Виктор Тюрин - Человек человеку волк или Покорение Америки

• Название: Человек человеку волк или Покорение Америки
• Автор: Виктор Тюрин
• Жанр: Вестерн

Человек современного мира, бывший боец специальной разведки, волею судьбы попадает в Америку второй половины 19 века, но как оказывается, прошлое даже для человека подобной профессии оказывается намного беспощаднее и жестче, чем он мог себе представить. Здесь люди проще, наивнее и более набожны, но это не делает из них ангелов. Наоборот. Они видят мир в черно-белом свете, разделяя поступки и людей по принципу "плохой — хороший", а общественное мнение осуждает лишь трусость и предательство. Жизнь и смерть человека часто зависит лишь от обвинения другого человека, часто ничем не подкрепленного. А убил или повесил не того — для этого есть церковь. Замолим грех. А если не повезло тебе…. Опять же церковь пригодиться. Один из современников того времени писал: "условия жизни и нравы людей таковы, что убийство человека на Диком Западе, является неотъемлемой его частью". Если Запад с его шерифами, бандитами и стрелками был одной стороной монеты, то города Востока с продажной полицией, уличными бандами, коррупцией властей были другой ее стороной. В 1868 году преподобный Тэлмедж, известный проповедник, так сказал о Нью-Йорке в своем выступлении в Бруклинской церкви: "Город, став прибежищем для убийц, проституток и аферистов, умирает на наших глазах, корчась в развалинах и вывалявшись в мусорных свалках, помоях и конском навозе". Герою сначала придется испытать на себе все «прелести» жизни Дикого Запада, на" сквозь пропахшего порохом и кровью, затем выживать в трущобах Нью-Йорка, где человеческая жизнь стоила ровно столько, сколько находили у трупа в карманах. Городские улицы цивилизованного Востока на поверку оказываются такими же дикими территориями, как и прерии Запада, а сами города являют собой мир денег, власти и насилия, где идет "война всех против всех". Здесь чтобы выжить, нужно иметь внутреннюю жесткость, хладнокровие и полное безразличие к своей и чужой жизням, здесь — каждый сам за себя. Бывшему бойцу придется приложить немало сил и воли, чтобы выжить на пути, ведущим от бандита — беглеца, за чью голову обещана награда, до человека, ставшего у истоков создания своей торгово-промышленной империи.

---

На второй день, после того как я начал вставать на ноги без посторонней помощи, мне принесли одежду. Обноски с чужого плеча. Стоптанные ботинки, брюки с подтяжками, рубаху. Не раз стиранная, мятая, к тому же шитая на чье-то весьма объемистое брюхо. Развернув ее, скривился, а помощник шерифа, стоявший рядом, тут же выдал шедевр местного юмора: — Чего кривишься? В ней и в "пеньковом галстуке" ты будешь очень даже хорошо смотреться!

Его поддержал смехом, стоявший рядом охранник с дробовиком в руках. Кривясь от боли, я медленно, с трудом оделся и как только вбил ноги в грубые ботинки, охранник в ту же секунду откинул занавеску, разрешая мне, первый раз за все время, покинуть мою «камеру». При первом же шаге боль сдавила грудь, но я даже не обратил на нее внимания, все мои мысли и чувства были устремлены к тому, что находилось за дверным проемом. Какая-то часть меня вопреки всему, все же надеялась, что все происходящее окажется гигантским розыгрышем. Все эти поднятые из глубин сознания сомнения и колебания породили в душе нерешительность, обычно мне не свойственную, поэтому я остановился в шаге от порога, в луче солнечного света, падающего из полуоткрытой двери. Волнение, любопытство, страх — смесь подобных чувств, наверно, испытывает любой первооткрыватель при открытии чего-то нового, вот и я, с клубком нечто подобного в груди, толкнул дверь и переступил порог больницы. Какую то секунду впитывал в себя картину, открывшуюся моим глазам, затем коленки дрогнули, по телу пробежала дрожь, в глазах потемнело. Если бы не доктор Митчелл, шедший сзади, и сумевший в последнюю секунду поддержать меня, я бы просто рухнул на землю. Подхватив меня под мышки, он помог мне прислониться к стене больницы. Не знаю, что вызвало подобную физическую реакцию организма, но уже несколько минут спустя я почувствовал себя намного лучше и осторожно, боясь повторения слабости, открыл глаза. Яркие и жгучие лучи августовского солнца с непривычки вызвали резь в глазах. Смахнув набежавшую слезу, я вдруг почувствовал кожей тепло солнца, ощутил спиной неровность и шероховатость бревен, услышал пение какой-то птицы, кружащей высоко в небе. Медленно обвел взглядом двойной ряд обветренных, украшенных декоративными фасадами каменных и бревенчатых домов, большая часть которых никогда не знала краски, коновязи с верховыми лошадьми, пыльную утоптанную дорогу между ними, уходящую в даль по обе стороны городка и только потом перевел взгляд на толпу людей, собравшихся на противоположной стороне улицы.

