Николай Черкашин - Искатель. 1987. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1987. Выпуск №5
• Автор: Николай Черкашин
• Жанр: Прочие приключения

На I, IV страницах обложки рисунки Сергея ФОМИНА к повести «ПОКУШЕНИЕ НА КРЕЙСЕР».

На II странице обложки рисунок Генриха КОМАРОВА к фантастической повести «СЕЛЬВА».

На III странице обложки рисунок Павла БУНИНА к фантастическому рассказу «ПРОВИДЕЦ».

---

— Что-о? — взревел Акинфьев. — Вон из моего дома! И чтоб духу твоего здесь не было!

Грессер вынул наган.

— Видит бог, — прошептал он, — я не хотел этого.

Почти не целясь, в упор он выстрелил в бязевую рубаху, четырежды нажав «собачку». Тут же повернулся и вышел в прихожую, услышав только, как за спиной тяжело рухнул бывший однокашник и жалобно зазвенело столовое стекло.

25 октября 1917 года 7 часов 30 минут

Из Графского переулка Николай Михайлович направился в Адмиралтейство. В другое время он вышел бы на Невский или на Гороховую и через полчаса был бы у цели. Но в это ненастное утро ему понадобилось больше часа, чтобы, пережидая красногвардейские патрули и избегая опасных мест — у телефонной станции трещала перестрелка, — добраться до колоннадной башни, над которой сверкал золоченый кортик Шпица.

В Морском министерстве как ни в чем не бывало творилась обычная рутинная работа. Еще звенели телефоны, сновали офицеры с папками для бумаг, накладывались резолюции, бессильные что-либо изменить, ставились печати, уже утратившие силу, отдавались распоряжения, которые уже никто никогда не выполнит.

Николай Михайлович разделся в своем кабинете и, ловя недоуменные взгляды на свои погоны, решительно направился в приемную морского министра. На большом столе адъютанта в беспорядке валялись снятые телефонные трубки, отчего зеленое сукно столешницы походило на поле брани, усеянное костями.

— Дмитрий Николаевич у себя? — осведомился Грессер у взмыленного старлейта.

— Убыл в Зимний дворец. Когда вернется — неизвестно.

Грессер досадливо покусал губы — планы снова менялись — и направился к выходу. В коридоре он едва не выбил из рук лейтенанта Дитерихса стопку только что отпечатанных справочников.

— Возьми один себе в отдел! — милостиво разрешил автор. — Наконец-то мы дали флоту современный порядок старшинства. Можешь найти себя.

Грессер перелистал реестр, устанавливавший старшинство офицеров в чинах, и с трудом удержался, чтобы не трахнуть сияющего Дитерихса по голове новеньким гроссбухом. Идиоты, «Аврора» держит Шпиц на прицеле, а они выясняют, кто за кем! Но тут его осенило.

— У вас в ГУЛИОО есть факсимильные бланки?

— Есть, — ответил на бегу Дитерихс.

— Ну и прекрасно. Заверь мне выписку из приказа. Вердеревский назначил меня командиром «Ерша».

— По морям соскучился?

— Да. Там воздух свежее.

Грессер сам отстучал на «ундервуде» выписку из несуществующего приказа, и лейтенант Дитерихс тиснул на ней гербовую печать ГУЛИСО. Теперь можно было действовать.

Телефонная станция на удивление еще работала, только вместо нежного голоска дежурной барышни в трубке пророкотал чей-то густой бас. Тем не менее с Морским корпусом его соединили. Николай Михайлович потребовал у инспектора классов немедленно отправить кадета старшей роты Вадима Грессера в отдел подплава Главного штаба.

— Пусть он выйдет на набережную. За ним подойдет катер.

И, оставив инспектора в полном недоумении, пошел хлопотать насчет плавсредства. Разумеется, путь по Неве был куда безопаснее, чем по мостам и улицам, перекрытым черт знает кем. Грессер проследил из окон Адмиралтейства, как моторная лодка с сыном вынырнула из-под Николаевского моста и благополучно причалила к служебной пристани.

Вадим, рослый светловолосый юноша, четко вошел в кабинет, вскинув руку к бескозырке. Николай Михайлович меньше всего сейчас хотел услышать от него уставные слова и поспешил обнять сына.

— Хочешь сюрприз? — с наигранной бодростью спросил Николай Михайлович. — Я беру тебя юнгой к себе на лодку. Можешь меня поздравить — назначен командиром подводного заградителя «Ерш».

— Поздравляю тебя, папа! И ты не шутишь насчет юнги?

— Нисколько. Сейчас мы отправимся на Балтийский завод, «Ерш» стоит там, и ты сам во всем убедишься. Выть может, даже сегодня нам предстоит боевое дело. Но об этом молчок.

— Папа, за кого ты меня принимаешь?! — засиял юный Грессер.

