Виталий Мельников - Искатель. 1985. Выпуск №4

• Название: Искатель. 1985. Выпуск №4
• Автор: Виталий Мельников
• Жанр: Прочие приключения

На I стр. обложки рисунок П. Дзядушинского и Т. Егоровой к повести В. Мельникова «Крылатый лабиринт».

На II стр. обложки рисунок Ю. Иванова к повести А. Сербы «Соната моря».

На III и IV стр. обложки рисунки Р. Авотина к рассказу Уолтера М. Миллера-младшего «Я тебя создал».

---

Военная база раскинулась на возвышенности, обрамленной серой лентой бетонки. К ней почти вплотную подступала роща. У главных ворот на поляне раскинулся палаточный городок. Его вполне можно было бы принять за обычный туристический лагерь, не будь перед ним трехметрового забора из двух рядов колючей проволоки с нависшим козырьком и пузатой спиралью Бруно посередине. Забор был сплошь увешан фотографиями детей. Симмонс знал из газет, что это дети женщин, которые жили в лагере раньше или живут в нем сейчас, а также тех, кто приезжал в Гринэм-Коммон, чтобы выразить свою солидарность с поселившимися здесь женщинами.

Беззащитные детские лица — серьезные — и улыбающиеся, капризные и озорные, пойманные любительским «Кодаматиком» и объективом профессионального фотографа — заглядывали в глаза каждому, кто приближался к базе, как бы спрашивая: а что будет с нами, если атомная война все-таки разразится?

Симмонсу вспомнилось интервью, которое он записал на пленку минувшей весной в Гамбурге. Одна из участниц «Марша мира» сказала: «У меня двое детей. Моя прямая обязанность — беречь их от насморка и простуды, следить, чтобы с ними ничего не случилось дома, чтобы они не попали под колеса машины на улице. Но почему же никто не хочет понять, что, как мать, я несу не меньшую ответственность и за то, чтобы уберечь их от угрозы ядерного уничтожения?»

«Быть может, где-то здесь и фотографии ее малышей?» — подумалось Симмонсу. Женщина говорила, что собирается летом посетить лагерь в Гринэм-Коммон. Он решил разыскать в архиве интервью с ней, затем еще раз окинул взглядом скрывающуюся за изгибом забора галерею детских лиц и направился к лагерю.

Как и к «бобби», к журналистам в Гринэм-Коммон привыкли и не обращали на них внимания. Вокруг походного примуса, на котором тихонько посвистывал ярко-оранжевый чайник, расположились женщины в годах. Они по-домашнему пили чай с молоком. Около соседней палатки молоденькая девушка пришивала к куртке эмблему лагеря — черной крылатой ракете преградили путь скрещенные руки. Ее подруга, сидя на корточках, красной краской выводила буквы на длинной матерчатой полосе транспаранта, подложив под нее лист фанеры.

Симмонс замедлил шаги.

— Вы откуда, девушки? Каким ветром занесло вас в Гринэм-Коммон? — спросил он, приподняв шляпу.

— Я из Глазго! — ответила та, которая пришивала к куртке эмблему.

— А я из Лампегера, — оторвав глаза от транспаранта, улыбнулась ее подруга и пояснила: — Это в Уэльсе.

Впрочем, пояснение было лишним. Ее сильный уэльский акцент говорил за себя сам.

Симмонс окинул взглядом палатку — малогабаритную и, казалось, до того легкую, что подуй ветер посильнее, и ее унесет.

— Тяжело, наверное, жить в палатке? — посочувствовал Симмонс.

Мягкие губы девушки из Уэльса неожиданно отвердели.

— Лучше жить в палатке, чем вовсе не жить! — тряхнула она головой.

Симмонс хотел было продолжить разговор, но тут его внимание привлекла стройная блондинка с распущенными волосами. Он вспомнил, что видел ее накануне в выпуске теленовостей. Она стояла в окружении женщин и что-то живо объясняла журналистам. Симмонс еще раз приподнял шляпу и, пожелав девушке из Глазго и ее уэльской подруге всего хорошего, направился к заинтересовавшей его группе. Подойдя поближе, прислушался.

— Джентльмены, вы пишете и говорите по телевидению и радио, что мы на содержании Москвы, — говорила блондинка, открывая сумочку. — А теперь убедитесь, кто помогает нам на самом деле. Вот чеки.

Опередив коллег по профессии, Симмонс выхватил из рук девушки стопку бумажек и стал их перебирать.

Чеки в основном были достоинством в пять, десять, пятнадцать фунтов. Но попадались и выписанные на довольно солидные суммы.

«Семьсот фунтов стерлингов» — значилось на одном из чеков.

— Кто жертвовательница? — поинтересовался Симмонс, тщетно вглядываясь в неразборчивую подпись.

— Барбара Лоусен из города Бигги-Хилл в графстве Кент, — ответила синеглазая блондинка с распущенными волосами и, достав из сумочки голубой конверт, добавила: — Кроме денег, Барбара прислала письмо.