"Это не только другое время… это другой мир. Чужой мир".

Неожиданно в мозг острой иглой вошло осознание полного одиночества. Чужак! Только теперь до меня дошло горькое и острое чувство, заложенное в этом слове, а чувство беспомощности, неспособность повлиять на ситуацию, еще более усугубило это ощущение.

Не сразу, но я сумел взять себя в руки. И чтобы отвлечься, стал рассматривать толпу, правда с меньшим энтузиазмом и любопытством, чем они меня.

Отдельной группкой стояли четверо мужчин и три женщины. Мужчины, в числе которых были мэр с банкиром, несмотря на жару, были одеты в костюмы — тройки, белые сорочки и шляпы. Женщины были одеты в длинные приталенные платья, на головах у них были надеты смешные шляпки, а в руках они держали зонтики. Их яркие наряды, все в ленточках и бантиках, смотрелись необычно, но все равно привлекательно. В двух шагах от местной элиты стояли два человека в серых фартуках и с засученными рукавами рубашек у входа в местный магазин. Над головами тружеников прилавка золотом горела вывеска "Универсальный магазин Браннера". Рядом с магазином возвышалось двухэтажное здание с вывеской попроще, черные буквы на белом фоне, «Отель». На его веранде, а также на широкой лестнице собралась основная часть любопытствующих. Ковбои, фермеры, лавочники, мелкие служащие. Часть из них стояли, облокотившись на перила, другие сидели на ступенях или просто стояли, в одиночку и группками. В основном все они были одеты в сапоги, жилеты и шляпы различных фасонов. Среди мужчин затесалось несколько женщин, одетых просто и скромно. Две из них держали в руках, накрытые кусками материи, корзинки. А в десятке метров, на самом солнцепеке, держась особняком, стояла группка из трех негров, в одежде сродни моей. Впрочем, мой наряд был круче. У меня были на ногах ботинки, а у них — нет. Но чего-то во всей этой картине не хватало. И только уловив краем глаза, блик на стволе винтовки охранника, понял, что почти ни у кого из них не было оружия, разве что у парочки ковбоев. Удовлетворив свое любопытство, я прислушался к гомону толпы, которая, ничуть не смущаясь моим присутствием, с большим оживлением, неумеренно жестикулируя, обсуждала меня во весь голос, при этом сыпля во все стороны незамысловатыми шутками и громким смехом. Но не прошло и пары минут, как вдруг головы зрителей, присутствующих на шоу "Известный бандит Запада Джек Льюис" одновременно повернулись влево. Я тут же оторвался от стены больницы и последовал их примеру. И увидел, как на улицу из-за угла выехал экипаж в сопровождении двух всадников, вооруженных винтовками. При их виде сердце заколотилось само собой, а на лбу и над верхней губой выступил пот. Экипаж с конвоем мне живо напомнил, разомлевшему на солнышке, что приговора никто не отменял, а удастся ли ловушка мэра — это вилами по воде писано.

