Виктор Некрасов - Три встречи

• Название: Три встречи
• Автор: Виктор Некрасов
• Издательство: Издательство «Правда»
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: ISSN 0132-2095

---

Вика.

19.1.44.

Дорогие Мама и Соня!

Я уже на третьей квартире — перевели нас в другой край села. Хата тёплая и относительно чистая. Живём вдвоём — я и мл. л-т (другой уже) из-под Москвы. Совсем простой, но очень милый и услужливый паренёк. Кроме нас, в хате ещё шестеро — хозяйка и пятеро ребятишек. Но живём в общем дружно. Когда лень ходить в столовую, хозяйка нас борщом кормит, а когда получаем сало — жарит нам картошку. А вообще жизнь без изменений. Третьего дня сходил наконец в баню — вернее, помылся горячей водой, а вчера ещё добавочно помыл голову. Всё свободное время (а его достаточно) с упоением начитываюсь «Войной и миром» или же занимаюсь собственным литературным творчеством. Хорошо, что захватил тетради из дому, т. что в общем не скучаю и отсутствие интересного общества меня не тревожит. Несколько дней тому назад выслал вам 900 рублей. Следующая получка будет не раньше февраля. С января начну получать полную ставку 1450 р., т. что смогу кроме вас понемножку расплачиваться и с Лёнькой, и с Баку. — Получил сегодня письмо из полка от некоего Иванова, подчинённого Ваньки Фищенко, с которым мы лежали в госпитале. Кое-кто ещё остался жив. Сижу вот и пишу всем письма. Ну, всего хорошего. Крепко целую.

Вика.

5.2.44

Вот уже полтора месяца как я от вас уехал и до сих пор ничего не знаю об вас. Когда же наконец я начну получать. В резерве последние дни я со дня на день ждал и ежедневно бегал в штаб узнавать. Но так и не дождался. Обещали пересылать, но всё горе в том, что мы теперь не стоим на месте (война идёт успешно!), а всё время движемся вперёд, а это всегда расстраивает регулярность почты. Дороги ужасные, машины грузнут, и мы даже газет сейчас не получаем. Отсюда послал вам уже одну открытку дня 2 тому назад. Работаю я сейчас в большом Чуйковском хозяйстве (Лёнька объяснит вам, что это такое — я думаю, он уже в Киеве). Превратился в заправскую штабную крысу. Сижу за столом, передо мной различные карты, схемы, папки с делами, одним словом, всё то, от чего я уже давно отвык. Опять появились в моей жизни карандаши, угольники, резинки и прочие канцелярско-чертёжные принадлежности. Работать приходится много — часов с 10 утра до 1 часу — двух ночи. Приходится иногда ходить и по различным заданиям, что особого удовольствия сейчас не доставляет — т. к. грязь невылазная. Вообще не зима, а какое-то недоразумение. Снега давно уже нет — только грязь, противная, вязкая. Сапоги и портянки хронически не высыхают.

Живём мы вместе со Страмцовым, вернее ночуем, т. к. только спать приходится у себя дома. Кормят не плохо. Дополнительно получаем сливочное масло, консервы, печенье. Табак и спички не переводятся. Одним словом, жаловаться пока не на что. С непривычки только после своего 6-тимесячного ничегонеделанья немного устаю целый день работать. Но ничего — привыкну.

Народ, окружающий меня (всего 7 человек, считая чертёжниц и машинисток), — симпатичный.

Со Страмцовым я знаком ещё со Сталинграда. Он был тогда ком-ром сапёрной роты, которая всегда вела работы в моём полку. Часто бывал у меня и я у него. Симпатичный, культурный инженер-горняк, днепропетровец. Это он, собственно говоря, и сосватал меня, увидев в списках «безработных» мою фамилию. Майор Климович — до какой-то степени моё начальство — тоже очень культурный, остроумный и весёлый москвич, инженер-архитектор.

Начальник мой тоже неглупый, серьёзный, спокойный и выдержанный человек.

Как видите — первое впечатление у меня не плохое. Какое я на них впечатление произвёл, не знаю, но думаю, что тоже не очень плохое.

Роман мой, по совершенно понятным причинам, остановился и, боюсь, нескоро возобновится. Четвёртый том «Войны и мира» тоже не окончен. Вожу с собой в мешке. На чтение времени не хватает.

Ну вот и всё пока. На письма от меня особенно не рассчитывайте, придётся ограничиваться открытками. Мой адрес п.п. 07226.

Ну, всего хорошего.

Крепко вас целую и всё-таки жду писем. Что слышно о Сергее Доманском и о других, возможно, обнаружившихся друзьях? Привет Жене и Лидии Васильевне.

Ещё раз целую.

Вика.

15.2.44

Пишу Вам сейчас из своего бывшего полка. Попал сюда совершенно случайно. Поехал в командировку на несколько дней и попал как раз в то село, где стоит сейчас мой бывший полк. Представляете, как я обрадовался! Встретил сначала старшину разведки, единственного оставшегося в живых со всей разведки. Он повёл меня к сапёрам. Из моих бывших осталось только двое — мой бывший связной (нечто вроде денщика) — Титков и ещё один боец — Кузьмин. Других всех или ранило или убило. В живых остался и комсомольский наш вождь — Вася Черников, с которым мы дружили ещё в Сталинграде. Весь вечер вчера с ним провели. Титков где-то достал немного водки, нажарил уйму картошки, и мы не очень пышно, но всё-таки отпраздновали нашу встречу — я, Титков Вася и новый ком-р взвода. Почти все мои вещи, оставшиеся в полку <…>, пропали, литературу трофейную сожгли, остались только часы, которые уже покоятся в моём боковом карманчике.