— Можно прочесть? — протянул Симмонс руку к конверту.

— Я сама! — решительно возразила блондинка

«Мне 72 года. Я уже не в силах помочь вам своим присутствием на базе, но у меня есть скромные сбережения, и я охотно поделюсь ими…» —

прочла девушка выразительно и громко. Но вот интервью окончилось, и журналисты в поисках тем и сюжетов разбрелись по лагерю кто куда. Только Симмонс не торопился.

— Если меня не подводит память, вы Патриция Логэн? — тронул он за рукав девушку, которая тоже собиралась уйти, и во избежание недоуменного «откуда вы меня знаете?» поспешил объяснить: — Я видел вас во вчерашнем выпуске теленовостей Как это вы осадили корреспондента «Вис-ньюс»! Здорово осадили! Я полностью согласен с вами: «лучше быть красным, чем мертвым»!

— А еще лучше — пусть все живут и радуются жизни! — нахмурилась Пат.

— Именно поэтому вы здесь, в Гринэм-Коммон? — спросил Симмонс.

— И поэтому тоже, — уклонилась от прямого ответа Пат. И лицо ее озарилось улыбкой — очень откровенной и чистой

— Знаете, — улыбаясь чему-то своему, потаенному, продолжила она, — когда я в первый раз услышала о героинях из Гринэм-Коммон, то сказала себе: «Пат, это не для тебя!» Но однажды в школу, где я преподаю, пришло письмо. «Полиция собирается силой выдворить нас из лагеря, — говорилось в письме. — Чем больше женщин приедут к нам, в Гринэм-Коммон, тем труднее будет властям справиться с нами». И я решилась: взяла спальный мешок и приехала сюда, еще не зная, надолго ли мне хватит решимости. Через неделю я поняла, что решение мое правильное. Лагерь мира — это больше чем смелый жест неповиновения властям, лагерь мира — это как бы овеществленная метафора личной ответственности человека за все, что происходит в мире. Вот то главное, что я здесь поняла! — без улыбки закончила Пат.

Симмонс был бы никудышным журналистом, если бы через полчаса не знал о Патриции Логэн много такого, чего обычно не рассказывают при первом знакомстве. Но Джонни умел настраивать людей на волну откровенности и вскоре был посвящен даже в то, что у Пат есть жених, почти муж, как выразилась девушка, а «почти» потому, что она, Пат, все никак не может решиться вступить в законный брак.

— Не из-за того, что мы не любим друг друга, — вздохнув, пояснила Пат Симмонсу, — я люблю Роберта, и он любит меня. Но он ни во что не ставит мои убеждения, а из-за этого споры, в которых каждый из нас остается при своем. Мы и сейчас с ним в размолвке, — призналась она.

Она запнулась — из лагеря долетели крики: «Дамы, выселение!»

— Скорее! — на ходу бросила Пат, жестом приглашая Симмонса последовать за нею.

Придерживая кофр рукой, Джонни быстро, почти бегом, вернулся в лагерь. Здесь кое-что переменилось, и — увы — не к лучшему: на бетонке появились грузовики, между палатками расхаживали рослые, как на подбор, полицейские в черных мундирах и фуражках с лакированными козырьками. От ярких белых кубиков, усыпавших околыши, рябило в глазах.

— Дамы — выселение! — строго оповещали они.

Умудренный жизненным опытом, Симмонс видел по их лицам, что подобные мероприятия полицейским надоели до чертиков, но служба есть служба.

Началась суматоха. Но ни малейшей паники или растерянности. Судя по всему, жительницам лагеря происходящее было не в новинку. Женщины неторопливо собирали пожитки, снимали палатки. Относили к лесу столики на низеньких ножках, примусы и газовые плитки, посуду, ведра, продукты в картонных коробках, тазы, кастрюльки. Все это — частная собственность, святая святых А вот то, что окажется без присмотра, — Симмонс не сомневался в этом, — полетит в кузова грузовиков.

Симмонс заснял эвакуацию палаточного лагеря и отправился следом за женщинами в рощу. Сложив в кучи свой скарб, они собрались на широкой лесной поляне. Джонни подошел к корреспондентам, окружившим миссис Кронин, которую он знал по сообщениям печати. По годам она была молода, да и выглядела она молодо — ни единой сединки в аккуратно собранных заколками черных волосах, но обитательницы лагеря в знак особого уважения звали ее «мамаша Селина». В числе шестидесяти кардиффских женщин три года тому назад она прошагала по дорогам Англии сто семьдесят километров и пришла сюда, к американской военной базе крылатых ракет с ядерными боеголовками, да так здесь и осталась Три зимы в палатке!

Солнце внезапно зашло за тучи, сразу похолодало, подул ветер.

— Где же вы теперь ночевать будете? — с профессиональной участливостью спросил один из корреспондентов.

— Там же, где и ночевали, — поежилась миссис Кронин. — Отсидимся в этой тихой обители часов до семи вечера, а затем начнем перебираться на старое место.