, как, по-видимому, умеют делать только молодые девицы. Она проделывала какие-то движения и проявляла большое нетерпение. Все это, разумеется, совершалось без малейшей стыдливости, как будто бы раньше никто никогда не считал, что в раздевании есть нечто романтическое. Правда, это было в те времена, когда считалось, что немало романтического есть и в самом сексе. У Пейдж и ее молодых друзей отношение к сексу стало таким же обыденным, как, скажем, у меня – к теплой ванне. Для них это было просто еще одним повседневным житейским упражнением. Свет свечей, и всякие там цветы не представляли для них никакого интереса. А такие вещи, как сознание вины или раскаяние, их абсолютно не трогали. Они воспринимали секс без всяких рассуждений, как я, например, пью хороший виски. Если же к ним проявляли хоть чуточку нежности, это вызывало искреннее удивление, как будто бы в обычный напиток добавили нечто совсем необычное.

– Послушай-ка, я ведь говорю серьезно, – произнесла Пейдж, ставя одну ногу на дверцу машины, чтобы снять носок. – Я буду в полном порядке.

Это было ее любимое выражение – «полный порядок». Каждый раз, когда Пейдж казалось, что ей чего-то очень хочется, она говорила: «Будет полный порядок, да?» К своим желаниям Пейдж относилась столь же беззастенчиво, как и к своему молодому телу. Все вокруг нее было либо «в полном порядке», либо отвратительно. Пейдж еще не достигла того возраста, когда человек замечает, что в реальной жизни многое находится где-то между тем и другим.

Беглые высказывания Пейдж о «полном порядке» все время казались мне пикантными. Для этого была своя причина. И я не замедлил сделать все, чтобы выражение «в полном порядке» у нее закрепилось. Похоже, что как только ей в голову приходила какая-нибудь фантазия, тело Пейдж начинало тут же приспосабливаться к ее смелым замыслам. Я втиснулся на заднее сиденье рядом с Пейдж, и столь отлично пахнущие кожаные сиденья тут же стали такими скользкими от пота, что будь у нас хоть чуточку побольше места, мы бы немедленно скатились прямо на холодный цементный пол гаража. С моей точки зрения, все было далеко не в полном порядке. Однако Пейдж умудрилась встать на дыбы, зацепившись одной ногой за переднее сиденье. В темноте гаража ее глаза светились.