Мой адрес п.п. 07226.

А всё-таки приятно встречать старых друзей. Да и не только друзей. Я обрадовался даже лошадям, которые до сих пор ещё живы, даже старым поржавевшим немецким минам, сохранившимся до сих пор как наглядные пособия. Из друзей своих не видал ещё только начфина, жившего раньше всегда у меня. Уехал куда-то на пару дней. Думаю сегодня ещё пробыть здесь, а завтра уже двину назад, если к тому времени моё начальство не переедет снова. — Опять выпал снег, и подсохшая было немного грязь опять вся размазалась. Ох, как она надоела! Скорей бы настоящая весна! Ну, крепко целую. Когда же наконец начну получать письма.

Вика.

1 марта 1944 г.

Урра! Сегодня вернулся после 5-тидневной командировки и нашёл на окне сразу 6 писем — из них 3 от тебя, дорогая мамочка. Ты не можешь себе представить, как я им обрадовался! Измятые, старинные конверты «от присяжного поверенного Н. М. Александрова» и на них мой адрес, написанный твоим почерком, почерком, который я уже 2 года не видал и к которому так привык до войны. И вот он опять появился в моей жизни — размашистый, неразборчивый, но такой близкий и дорогой. Но почему их так мало — этих писем. Неужели отправили из резерва обратно. Пришли письма № 1, № 5 и одно (по-видимому, второе) от Жени Парсадановой с твоей маленькой приписочкой. Последнее от 29.1. Из Баку, оказывается, письма скорей приходят, чем из Киева. Последнее письмо от Жени датировано 4.2.44.

И нужно же, в довершение ко всем вашим мытарствам тебе ещё руку сломать. По себе знаю, как это противно чувствовать себя одноруким. Какая-то идиотская беспомощность. И всё время цепляешься ей за всё, и спать мешает, и вообще раздражает. Я, правда, под конец привык к своему гипсу и даже перестал замечать его, но сейчас, когда он уже давно снят, я всё-таки чувствую большую разницу между правой и левой рукой. Мышцы атрофировались, и рука стала значительно слабей. Удивляюсь, как у тебя так быстро всё-таки срослась кость. Я снял гипс через 50 дней после наложения и через 65 дней после ранения. А ты меньше чем через полтора месяца после перелома уже воду таскаешь и дрова рубишь. Твои кости оказались моложе моих. Замечательно! Только ради Бога, больше не падай…

Чортова война, как она всем надоела! Не может быть, конечно, никакого сомнения, что раньше или позже я к вам приеду (я почему-то глубоко уверен, что все мы доживём до конца войны и даже дальше), но как бы хотелось, чтоб это поскорей произошло и чтоб я приехал к вам не на 6 дней, а навсегда, чтоб мы могли по-человечески устроиться и жить все вместе, без долгов, рубки дров и хождений за водой и на базары. Это будет, я знаю, но, боюсь, не 1 мая, а немного позже. Черчилль сукин сын, даже на этот год не обнадёживает.

И всё-таки я счастливый человек! Всё-таки мне удалось побывать дома и повидать вас. А не рань меня — этого б никогда не случилось. И всё-таки я верю в свою счастливую звезду (как пишет мне Женька) — всё-таки два с половиной года я провоевал и в самых адских котлах перебывал (позапрошлогоднее Харьковское наступление, затем отступление, Сталинград, Донец в этом году) — и всё-таки жив остался и вас повидал. Ну разве это не везение? Вот грустно только, что бабушку в живых не застал. Для неё, может быть, это даже и лучше, чем мучиться в её возрасте так, как вы мучаетесь, но всё-таки такая чудная бабушка у меня была, как ни у кого другого. Я вспоминаю наши уютные вечерние прогулки в Буге, на опушку, в сопровождении коров и собак, красивые закаты, чаепитие на веранде, хождения навстречу к поезду к овсам. Как это было всё-таки хорошо и уютно, несмотря на целый ряд жизненных, бытовых трудностей, которые кажутся теперь такими незначительными, ничтожными. — Теперь вообще живёшь только мечтами о будущем или воспоминаниями о прошлом. О настоящем думаешь только в одном плане — скорей бы оно прошло. Какое будет будущее, трудно сказать, но прошлое всё-таки было хорошее. Во всяком случае, теперь таким оно кажется. Были друзья, был свой дом, интересная учёба (о работе я, правда, этого сказать не могу) — а эти три элемента, пожалуй, самые важные в жизни. Я часто, засыпая, вспоминаю и представляю нашу киевскую квартиру. Какой чудный вид, сколько воздуху, света, какие милые и привычные все предметы — шкафы, книги, ободранные кресла, полочка с бирюльками, большое кресло, в котором бабушка любила сидеть (потом она, правда, полюбила небольшие ампирные кресла)… Даже потолок с привычными трещинами, даже люстру с разбитым одним абажуром и закопчённой куколкой, даже оборванные выцветшие обои и те вспоминаю с любовью…