Макс Фрай - Книга Страха

• Название: Книга Страха
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00748-0

Человек, который летит в самолете, может разглядывать облака в иллюминаторе, а может умирать от страха, рисуя в воображении ужасы авиакатастрофы, — ее вроде бы ничто не предвещает, но мы-то знаем, иногда они случаются. Этого достаточно.

Самолет — это, понятно, метафора, потому что у всех свои страхи, и есть люди, которые совершенно не боятся летать, но бледнеют, заслышав начальственный окрик, звук чужих шагов за спиной или позвякивание хирургических инструментов, — неважно, у каждого из нас множество своих причин не разглядывать облака в иллюминаторе, которые, впрочем, тоже всего лишь метафора, и черт с ними.

Поскольку нас всю жизнь приучали бояться — не только самолетов, а вообще всего подряд, потому что иногда оно случается, изучение облаков из приятного времяпровождения превращается в задачу номер один, великий вызов, важнейшее из искусств.

В детстве мы забирались на чердак или прятались в сарае, среди пыльных коробок и ржавых пил, все равно где, лишь бы там было сумрачно и неуютно, лишь бы устроить себе ночь среди дня, чужбину на родине. Сидели в потемках, прижавшись друг к другу, рассказывали страшные истории, верещали от ужаса, хохотали до колик, и какое же это было наслаждение. Взрослые учили нас бояться, а учиться получать от этого удовольствие приходилось самостоятельно; конечно же, у нас все получилось, такие мы были талантливые — как, впрочем, все дети.

Тут еще вот что. Тому, кто рассказывает истории, не страшно — до тех пор, пока он не замолчит. А тому, кто слушает, напротив, страшно и сладко, потому что бояться чужих демонов — одно удовольствие, о собственных можно забыть — до тех пор, пока не замолчит рассказчик. И вот мы рассказываем, взахлеб, не останавливаясь, а вы слушаете, вернее, мы пишем, а вы читаете, и конца этому не видно, и всем хорошо.

---

Он спросил, умею ли я хранить тайны?

Что за вопрос? Мне уже шесть! Ну, в смысле, еще пару месяцев и…

Но это строго между нами, понимаешь?..

О чем речь? Могила!

И он рассказал мне правду.

К тому времени я уже все знал об инопланетянах. Мама зачитывалась книжками из серии "Зарубежная фантастика". Я тоже их читал, хотя далеко не всегда понимал смысл прочитанного. Помню, одна из них называлась «Человек-компьютер». О том, как управлять человеком на расстоянии и заставлять его делать гадости, каких он, находясь в здравом уме, никогда бы не сделал. Еще одна — "Штамм Андромеда": подземные бункеры, коридоры, научные изыскания, таинственные люди в белых халатах, химические препараты, способные сотворить с тобой такое, о чем даже подумать было противно. Тем не менее я перечитывал ее раз за разом. Там, правда, ничего не было об инопланетянах. Но в других книжках — было, и выходило так, что инопланетяне далеко не всегда дружелюбны. Самое неприятное в них то, что мы никогда не знаем, чего они хотят на самом деле. Они могут улыбаться, травить байки о военных подвигах, чистить картошку, играть в футбол, покупать мороженное, катать тебя на качелях в парке, а после…

Когда я хоронил дедушку (лет пять назад), его тело оказалось чудовищно, невероятно тяжелым. Мы с папой взялись за рукоятки похоронных носилок — каждый со своей стороны, — приподняли и — едва не уронили…

Люди такими тяжелыми не бывают.

Однажды по большому секрету я рассказал бабушке о том, что ее муж прибыл из космоса. В конце концов, тайны существуют для того, чтобы доверять их надежным, проверенным людям. Бабушка покачала головой и укоризненно посмотрела на меня.

Не веришь? Пойдем, я покажу тебе!

Дедушка смотрел телевизор. Я подкрался к нему сзади, бабушка остановилась в дверях. Я легонько придавил пальцем пятнышко на его затылке.

Он остался сидеть как сидел — неподвижно уставясь в экран. Бабушка молча наблюдала за нами. Я обернулся к ней: ну что! видишь?

Встал между дедушкой и телевизором. Помахал рукой перед его носом.

Смотри, я его выключил!

Бабушка молчала.

Подошел и подергал ее за рукав. Заглянул в глаза.

Она не двигалась. Не дышала. Глаза смотрели в одну точку.

Бабушка!

Она не ответила.

На ватных, подгибающихся ногах я поплелся в спальню и прикрыл за собой дверь. Забрался под кровать. Хотел было заплакать, но не мог: разинув рот — как рыба — я захлебывался, глотая пыльный колючий воздух. Мне было очень страшно.

Дверь отворилась, меня — маленького, скорчившегося в три погибели — выволокли на свет.

Что ты, глупенький! Это всего лишь родинка. Родинка! Мы пошутили. Не бойся.

Я наконец расплакался — горько, тоскливо, навзрыд.

Старый мудак, сказала бабушка.

Ты тоже хороша, спокойно ответил дедушка.

Я плакал и все никак не мог остановиться.

Ничего страшного, сказал дедушка. Ему это пойдет на пользу.

Что пойдет на пользу? Идиот! — закричала бабушка.

Но он оказался прав: мне это и в самом деле пошло на пользу.

С тех пор я знаю, что вещи никогда не бывают такими, какими кажутся на первый взгляд.