— С твоим начальством я обо всем договорюсь. А пока переверни ленту литерами внутрь. Так надо. Для маскировки. И никаких лишних вопросов, мой мальчик. Виноват — юнга Грессер!

Николай Михайлович не собирался посвящать сына в детали операции. Он не мог поручиться, что в душе юноши при известии о предстоящей атаке на «Аврору» не взыграют патриотические чувства. Потом, когда у них будет больше времени, а главное, когда дело будет сделано, он объяснит ему историческую необходимость их общего подвига — подвига, черт побери! — подбадривал себя Грессер, вспомнив бледнеющее лицо Акинфьева.

— Подожди меня здесь, я через часок вернусь!

Пока Вадим перешивал за его столом ленту на бескозырке (сверкать на питерских улицах литерами Морского корпуса было явно небезопасно), Грессер облачился в шинель, натянул дождевик с капюшоном и сбежал по боковой лестнице к выходу на набережную.

25 октября 1917 года 10 часов утра

Светало. Дождь еще моросил, и Землянухин подвязал над распахнутым люком брезент, а сам залез от пронизывающего ветра в рубку так, что из горловины входного люка голова его торчала, как из окопа. Зато все было видно вокруг и не дуло. Винтовка стояла рядом под рукой. Конечно, можно было бы задраить люк и наверстать упущенное за ночь, но Землянухин нутром чуял — в такой день спать нельзя. Да и нога разнылась так, что хоть выставляй на студеный ветер. Пусть застынет, проклятая.

А тут еще глаз заслезился, засвербел. Капитана второго ранга Грессера помянуть заставил. Ишь ведь как саданул биноклем — бровь и подглазье рассек до кости. Вахту Землянухин достоял тогда, кровью умываясь. Внизу корешам сказал, что волной о перископ приложило. Стыдно было признаться, что подвернулся командиру под горячую руку.

Ребята в дизельный отсек его отправили. Там мотористы врачевали: тряпицу с отработанным машинным маслом под глаз приложили. У «маслопупов» чумных, известное дело, отработанное масло — первое лекарство. И внутрь его принимают (от язвы), и ссадины им мажут. На них, насквозь промасленных, и впрямь как на собаках все заживает. А тут от такой примочки разнесло Землянухину весь глаз. Старший офицер кличку ему придумал — Циклоп. «Тебе, Землянухин, теперь только в перископ смотреть — второй глаз жмурить не надо».

Одно хорошо — на вахты ставить перестали. Отоспался хоть за поход. Спасибо экипажному подлекарю — спас глаз. Только на всю жизнь красным сделался, как у кроля. Велел подлекарь промывать глаз почаще крепким чаем или порошком белым — борной кислотой. Настоящий-то чай в команде давно перевелся, а вот порошок должен быть в аптечке, что в кают-компании висит.

Землянухин оглядел пирс и палубу — всюду пусто и безлюдно, — задраил рубочный люк, спустился в центральный пост, где под иконкой-пядницей Николы Морского тлела вместо лампадки алая пальчиковая лампочка. Он хотел было перелезть в носовой отсек, как вдруг заметил в красноватом полумраке портрет Керенского, присоседившийся к иконе. Весной, когда «Ерша» под гром оркестра спускали со стапелей, премьер толкнул речь с рубки подводной лодки. Потом подарил команде свой портрет и расписался в историческом журнале корабля. Теперь команда пошла его свергать, а портрет все еще висел в центральном посту.

Матрос снял рамку, выдрал фото. Рамку засунул за трубу вентиляционной магистрали — сгодится еще на что-либо путное, а скомканное фото выбросил из люка в воду.

Восстановив справедливость, Землянухин почувствовал себя лучше. На душе полегчало, и глаз ныть перестал. Он не сомневался, что Митрохин с ершовцами обойдутся с Керенским точно так же.

Вадиму в своих планах Грессер отводил простую, но очень важную роль. По его команде с мостика сын рванет рычаги стрельбовых баллонов. Торпедные аппараты к выстрелу приготовит он сам, минер первого разряда. Дело стояло лишь за механиком, который должен был запустить дизели. За ним, третьим членом команды, и направлялся кавторанг. Он не сомневался, что инженер-механик с «Тигрицы», тихий покладистый лейтенант, после трех лат общего смертельного риска пойдет за ним в огонь и воду. Разумеется, его тоже не следовало посвящать в план до конца. Главное, чтобы Павлов сейчас оказался дома, у себя на Петровском острове. Грессер бывал у механика на крестинах дочери и хорошо знал, как отыскать его дом в задних дворах Петровского проспекта.

Он спрыгнул в рассыльную моторную лодку. За руку поздоровался с ее бессменным водителем — старым порт-артурцем, отставным кондуктором Чумышом.

— «Како», «Живете», «Люди»? — назвал набор сигнальных флагов Грессер, заранее зная, что старый крейсерский сигнальщик ответит неизменным:

«НХТ».