Сидони-Габриель Колетт - Клодина в Париже

• Название: Клодина в Париже
• Автор: Сидони-Габриель Колетт
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88196-315-6

В предлагаемой читателю книге блестящей французской писательницы, классика XX века Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) включены ее ранние произведения – четыре романа о Клодине, впервые изданные во Франции с 1900 по 1903 годы, а также очерк ее жизни и творчества до 30-летнего возраста. На русском языке публикуется впервые.

---

– Ну да, его Люс, его душенька, его милочка, что же ещё! Достаточно на вас взглянуть, разве вы похожи на мужчину? Поэтому-то я и нашла вас таким красивым!

И поскольку он смотрит теперь на меня, не двигаясь, холодным взглядом, я добавляю, улыбаясь ему прямо в лицо:

– Марсель, я и сейчас нахожу вас всё таким же красивым, поверьте мне. Разве похоже, что я желала бы доставить вам неприятности? Хоть я вас и поддразниваю, но я совсем не злая и на многие вещи умею смотреть спокойно и молча – и слушать так же. Я никогда не буду миленькой кузиной, за которой несчастный кузен считает себя обязанным ухаживать, как это изображается в романах. Подумайте-ка, – смеясь добавляю я, – ведь вы внук моей тёти, мой племянник, как принято считать в Бретани; Марсель, ведь это был бы настоящий инцест.

Мой «племянник» вторит моему смеху, но смеяться ему явно не слишком-то хочется.

– Дорогая моя Клодина, я и в самом деле думаю, что вы совсем не похожи на миленьких кузин из прекрасных романов. Но боюсь, что вы привезли из Монтиньи привычку к шуткам несколько… рискованным. Если бы кто-нибудь услышал этот наш разговор – бабушка, например… или ваш отец…

– Я только хотела отплатить вам той же монетой, – очень мягко говорю я. – Я полагала, что неудобно привлекать внимание родных к нашему разговору, когда вы с такой настойчивостью расспрашивали меня о Люс.

– От их внимания вы пострадали бы больше, чем я!

– Вы так думаете? Полагаю, что нет: все эти маленькие забавы, когда речь идёт о девочках, называют «играми пансионерок», но если дело касается семнадцатилетних мальчиков, то это считается чуть ли не болезнью…

Он резко взмахивает рукой.

– Вы слишком много читаете! У молодых девушек слишком развито воображение, чтобы правильно понимать то, что они читают, даже если они уроженки Монтиньи.

Похоже, я дала маху. Я совсем не этого добивалась.

– Я вас рассердила, Марсель? До чего же я неловкая! Ведь я всего-навсего хотела доказать вам, что я вовсе не глупая индюшка и могу понять… как бы лучше выразиться? Оценить некоторые вещи… Послушайте, Марсель, не станете же вы требовать, чтобы я смотрела на вас как на неуклюжего здоровенного лицеиста с огромными ногами, который в один прекрасный день станет превосходным унтером! Взгляните-ка на себя, ведь вы, благодарение Богу, почти так же красивы, как самая красивая из моих школьных подружек! Дайте же мне вашу руку…

Ох эта несостоявшаяся девочка! Он украдкой улыбался только на слишком восторженные комплименты. Протягивает мне свою холёную лапку, не выказывая никакого недовольства.

– О Клодина, злая Клодина, вернёмся побыстрее, пройдём через бабушкину спальню. Я больше не сержусь, просто несколько ошеломлён ещё. Дайте мне обо всём поразмыслить. Вы кажетесь мне совсем неплохим парнем…

Меня ничуть не трогает его ирония! Смотреть, как он дуется, а потом смотреть, как он улыбается, – одно наслаждение. Мне ничуть не жаль его приятеля с загнутыми ресницами, я желаю им обоим почаще спорить друг с другом.

С непринуждённым видом – о, совершенно непринуждённым! – мы продолжаем обход их владений. Какое счастье, что спальня тёти Кёр полностью соответствует (именно так!) облику своей хозяйки. Здесь собрана – или сюда сослана – мебель из её девичьей спаленки, как напоминание о той прекрасной поре. Кровать палисандрового дерева с лепным орнаментом и кресла, обитые красной камкой, удивительно похожие на трон Их Императорских Величеств, обитая штофом молитвенная скамеечка, ощетинившаяся дубовыми фигурками, бюро, несколько крикливая копия Буля, и множество консолей. Камчатый балдахин, каминные украшения – целая куча бесформенных, причудливых амуров, акантовых листьев, завитков из позолоченной бронзы, приводят меня в восхищение. Марсель с бесконечным презрением взирает на эту комнату, и мы спорим с ним по поводу стиля модерн и взбитых белков. Эта эстетическая дискуссия позволяет нам вернуться в гостиную с более умиротворённым видом, а там, осыпаемый ласковым, настойчивым дождём советов тётушки Кёр, зевает, точно лев в клетке, папа.

– Бабушка, – восклицает Марсель, – Клодина просто уморительна! Всем комнатам она предпочла вашу спальню.