САСПЕНС

Этой историей я обязан Шаю Бен-Порату, израильскому издателю и поэту. Мы обедали в «Ар-Кафе» на бульваре Ротшильд и говорили о литературе беспокойного присутствия. Я отстаивал прагматичную точку зрения, заимствованную у китайских алхимиков, которую можно свести к тезису о балансе сил в организме (по случаю бегло пересказал даосскую теорию "трех трупов"). Шай высказался в том духе, что, мол, в готических рассказах нас привлекает не ужасное как прекрасное само по себе, но та степень свободы, которая появляется в результате последующего «прорыва», не сам страх, но то, что "вокруг страха". Выход (пусть даже опосредованный, понарошку) за пределы безопасного пространства на время расширяет действительные границы пространства — видимого и осязаемого.

Я задумался над сказанным и в конце концов попросил привести пример, чтобы окончательно понять, что он имеет в виду.

— Посмотрите на нее, — ответил Шай, указывая взглядом в сторону симпатичной секретарши, делившей столик с немолодым бизнесменом в очках, смутно напоминающим актера Ника Нолте (судя по всему, он был ее боссом), — и представьте, что за фасадом кукольной внешности скрывается чудовище.

— С легкостью, — ответил я не задумываясь.

Шай бросил на меня взгляд, полный лукавой иронии, поправил очки (жест характерный для него, на мгновение сообщающий физиономии удивительно трогательное выражение) и продолжил:

— Однажды она появилась в приемной частной адвокатской конторы и предложила свои услуги в качестве секретарши. На самом же деле ее интересовал хозяин — преуспевающий адвокат. Она намерена его погубить.

Девушка, о которой шла речь, наклонилась к «адвокату», — на мой взгляд, слишком низко, чтобы придерживаться прежнего мнения о природе их отношений. Тем не менее я решил поддержать игру:

— Тут требуется пояснение: скажем, предыдущая секретарша за несколько дней до этого умерла при таинственных обстоятельствах…

— Вы предпочитаете легкие пути, Дмитрий.

— И кстати, должна быть какая-то разумная причина…

— Причина?

— Она решила его погубить, но почему?

Шай сокрушенно покачал головой:

— "Почему?" — неуместный вопрос, коль скоро речь идет о монстрах: мы не знаем, почему чудовище действует так или иначе, ведь его действия не подчиняются законам логики. Как только поймете, что речь идет не о человеке, подобные вопросы перестанут вас волновать. Обратите внимание: с каким аппетитом она ест, как облизывает губы, глядя на партнера. Разве мы способны понять природу поступков этого существа?

В это мгновение секретарша оторвалась от тарелки, подняла голову и в упор взглянула на моего собеседника. Ее взгляд был совершенно осмысленным, неожиданно жестким и насмешливым, словно она слышала наш разговор с самого начала и теперь, глядя на моего оппонента, перебирала в уме способы умерщвления издателей. Я, откровенно говоря, несколько опешил, но Шай как ни в чем не бывало продолжал:

— В первые же дни ей с легкостью удалось соблазнить своего работодателя, и теперь она медленно — по капле — выпивает его жизнь. В течение года этот человек состарится так, что друзья перестанут его узнавать на улице, а еще через год он умрет от какой-нибудь распространенной болезни — от рака, например. Что вы об этом думаете?

Я не нашел что ответить. Шай осторожно, почти нежно взял меня за плечо и повернул вместе со стулом в строну окна:

— А теперь давайте отвлечемся от этого пошлого сюжета, как две капли воды похожего на все подобные истории. Взгляните — ничего ли не изменилось в природе за время нашего разговора? Не кажется ли вам, что солнышко светит ярче? Деревья зеленее, чем прежде? А прохожие? Посмотрите, неужели — те самые люди, которых вы видели полчаса назад?

Я рассмеялся, нисколько не убежденный его доводами. В этот момент, неожиданно для нас обоих, девушка (которая, к счастью, понятия не имела о том, что за время обеда успела побывать в чужой шкуре) поднялась с места и направилась к нашему столику.

— Вы Шай Бен-Порат, — сказала она, обращаясь к моему приятелю. — Я была на вашем выступлении в галерее "Гордон".

Шай смутился и, польщенный, кивнул.

— Я хотела сказать, — довольно холодно продолжила она, — что была поражена, насколько ваше истинное лицо не соответствует вашей репутации. Все, что вы делаете в поэзии, — почти дословное копирование Йоны Волох.

Тут поднялся с места наш «адвокат» (девушка говорила довольно громко, привлекая внимание публики и официантов):

— Ивонн, перестань, ради бога!

— Извини, я закончу! — ответила Ивонн и снова повернулась к жертве. Лицо издателя на глазах покрывалось мелкими багровыми пятнами. — Дело не в том, что вы — скверный поэт. В конце концов плохих поэтов больше, чем хороших, так и должно быть… наверное… Дело в том… что, будучи плохим поэтом, вы заступаете дорогу поэтам достойным. Почему вы отсоветовали Кравицу печатать Дани Мизрахи?

— Черт знает что… — только и сумел выдавить мой приятель. — Кто такой Дани Мизрахи, хотел бы я знать?

— Я Дани Мизрахи, — сказал «адвокат». — Извините за беспокойство. Ивонн, прошу тебя…

Девушка развернулась на каблуках и выскочила за дверь. Некоторое время Шай сидел не произнося ни звука, механически пережевывая пищу, затем взглянул на меня и сказал:

— Не нужно далеко ходить… Вот вам пример саспенса… классического саспенса… да уж… эхххх…

Остаток времени мы просидели молча, уткнувшись каждый в свою тарелку. Прощаясь с ним, я огляделся по сторонам и — тихонько, про себя — согласился с его тезисом: солнышко и в самом деле припекало не на шутку, а прохожие выглядели так, будто каждого из них сперва выпотрошили, а после подвесили на пару часов тушиться на медленном огне. Впрочем, вполне вероятно, у меня просто разыгралось воображение.