Аркадий Стругацкий - Страна багровых туч. Глиняный бог

• Название: Страна багровых туч. Глиняный бог
• Автор: Аркадий Стругацкий
• Жанр: Научная Фантастика

---

Тахмасиб Мехти, крупный азербайджанский геолог, — первый человек, побывавший на Голконде. Ермаков, Тахмасиб и еще двое геологов на специально оборудованной спортивной ракете благополучно опустились на Венере. Это была огромная удача и счастливый случай. Все так считают, в том числе и сам Ермаков.

Они сели где-то километрах в двадцати от границ Голконды. Тахмасиб оставил Ермакова у ракеты, а сам со своими геологами отправился на разведку. Что там произошло — неизвестно. Тахмасиб вернулся к ракете через четверо суток один, полумертвый от жажды, страшно истерзанный, изъеденный лучевыми язвами. Он принес образцы урановых, радиевых, трансуранитовых руд (“Богатейшие руды, Алексей, изумительные руды!”) и в контейнере розовато-серую радиоактивную пыль. Он был уже почти без памяти. Он показывал Ермакову контейнер и что-то много и горячо говорил по-азербайджански. Ермаков не понимал по-азербайджански и умолял его говорить по-русски, потому что ясно было, что речь идет о чем-то важном. Но Тахмасиб по-русски сказал только: “Бойтесь красного кольца! Уходите от красного кольца!” Больше до самой смерти он не произнес ни слова. Умер он при старте, и Ермаков полмесяца провел в ракете с его трупом.

“Красное кольцо” — это и есть загадка Тахмасиба, загадка гибели трех геологов, загадка Голконды. А может быть, никакой загадки и нет. Может быть, как считают многие, Тахмасиб просто помешался от лучевой болезни или от картины гибели товарищей. Серо-розовый порошок в контейнере оказался сложным кремнийорганическим соединением — на Земле, впрочем, давно известным.

И зачем Тахмасиб тащил на себе этот контейнер — непонятно… И непонятно, какое к этому отношение имеет “красное кольцо”.

Дауге рассказывал об этом скороговоркой, морщась, как от изжоги. Он не верил в “загадку Тахмасиба”. Зато он готов был часами говорить о богатствах Голконды. Только бы добраться, дойти, доползти до нее…

Быков бочком присел на перила, пачка сигарет мешала ему, и он положил ее рядом. В высоте с легким фырканьем пронесся небольшой вертолет. Быков проводил взглядом его сигнальные огоньки — красный и желтый. Он вспомнил разговор с Дауге.

Тахмасиб с товарищами шел к Голконде пешком. Но наша экспедиция берет с собой транспортер. Дауге говорит, что это превосходная машина. У Иоганыча все превосходное: “Хиус” превосходный, транспортер превосходный, Юрковский превосходный. Только о командире он отозвался как-то сдержанно. Оказывается, Ермаков — приемный сын Краюхина. Один из лучших космонавтов мира, но человек со странностями. Правда, у него, видимо, была очень тяжелая жизнь. Дауге отзывался о нем как-то очень неуверенно:

“Я его почти не знаю… Говорят… говорят, что это очень смелый, очень знающий и очень жестокий человек… Говорят, он никогда не смеется…”

Жена Ермакова была первым человеком, высадившимся на естественном спутнике Венеры. И там произошло какое-то несчастье. Никто об этом не знает ничего толком — какое-то столкновение между членами экипажа. С тех пор женщин перестали брать в дальние межпланетные рейсы, а Ермаков целиком посвятил себя штурму Венеры. Он, оказывается, четыре раза пытался высадиться на поверхности этой планеты — и все четыре раза неудачно. В пятый раз он летал с Тахмасибом Мехти. А сейчас, на “Хиусе”, идет к Венере в шестой раз.

Быков прошелся по балкону, заложив руки за спину. Нет, положительно ему не удается даже замерзнуть! Слишком тепло, даже душно. Может быть, все-таки закурить? Быков почувствовал, как в нем растет уверенность в том, что лучшее и радикальнейшее средство против бессонницы — это сигарета. Он нащупал пачку.

Лучший способ преодолеть искушение — это поддаться ему. Он усмехнулся. Черта с два! Режим! Пачка полетела вниз с высоты одиннадцатого этажа. Быков, перегнувшись через перила, поглядел в темную пропасть. Там вдруг вспыхнули слепящие лучи фар, бесшумно пробежали по асфальту и скрылись.

“Зря намусорил, — подумал Быков. — Эх, слабости да грехи! Спать надо…” Он вошел в комнату и ощупью добрался до дивана. Под ногой что-то хрустнуло. “Бедные часы”, — подумал он, пытаясь хоть что-нибудь разобрать в темноте.

