Феликс Кривин - Сборник рассказов

• Название: Сборник рассказов
• Автор: Феликс Кривин
• Издательство: Журналы "ЗНАНИЕ-СИЛА"
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

На Баффиновой Земле, оторванной от материка, есть озеро Огак, оторванное от океана. Часть океана в плену у земли, которая со всех сторон окружена океаном… Это напоминает военные действия, хотя действий-то как раз и не видно: остров не спешит выйти из окружения, а озеро как будто привыкло к своему плену. Когда океан привыкает к плену, он становится озером. Озеро Огак стало озером, похоронив надежды вернуться в океан. Но в нем живы воспоминания.

Нижний слой воды — похороненные надежды. Средний слон воды — живые воспоминания. Верхний слой — действительность: пять метров пресной воды. Пять метров — достаточный слой, чтобы не быть заподозренным в приверженности к океану. Пресноводное озеро. Обычное озеро.

Но в глубине у него — слой соленой воды. И живет там морская рыба треска. Не у самого дна, где похоронены надежды, — где похоронены надежды, там уже ничто не живет. У озера Огак там все отравлено смертельным ядом. А живет морская треска в среднем слое, где еще живы воспоминания об океане, который не прятался за слоем пресной воды.

---

Супруги Прапраутконосы как раз снесли два яйца и потому сказали:

— Никакие мы не свидетели. Вымирайте, но не впутывайте в это нас.

— Мы вымираем, — сказали вымирающие, — атмосфера становится чересчур ядовитой…

До сих пор Прапраутконосы не чувствовали, что атмосфера стала ядовитой, но теперь они это почувствовали. И, проводив аммонитов в последний путь, они вернулись домой и сказали друг другу:

— Атмосфера становится ядовитой, а у нас ни капельки яда…

И они стали копить яд — конечно, не в качестве яда, а в качестве противоядия. Потому что, когда атмосфера становится ядовитой, самое главное иметь собственный яд.

Тем временем из снесенных яиц вылупились супруги Праутконосы. Собственно, время было уже не то: атмосфера очистилась, яд упал в цене и, кроме соседки Праехидны, его не было ни у кого из млекопитающих. Но супруги Праутконосы помнили слова Прапраутконосов, которые помнили слова аммонитов. И супруги Праутконосы помаленьку копили яд.

Потом они снесли два яйца, из которых вылупились супруги Утконосы. И супруги Утконосы тоже снесли два яйца.

Все млекопитающие давно перешли с яиц на молоко, но супруги Утконосы предпочитали и то и другое. Мало ли какие придут времена, нужно прежде всего думать о потомстве. И они думают о потомстве: откладывают яйца, а потом выкармливают детей молоком. (А вдруг не станет ни молока, ни яиц? Не забывайте, что атмосфера становится ядовитой.)

Супруги Утконосы помнят слова Праутконосов, которые помнят слова Прапраутконосов, которые помнили слова Прапрапраутконосов, которые со слов аммонитов помнили очень ядовитые времена. Аммониты вымерли, а кому хочется вымирать? Конечно, сейчас уже не те времена. Однако кто гарантирован? А вдруг вернутся праправремена? Или прапраправремена?.. Когда же они были — в триасе или уже не в триасе?

НЕПОЛНОЗУБЫЕ

Неполнозубые появились на свет раньше других, когда еще в помине не было хищников, но вот уже у хищников полный комплект зубов, а неполнозубые так и остались неполнозубыми…

По этому поводу больше всех беспокоится Броненосец. Когда вокруг столько зубов, считает Броненосец, нужно хорошенько заковаться в броню.

Трубкозуб посиживает с трубкой в зубах и относится ко всему с философским спокойствием.

— Не было на свете хищников, а неполнозубые были. Не будет на свете хищников, а кто будет? Неполнозубые?

Так рассуждать можно только с трубкой в зубах. Трубкозуба не зря считают толстокожим, он действительно толстокожий, а толстокожему незачем заковываться в броню. Ему главное — трубку в зубы (для этого всегда хватит зубов).

А Ленивец развешивает себя на дереве, как белье, и висит без движения, как белье, так, что в нем даже заводится моль — уж не как в белье, а как в шубе. И его не смущает проблема неполнозубости, потому что, когда полно зубов, как-то невольно находится им работа. «У кого зубов полон рот, у того забот полон рот», — мог бы подумать Ленивец, только пусть уж за него Трубкозуб думает, ему это больше подходит: с трубкой в зубах.

А Трубкозуб думает с трубкой в зубах: почему это Ленивец висит на дереве вниз головой? Когда так висишь, все хищники получаются над головой, и не только хищники, а самые мелкие твари… Может, потому Ленивец так мало двигается? Когда все над головой — и большие, и маленькие, — пропадает всякая охота… А может быть, Ленивец как раз висит правильно, а весь мир расположен вниз головой? Потому-то он, этот мир, такой полнозубый, что зубы его приливают к голове…

Так думает Трубкозуб, с уважением поглядывая на Ленивца. Молодец Ленивец! На вид такой ленивый и висит, как белье, а вот находит в себе мужество идти против всего мира!

БИОГРАФИЯ ЗЕМЛЕРОЙКИ

Среди первых млекопитающих, населявших Землю в древние времена, была и маленькая, совсем маленькая Землеройка. Она ступила на землю в отряде насекомоядных, и это ее передовой отряд завоевал Землю для всего класса млекопитающих.