– Девочка моя, – говорит тётя, обласкав меня томной улыбкой, – однако спальня у меня безобразная…

– …но она очень подходит вам, тётя. Неужели вы думаете, что ваша старинная причёска с прямым пробором «соответствует» этой вот гостиной? Слава Богу, вы и сами это прекрасно понимаете, поэтому и сохранили небольшой уголок, который действительно может служит вам достойным обрамлением!

Возможно, это звучит вовсе не как комплимент, но тётушка встаёт, подходит ко мне и нежно целует меня. Папа вдруг вскакивает и вытаскивает из кармана часы.

– Тысяча чер..! Простите, Вильгельмина, но уже без пяти десять, а малышка первый раз вышла в свет после болезни… Молодой человек, наймите нам драндулет!

Марсель выходит и почти тотчас же возвращается – с такой изящной быстротой, словно просто повернулся в дверном проёме, – он подаёт мне мой красный суконный плащ, ловко накидывая его мне на плечи.

– До свиданья, тётя.

– До свиданья, моя девочка. По воскресеньям я устраиваю приёмы. Будьте милочкой, придите помочь мне разливать чай в пять часов вместе со своим другом Марселем.

Я сразу ощетиниваюсь как ёж.

– Не знаю, тётушка, я никогда не…

– Да, да, да, я должна сделать из вас девушку столь же любезную и обходительную, сколь и красивую! Прощайте, Клод, не забивайтесь так глубоко в свою берлогу, вспоминайте хоть изредка о своей старой сестре!

Мой «племянник» с несколько большим пылом целует на пороге мне руку, с лукавой улыбкой и пленительной гримаской произносит со значением: «До воскресенья» и… всё.

А ведь я чуть было не рассорилась с этим мальчуганом. Ох, старушка Клодина, никогда не избавишься ты от привычки вечно совать свой нос куда тебя не просят, от этого постыдного желаньица показать всем, что ты себе на уме, во всём разбираешься, знаешь даже то, что обычно не знают в твоём возрасте! Эта твоя потребность удивлять, неутолимая жажда нарушать душевный покой людей, вносить тревогу в их слишком мирное существование когда-нибудь сыграют с тобой злую шутку.

Насколько лучше я себя чувствую здесь, дома, когда сижу на своей кровати-лодочке, подогнув под себя ноги, и глажу Фаншетту, которая, не дожидаясь меня, доверчиво засыпает, выставив вверх своё брюшко. Но… простите, простите! Фаншетта, мне хорошо знаком этот сладкий сон, это блаженное, часами не затихающее мурлыканье. Знакомы также эти округлившиеся бока и особенно тщательно вылизанный живот, где торчат маленькие красные соски. Фаншетта, ты согрешила! Но с кем? «Боже правый, придётся изрядно поломать себе голову!» Кошка не выходит из дома, у консьержки кот кастрирован… кто же тогда, кто? Всё равно я рада. Будут котята! Перед столь радужной перспективой тускнеет даже обаяние Марселя.

Я спросила у Мели разъяснений по поводу этой подозрительной беременности. Она не стала ничего от меня скрывать.

– Знаешь, моя козочка, в последнее время наша бедная красотка так в этом нуждалась! Три дня она мучилась, места себе не находила; тогда я стала расспрашивать соседей. Няня из семьи, что живёт под нами, одолжила мне красивого кавалера для Фаншетты, полосатого, серого цвета. Я налила ему в плошку побольше молочка, чтобы подбодрить, наша красотка только того и ждала: они сразу же повязались.

Как, должно быть, изнывала Мели от желания быть у кого-то посредницей, хотя бы у кошки! Она хорошо сделала.

В наш дом приходят люди один другого удивительнее и учёнее. Частенько выставляет здесь напоказ свою бородку робкий господин Мариа, тот, что открыл пещеры в Кантале. Когда мы встречаемся в папином книжном логове, он с неловким видом раскланивается и, запинаясь, справляется о моём здоровье, на что я мрачно отвечаю «очень плохо, очень плохо, господин Мариа». Познакомилась я также с каким-то толстым мужчиной в орденах, неухоженным и, как я думаю, целиком поглощенным культурой окаменелостей… Да, папины друзья не слишком-то впечатляют!

Сегодня в четыре часа меня посетил Марсель, «разодетый в пух и прах», как говорит Мели. Я торжественно встречаю его и веду в гостиную, он находит весьма забавным расстановку мебели, тяжёлые занавеси, точно перегородкой отделяющие часть комнаты.

– Пойдёмте, дорогой племянник, я покажу вам свою комнату.

Он рассматривает кровать-лодочку и разномастную мебель почти с той же презрительной улыбкой, какую вызывает у него комната тётушки Кёр, но Фаншетта живо его заинтересовывает.

– Какая она беленькая!

– Потому что я расчёсываю её каждый день.

– И толстая!

– Просто она беременная.

– Ах, она…

– Да, эта трёхнувшаяся Мели принесла ей кота, потому что во время моей болезни Фаншетта совершенно обезумела; это свидание принесло свои плоды, как видите!