Клубы пыли, поднятые колесами, еще не начали оседать, как на мое плечо опустилась рука. Повернул голову. Охранник, кивнув головой, дал понять, чтобы я шел к экипажу. Усевшись на обитое кожей сиденье, я разрешил себе немного порезвиться. Чуть привстав, я приветственно помахал рукой подступившей к коляске толпе, чем вызвал взрыв криков и свиста в народе. На месте кучера сидел другой помощник шерифа, с ярко начищенной звездой на рубахе. По обеим сторонам открытой коляски сидели на конях добровольцы из ковбоев в лихо сбитых на затылок шляпах, картинно уперев приклады винтовок в бедра. Сопровождавший меня охранник, сел рядом со мной. Помощник дернул поводьями, и мы отправились в путь. Пару раз мимо нас проносились всадники, оставляя за собой шлейфы пыли, медленно протащился фургон, но все, будь на коне или, идя пешком, останавливались, чтобы проводить взглядом мою бледную физиономию. Если первые минуты мне были интересны проявления чувств местных жителей, то уже сейчас их надоедливое любопытство стало надоедать, что нельзя было сказать о моем сопровождении, помощнике шерифа и охранниках. Они просто млели от всеобщего внимания, при этом пыжась и принимая героические позы, чем походили на детей, пытающихся подражать взрослым людям. Путь к офису оказался намного короче, чем я ожидал. Пять минут езды — и мы остановились перед очередным зданием барачного типа, правда, на этот раз каменным, с решетками на окнах.

— Теперь Джек, ты здесь будешь болеть, пока петля тебя окончательно не вылечит!

Дружный смех охранников подтвердил, что шутка удалась. Стараясь не растревожить раны, я осторожно сошел на землю. Оглянулся по сторонам и замер. В ста метрах, где заканчивались последние дома, начинался простор. Ничем не ограниченное пространство до самого горизонта, где небо сливается с землей, полное свежего ветра и нежных ароматов луговых трав, я воспринял как зверь, заключенный в клетку. Даль завораживала, манила к себе, обещая свободу. Мое состояние тут же оказалось поводом для шутки одного из охранников: — Смотрите, Джек Льюис уже себе путь для бегства намечает!

Новый взрыв хохота, после которого охранник — шутник, грубо развернул меня к двери. Меня уже ждали. На пороге стоял шериф, а из-за его спины выглядывал его очередной помощник.

Переступив порог офиса, я сразу попал в царство полумрака. Солнечный свет с трудом проникал сквозь грязные стекла обоих окон, явно не мытых со дня постройки этого заведения. Меня подвели к письменному столу, рабочему месту шерифа. Охранник с винтовкой, стал за спиной. Сам шериф сел в кресло и стал медленно и осторожно заполнять графы в пухлой, большой тетради, смахивающей на конторскую книгу. Было видно, что эта работа была для него менее привычна, чем скакать на лошади или стрелять из револьвера. Один из помощников шерифа сел на стул, стоящий рядом со столом и тут же принялся раскуривать сигару, второй законник уселся боком на край стола, поставив карабин у ноги, после чего уставился на меня немигающим взглядом. Я не стал меряться с ним взглядом, а вместо этого принялся неторопливо осматриваться. Прямо за спиной шерифа я увидел деревянный топчан — кровать с матрацем и наброшенным на него тонким одеялом. Ближе к двери ряд деревянных колышков, вбитых в стену, изображал вешалку, хотя использовалась она явно не по назначению. На двух из них висела конская сбруя. В углу стоял металлический ящик, типа сейфа, с нелепыми украшениями по углам, а также стеллаж для хранения винтовок, куда двое добровольцев, сопровождавших меня, только что поставили свои карабины. Примерно треть просторного помещения была отделена от общего пространства частыми толстыми прутьями. За ними я увидел двух людей, подошедших к решетке, при моем появлении. Как только новизна ощущений пошла на спад, я ощутил и увидел все то, что ускользнуло от меня в первый раз. Потолок в серо-желтых разводах, грязный, заплеванный пол, вонь немытых тел, грязных лохмотьев и блевотины, очевидно, въевшаяся намертво в пол и стены этого "дворца правосудия". Больше смотреть здесь было нечего. Взгляд вернулся к шерифу. Массивный стол, за которым тот сидел, с резными ножками и некогда полированной поверхностью, был завален различным барахлом. Вместе с пачкой бумаги различного формата и чернильницей лежал массивный ключ, затем еще связка из трех ключей меньшего размера, две коробки с патронами, винчестер. Завершали этот натюрморт несколько тоненьких стопок плакатов с физиономиями разыскиваемых преступников, поверх которых лежал хлыст. С видимым облегчением на лице шериф захлопнул книгу записей, затем поднялся, взял со стола большой ключ, обойдя стол, подошел к металлической двери. Щелкнул замок, дверь, проскрежетав, распахнулась. Охранник, тем временем, подвел меня к ней, после чего легким толчком в спину отправил меня в камеру. Сделав по инерции два шага, я остановился, скривился от боли.