С тех пор прошло много лет. Отряд насекомоядных рассеялся по всему свету. Многих из них не узнать: одни вышли в лошади, другие — в олени, третьи — даже во львы. Мало осталось на Земле насекомоядных, да и те никуда не вышли. Потому что слишком памятны им те времена, когда они, насекомоядные, впервые шли по земле в своем передовом отряде…

Где-то они сейчас, верные друзья? Еж, говорят, отпустил колючки. Землеройка помнит его без колючек — ну, конечно, он тогда был еще совсем молодой. А Крот бродит, говорят, под землей, тоже роет землю, как и она, Землеройка. Ослеп, говорят, совсем — наверно, от старости.

Да, непросто это теперь — быть насекомоядным… Была бы Землеройка другой, она бы тоже выросла, как другие. Стала бы медведем или даже слоном. Но она не может забыть, как они тогда шли по земле, не может изменить своему отряду. Все-таки замечательный это был отряд!

Зима… Спят спокойно медведи и все, кто может спокойно спать. Все, кто может спокойно спать, погружаются в долгую зимнюю спячку. Землеройка не впадает в спячку — слишком многое не дает ей уснуть.

И она роется в земле, маленькая, по-прежнему маленькая Землеройка, мечтая где-нибудь повстречаться с Кротом и повспоминать с ним, как они шли тогда по земле — не под землей, а именно по земле! — и рассказать ему о Еже, который, говорят, отпустил колючки…

СОВРЕМЕННИЦА МАМОНТА

Глетчерная Блоха живет среди вечных снегов, и, чтоб не замерзнуть среди вечных снегов, ей приходится хорошенько попрыгать.

Но она приспособилась. На ночь она выключает все свои обогревательные приборы и совершенно замерзает, так что никакие морозы ей уже не страшны. А под лучами солнца оттаивает и снова принимается прыгать, потому что если замерзнешь днем, то ночью уже не оттаешь.

Глетчерная Блоха — одна из немногих, кто пережил суровое время ледников. Ледники прошли по земле, сметая на своем пути все живое. Но не все живое им удалось смести. Некоторые остались, закалились на холоде, причем до того закалились, что, когда потеплело, не захотели оставаться в теплых краях. И они двинулись на север, за отступающими ледниками, — мускусные быки, привыкшие к холодам, и отвыкшие от теплого лета мамонты. А за ними поскакала и Глетчерная Блоха.

— Вначале нас было много, — вспоминает Блоха, — но дорога была все трудней, и много наших осталось на этой дороге. За Полярным кругом началась полярная ночь, и мы прилегли, чтоб подремать до рассвета. Не знаю, сколько времени прошло, но когда я проснулась, вокруг не было никого… Только снег, под которым остались все наши…

Вот что рассказывает Глетчерная Блоха, когда найдется кому рассказывать. Но кому здесь рассказывать? Многие умеют замерзать среди вечных снегов, но не многие умеют оттаивать.

Мамонты не сумели, быки не сумели, вздыхает Блоха. Там они и остались, все наши…

К ВОПРОСУ О РАЗУМНОСТИ ЛЮБВИ

В мире существует безумная любовь, которая, в конечном итоге, оказывается необыкновенно разумной. Почему так происходит? Ответ на этот вопрос весьма приблизил бы нас к пониманию тайн эволюции. Этой безумно-разумной любви посвящены публикуемые ниже исследования, базирующиеся на данных трех биологических наук: ихтиологии, орнитологии и энтомологии.

1. ЗАБАВНАЯ ИХТИОЛОГИЯ

ВЛЮБЛЕННЫЙ ИДИАКАНТ

Если заглянуть достаточно глубоко — на тысячу, две тысячи, а то и все четыре тысячи метров, — то можно увидеть, как парит посреди океана влюбленный Идиакант. Можно увидеть, хотя в глубине океана темно, потому что и в темноте видно, как горят его влюбленные щечки…[5] Его щечки горят, как фонари, — может быть, оттого, что он недостоин своей избранницы. Если судить по росту (а ведь в этих делах часто судят по росту), то Идиаканта можно разве что усыновить, да и не одного, а целых семь идиакантов нужно усыновить, чтобы в сумме составился рост его избранницы. Ну как, скажите, тут щеки не будут гореть?

А теперь взгляните на ее рот. Чувствуете легкое головокружение? У чьей избранницы вы видели такой рот? Когда он открывается, то вся верхняя часть головы откидывается, как крышка семейного сундука, а нижняя часть выдвигается, как ящик буфета. Впрочем, рот этот никогда не закрывается. Да и какой рот закроется, имея такие зубы? Огромные, светящиеся в темноте.

У Идиаканта нет зубов — ни огромных, ни ослепительных. У него попросту нет зубов, так что он даже стыдится своей улыбки.

Вы спросите: как же он ест без зубов? Идиакант ничего не ест, он давно забыл, как это делается. Потому что пришла пора любви. В детстве он ел, но теперь у него пропал аппетит — разве это не естественно для влюбленного?

А у избранницы не пропал аппетит. Было б из-за кого пропадать — из-за крошечного, тощего, беззубого Идиаканта, у которого только щеки горят! Нет, у избранницы не пропал аппетит, и когда она принимает пищу, выдвигая ящик буфета и откидывая крышку сундука, сердце ее отодвигается в сторону, пропуская в желудок крупный кусок. Лишь только попадается крупный кусок, сердце ее отодвигается в сторону. Разве может любить такое сердце? Чем же, в таком случае, привлекает ее влюбленный Идиакант?