Он глубоко вздохнул и опустился на губчатое сиденье непокорного дивана. “Нет, не заснуть тебе сегодня, товарищ инженер, специалист по пустыням! С чего это красавчик Юрковский так невзлюбил меня? Теперь прилипнет прозвище: специалист по пустыням. А какое у Юрковского лицо было, когда он говорил о Поле Данже!.. Да, такой не страдает бессонницей перед полетом. “Мы не боимся смерти, мы только не хотим ее…” Так ли, инженер? А вдруг в этом же вестибюле, через полгода, кто-то сообщит новость: “Товарищи, слыхали? “Хиус” погиб. Ермаков погиб, Юрковский и этот… как его… специалист по пустыням…” Чепуху городишь, Алексей! Это от бессонницы и от безделья. Скорей бы утро — и в самолет, на Седьмой полигон, на ракетодром в Заполярье, где экспедиция будет готовиться к отлету и ждать “Хиус”, который сейчас в пробном рейсе. Сегодня вставать в восемь, а я заснуть не могу, черт побери… Дауге уже спит, конечно…”

Тут Быков заметил, что дверь в спальню приотворена и сквозь щель падает на стену слабый лучик света. Он встал, на цыпочках подошел к двери и заглянул в щелку.

За столом, рядом с раскрытой постелью, сидел Дауге, обхватив голову руками. Стол был почти пуст, на полу громоздился огромный рюкзак. На рюкзаке лежал геологический молоток с лоснящейся рукояткой. Быков кашлянул.

— Входи, — сказал Дауге, не оборачиваясь.

— Э-э… — затянул Алексей Петрович в совершеннейшем смущении. — Я, понимаешь, забыл тебя спросить…

Дауге обернулся:

— Заходи, заходи… Садись. Ну, что ты забыл спросить?

— Э-э… Да вот, понимаешь… — Тут его, наконец, осенило. Вот. Зачем нам ставить на Венере радиомаяки, если ее атмосфера все равно не пропускает радиосигналов?

На лице Дауге лежала глубокая тень абажура. Быков уселся на низенькое легкое креслице и победоносно задрал одну ногу на другую. Он почувствовал огромное облегчение от того, что находится в освещенной комнате, в обществе верного друга Иоганыча.

— Да, — произнес Дауге задумчиво, — это действительно чрезвычайно важный вопрос. Теперь я понимаю, почему ты до сих пор не заснул. А я — то думаю — что это он шатается по комнате? Зубы у него болят, что ли? А дело, значит, в маяках…

— Н-да, — неуверенно заявил Быков, опустив ногу. Чувство облегчения куда-то испарилось.

— У тебя, вероятно, есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — продолжал Дауге совершенно серьезным тоном. — Ты, конечно, что-нибудь придумал во время… своего бдения? Нечто общеполезное…

— Видишь ли, Иоганыч… — проникновенно начал Быков, делая многозначительное лицо и не имея ни малейшего представления о том, чем он кончит начатую фразу.

— Да-да, я тебя понял, — прервал Дауге кивая. — И ты совершенно — понимаешь? — абсолютно прав! Именно так и обстоит дело. Атмосфера Венеры действительно не способна пропускать радиолучи, но при строго определенном диапазоне мы допускаем возможность прорыва этой радиоблокады. Этот диапазон определен из чисто теоретических, а равно и наблюдательных данных относительно локальных ионизирующих полей… чего, инженер?..

— Венеры, — мрачно произнес Быков.

— Именно — Венеры! Атмосфера планеты пропускает иногда волны и других длин, но это — явление случайное, на него рассчитывать не приходится. Поэтому задача состоит в том, чтобы определить полосу пропускания, а определив, забросить маяки на поверхность… на поверхность чего?

— Венеры! — повторил Быков с ненавистью.

— Великолепно! — восхитился Дауге. — Ты не зря провел ночь без сна. Однако все попытки забросить на поверхность радиостанцию кончались… чем, инженер?

— Хватит, — ответствовал Быков, ерзая на кресле.

— Гм… Странно. Они, друг мой, кончались неудачей. Скорее всего, эти маяки-танкетки разбивались о скалы. Или, во всяком случае, приходили в негодность во время спуска. Но, если бы даже они не разбивались, что толку от них? Они бы не помогли нам. Зато теперь у нас есть… что у нас есть?

— Терпения у нас уже нет, — мрачно сказал Быков.

Дауге торжественно провозгласил:

— У нас есть “Хиус”, и есть маяки, и найдена полоса пропускания, в коей сигналы оных маяков прорываются через атмосферу. Значит, у нас есть все, кроме терпения, а это уже дело наживное. Можно, пожалуй, спать спокойно.

Алексей Петрович грустно вздохнул и поднялся.

— Бессонница, — проговорил он.

Дауге кивнул:

— Бывает.

Быков прошелся по комнате и остановился перед тремя стереофотоснимками на стене. Левый изображал старинную узкую улицу какого-то прибалтийского города, правый — межпланетный корабль, похожий на колоссально увеличенный винтовочный патрон времен Великой Отечественной войны, уткнувшийся острым носом в черное небо. На средней фотографии Быков увидел молодую грустную женщину в закрытом до шеи синем платье.